Читать интересную книгу Бойцовые псы - Сергей Волошин

— Не хочу ни о чем больше говорить! — замахал руками Чурилин. — А то опять скажешь, что подгоняю… Я и в школе-то никогда этим не грешил, а тут на старости лет обвинили.

Снова зазвонил телефон. Они смолкли и переглянулись, прежде чем Виктор Петрович снял трубку. Судя по выражению лица, разговаривал он с начальством.

— Вам звонил Черемисов? — строго спросил его непосредственный начальник.

— Да, если вы имеете в виду дело об убийстве Пирожникова и Городинского. — Лицо Андрея Васильевича окончательно поскучнело.

— Так что вам показалось непонятным, Виктор Петрович?

— А что, моего согласия уже можно не спрашивать? — поинтересовался Чурилин. — Или что — я уже получаю указания напрямую от генпрокурора?

— Считайте, что да.

— Наверно, мне для этого следует сначала перевестись в Генпрокуратуру, — сказал Чурилин. — Там и зарплата побольше, и указания прямые… Скажите, Леонид Владимирович, разве, отказавшись, я не поддержал существующую субординацию?

— У вас, я вижу, накопилось много посторонних вопросов, — сухо сказал Леонид Владимирович. — А есть ли у вас ответы на вопросы вашего следствия?

— Вы правы, с этим куда хуже, — виновато вздохнул Виктор Петрович. — Так что, можно принимать к исполнению?

— Именно так, — раздраженно сказал невидимый начальник. И положил трубку, сделав минимальную паузу, благодаря которой не создается впечатление, будто её бросили.

— Беда, когда пришлый начальник намного тебя моложе и, чувствуя свою перед тобой вину, пытается компенсировать её хамством, — нравоучительно заметил Чурилин в ответ на вопросительный взгляд Скворцова. — И надо это терпеть, чтобы не было хуже… Ты зря злорадствуешь, Женя, нас всех запрягают в это дело… Тебя это тоже касается.

— Теперь самое время позвонить Каморину, — сказал Скворцов.

— Ты так полагаешь? — напрягся Чурилин. — Сколько, кстати, у них сейчас времени?

— Два часа разница, — сказал Скворцов. — Звоните. Наш герой, возможно, уже отошёл от банкета по случаю своей победы на выборах.

Каморин поднял трубку сразу же, едва Чурилин набрал номер.

— Павел Романович, во-первых, пользуясь нашим заочным знакомством, хотелось бы вас поздравить… — начал Виктор Петрович, но Каморин тут же его перебил:

— Извините, Виктор Петрович, что не дал вам факс по поводу Мишакова… — Голос Каморина звучал озабоченно. — Дело в том, что сначала мои данные ни в чём не расходились с данными нашей прокуратуры, с которыми вас ознакомили. Но то, что я узнал буквально сегодня, — совсем другое дело. Не хочу сейчас вдаваться в подробности, но по моим агентурным данным Мишаков вчера вечером вылетел в Москву, чтобы осуществить очередной террористический акт. Вы слышите меня? Возможно, он его уже совершил. Вы были абсолютно правы в ваших предположениях, а я, каюсь, за всей этой суетой все пропустил… Как только я об этом узнал, сами понимаете, мне стало не до поздравлений.

— Вы можете сказать, где и когда именно это произойдёт? — спросил ошеломленный Чурилин.

— Если уже не произошло… — сказал Каморин. — Москва — город большой, это может случиться где угодно, но одно я узнал совершенно точно — адрес, по которому он может там у вас остановиться. Только с ним следует быть осторожным. Он хорошо вооружён. Значит, записывайте. Это в районе Выхино…

Кивая, Чурилин быстро записывал. Потом оторопело взглянул на Скворцова:

— Ничего не понимаю… Как я мог такое помыслить об этом человеке!

Глава 11

Положив трубку, Каморин прошелся по кабинету из угла в угол. За окнами гудел очередной митинг по случаю его избрания. Сам он уже охрип, руки его болят от рукопожатий… А тут, не дай Бог, того и гляди опять потребуют, чтобы он вышел к народу.

Ещё хорошо, что этот чудаковатый Чурилин все принял за чистую монету. Теперь доиграть бы эту партию так, как задумано. Так сказать, разыграть эффектный эндшпиль. И тут, похоже, главная роль у Балабо-на. Если судить по тому, что говорил о нем Канищев, Балабон близнецов просто возненавидел… Вот и ладно, вот и то, что надо. Такая ненависть — вещь естественная. Это все в порядке вещей, как раз то, чего он исподволь добивался: в меру зависть, в меру ревность, в меру науськивание друг на друга — да тут любой коллектив, хоть трудовой, хоть бандитский, окажется неспособным к бунту.

