Капитан Небо смотрел, как Ика вместе с детьми царя Сицилии играет с котятами. С тех пор как они приплыли с Наксоса, одна полная луна сменила предыдущую. Ика привыкла к жизни во дворце, но еще ни разу не рассмеялась. Ну что ж, по крайней мере она здесь в безопасности.
Небо обернулся к царю Кокалосу.
— Спасибо за то, что приютил нас в своих владениях. Надеюсь когда-нибудь отплатить тебе тем же.
Кокалос махнул рукой.
— Детям весело с ней, девушка отличная подруга для моей жены и старших дочерей. Если бы еще удалось развеселить ее. Почему Ика такая задумчивая и даже сквозь ее улыбку видна печаль? Она иногда так вздыхает, что сжимается сердце, глядя на нее.
Небо кивнул.
— Я думаю, что виной всему Минос, хотя она и не говорит об этом.
— Животное. Хорошо, что мое царство далеко от этого проклятого Крита. — Кокалос стушевался. — Прости, я забыл, что и ты оттуда.
— Ты же знаешь, что я тоже ненавижу Миноса. Человек получил власть, но ему этого мало. Жадность нашего царя толкает его на преступления. Боюсь, что только смерть остановит его.
— Готов на все, лишь бы она наступила поскорее.
— Не ты один. — Небо посмотрел на Ику. Он был привязан к ней, ведь она — дочь Лары. — На ней — благословение богини. Мать Земля выбрала тебя и меня для почетной роли ее охранников.
Кокалос приложил руки к груди.
— Даю тебе слово, что буду заботиться о ней, как о своем собственном ребенке. Но почему ты так скоро собрался в путь, дружище?
— Увы, я теперь торговец и от меня зависят дела других людей. Пожалуйста, объясни это Ике и скажи, что я вернусь сразу же, как только смогу.
— Почему ты сам не скажешь ей?
— Я трус, мой друг, боюсь женских слез. — Небо решительно повернулся к выходу. Возможно, он боялся не столько слез Ики, сколько своих.
— Постой!
Он обернулся: к нему бежала Ика.
— Капитан Небо, ты не должен выходить в открытое море.
Девушка остановилась перед ним; ее взгляд был устремлен как бы внутрь себя.
— Я вижу огромную волну, — сказала она с тревогой в голосе. — Она сметает все на своем пути — корабли, дворцы, целые острова.
Небо знал, что Ику иногда посещают видения. И сейчас дочь Лары, казалось, находилась в подобном состоянии.
— Бедный Крит, — продолжала она все тем же странным голосом. — Черный дождь падает на поля, побивает урожай. На всем острове бушует огонь, и даже море, устремившееся к утесам, не может остановить его. Смерть, разрушения. Ничто его не остановит.
— Посмотри на меня, — сказал Небо, напуганный ее видом. — Приди в себя, пожалуйста.
Слова его достигли слуха девушки, взгляд ее прояснился.
— Мы должны предупредить острова.
И только она произнесла эти слова, как послышался глухой взрыв, и земля слегка закачалась под их ногами.
— Каллисто, — сказала она тихо. — Вулкан его разбушевался.
Хотя Каллисто находился очень далеко, земля закачалась снова, на этот раз не на шутку. Они прижались друг к другу, чтобы не упасть. «Если здесь так страшно, — подумал Небо, — то что говорить о других островах». Он представил разрушения, происходящие сейчас по всему Эгейскому морю. Смерть носилась в воздухе.
Когда земля наконец успокоилась, Ика повернулась к нему.
— Слишком поздно предупреждать. Ваша богиня сказала свое слово.
Язон бродил среди остатков дворца Геркона, но жалости не испытывал. То там, то здесь встречались уцелевшая стена, дверь или косяк, но никто никогда не будет жить в этом памятнике убийце его отца.
Боги сжалились над теми, за которых он волновался больше всего. Дамос, Танос и Дафна пережили катастрофу и теперь бродили по развалинам вместе с ним. Провидец предупредил его людей о предстоящих разрушениях, и они вовремя ушли на холмы от огромной волны.
Спиросу и его армии повезло меньше. По случайности их тела отнесло на тот же берег, где когда-то Спирос отдал Миносу пленного Язона.
Держа в руках меч героя, выхваченный из рук Спироса, Язон вошел в зал, который некогда был приемной Геркона.
— Трон папы! — Дафна побежала вперед и обхватила его руками, словно труп горячо любимого человека. — Ужасно! Ничего не уцелело.
— Мы уцелели. Мы и наши люди.
Поднимаясь с колен, она фыркнула.
— Все это хорошо, Язон, но ведь дворец разрушен… Ты не можешь допустить, чтобы я жила в таком запустении.
Язон крепился. Он уже с трудом выслушивал бесконечные сетования этой женщины.
— Я не могу оставаться здесь, — продолжала Дафна, не замечая его раздражения. — Ты должен найти другое место.
— В самом деле? Ты хоть что-нибудь видишь вокруг себя? На Мессалоне почти ничего не осталось.
Она снова фыркнула.
— Я не говорю, что здесь. Ремиридон, торговец, предложил нам свои апартаменты в Трезене.
«Ремиридон», — с досадой подумал Язон, вспомнив то время, когда они были соперниками. Геркон мертв, и теперь, может быть, этот торговец хочет снова начать состязание?
— Насколько я помню, ты считала Ремиридона бесчувственным грубияном. Неужели теперь ты можешь спокойно смотреть на его руки, заросшие жесткими волосами?
— Но ведь он может предоставить приемлемое жилье, пока ты будешь восстанавливать дворец. Хотя можно построить кое-что и получше. Что-нибудь в духе Кносса.
Язон окончательно потерял терпение.
— Откуда я возьму средства на подобное сооружение? И какая от него польза?
Дафна молча взирала на него.
— Сначала нужно восстановить поля, убрать с них пепел и вернуть их плодородие. — Язон заставил себя успокоиться. — Процветание нашего царства зависит от урожаев, а не от бесполезного сооружения.
— Не будь глупцом. Нам просто необходимо построить нечто грандиозное. Мой отец часто повторял, что о царе судят по тому, какой обстановкой он себя окружает.
— Не дворец делает царя. Наоборот, людей судят по их поступкам.
Она выпрямила спину и посмотрела вдаль.
— Геркон был великим царем. Он навсегда останется в памяти людской.
Язону даже стало жалко ее, настолько она заблуждалась. Мессалона всегда будет помнить Геркона, это верно, но о нем будут вспоминать с негодованием.
— И Минос часто хвалил отца, — продолжала Дафна, приподняв подбородок. — Я помню, как однажды спросила про фреску в его новом дворце, изображающую войну с афинянами. Минос сказал, что никогда бы не выиграл этой битвы без помощи моего отца.
Язон вспомнил эту фреску. Жестокостью изображенной на ней сцены она привлекла его внимание, хотя он и торопился попасть в лабиринт. Как сказала Ариадна, в этой комнате спал ее отец.