Канищева, кстати, к этому заданию допускать не надо: что-то, похоже, изменилось в его настроении в последнее время… Хотя с заданиями, надо отдать ему справедливость, справляется лучше других — взять хотя бы ликвидацию этих двух последних из сорок четвертого отделения. Чистая работа, ничего не скажешь.

Значит, все заканчивает Балабон. Павел Романович набрал на спутниковом телефоне код Канищева.

— Привет народному избраннику, — не удержался от подначки Канищев. — Вместе со всей страной с неподдельным волнением и закономерным интересом следим за вашим триумфальным избранием.

— Ладно, ладно, разговорился, — оборвал его, кисло улыбнувшись, Каморин. — Ты лучше скажи, почему мне до сих пор не удается с неподдельным волнением и вполне закономерным интересом увидеть и услышать про вашу последнюю акцию?

— Видно, хреново здешние менты работают. Или телевидение не чешется, — сказал Канищев. — А может, этот гнус, Хлестов, вообще никому не нужен. И все только рады, узнав о его безвременной кончине… С другой стороны, поприпрятали мы шоумена довольно надежно — пришлось, поскольку у Мити, по его неопытности и моему недогляду, обратный билет только на другой день был. Ну и, спрашивается, куда ему деваться целые сутки, тем более что жильцы видели, как он входил в подъезд? Я сказал, что ему лучше не мелькать… И, как вы правильно изволили приказать, не рекомендовал встречаться с братом. Не дай Бог, менты за ним следят, увидят их вместе — сразу поймут, что к чему… Или я не прав?

Хуже нет иметь дело с киллером, у которого, как у тебя, высшее образование, думал Каморин, рассеянно слушая. И который не упускает случая об этом напомнить…

Как бы то ни было, пока все идет, как задумывалось. Раньше Митя обеспечивал своему брату алиби. Теперь, наоборот, акцию осуществил сам Митя, будучи уверен, что они с братом поменялись ролями, что теперь алиби обеспечивает ему Костя. Оказалось на удивление легко убедить его, чтобы заменил на время Костю, наверно, сказалась психологическая особенность, присущая близнецам… Если брат занимается чисткой столицы, если речь идёт о жизни очередного негодяя, одного из тех, безнаказанных, коими нынешняя Москва просто кишит, то почему бы самому не включиться в это благое дело? После этого, мол, и он, Митя, был бы с братом на равных, а Костя перестал бы комплексовать по поводу своего нового рода занятий… А вот теперь важнее всего проследить, чтобы братья не встретились… И тогда Митя вовсе не узнает, что невольно подставил брата…

Тьфу-тьфу, пока всё идёт успешно. Одно нехорошо — эти многоходовые комбинации становятся всё сложнее… А значит, больше вероятность, что он что-то не предусмотрит, что-то упустит. А ведь малейшая неточность — и… Но лучше об этом не думать. Главное на сегодняшний момент то, что Костя Мишаков о происходящем даже не догадывается. А Мите, его брату, вовремя объяснили: теперь, когда все насильники получили по заслугам, Косте велено лечь на дно, поскольку его уже ищут. Ему сейчас лучше отдохнуть, ни с кем не общаясь — даже по телефону… И Митя понял это правильно.

К тому же нельзя не признать, что очень удачно, очень правильно была выбрана цель для Мити. Поскольку тело видного представителя шоу-бизнеса Хлестова Игоря Андреевича, у которого не осталось средств содержать телохранителей, кажется, и впрямь искать никто не собирается. А что касается мотива расправы — так он на поверхности: большие долги сомнительным коммерческим структурам, в которые Игорь Андреевич влез… И потому он стал никому не нужен. И потому о его преждевременной и трагической кончине до сих пор никто не сообщает.

Пока все идет, как надо, думал Павел Романович, но это не повод для самодовольства. Пора переходить к финалу этой разветвленной комбинации. Теперь — избавление от братьев.

— Дай сюда Балабона, — сказал Павел Романович.

Канищев ответил не сразу. Удивился, наверно: обычно Павел Романович напрямую общался только с ним, через него передавал Балабону приветы и ценные указания.

— Привет, — сказал Каморин, услышав робкое и несколько удивленное «але» Балабона.

— Витя, дорогой, — с воодушевлением начал Каморин (не подводит память, вовремя вспомнил имя. А то все Балабон да Балабон…). — Выслушай меня не перебивая. Теперь пришло твое время. Покажи всем свой класс… Признаюсь, в последнее время я недооценивал вас, моих пацанов. Отсюда и отступление от конкурсного принципа отбора лучших из лучших и мое неоправданное пристрастие к этим братьям Мишаковым…