диктовку, а когда Али предложил включить в план будущего года диктофон, ты так набросился на него, что он чуть не прошиб головой стенку и не грохнулся с четвертого этажа прямо на набережную Дуная. А семерки, видите ли, надо выводить каллиграфическим почерком, как этому учили пана доктора в давние времена в народной школе. У нас еще считают ручным способом, уважаемый кибернетик, а вы тут морочите нам голову.
Моторы этого механизма приводятся в движение при помощи единого центра управления с пятьюдесятью реле.
Наткнувшись головой на препятствие, «мышь» возвращается, погудит-погудит и без всяких сетований снова отправляется за едой, за шкваркой-электродом. А тебе вообще известно, крошка, что такое электрод?
На улице ребята гоняют красный мяч, и, по-моему, пока на заводах будут такие чокнутые, как ты, доктор…
7
Директор косится на часы, долго, очень долго глядит на большой циферблат, потом бросает выразительный взгляд в мою сторону, надо торопиться, надо скорее кончать. Что? Не понимаю. Не могу же я читать лекцию и смотреть на вас, товарищ директор, потерпите, скоро конец. Ну, теперь ваша душенька довольна? Не может быть, чтобы вы не оценили по достоинству доклада, и председатель профкома тут, явился с опозданием, но, по-моему, тоже сумеет оценить…
Он последний раз вытер лоб и сложил бумаги, выводы о механизации на заводе он сделал кое-как, взял прямо из головы, вслепую, но зато произнес уверенным тоном, от которого самому сделалось тошно. Взгляд директора стал холодным. Наверное, я что-нибудь ляпнул… А где же крошка, не прозевать бы ее.
Он сошел по ступенькам.
Странно, почему не слышно аплодисментов?
8
Аплодисменты были жиденькими и затерялись в шуме отодвигаемых стульев.
— Доктор, — подошел к нему директор, вытирая рот, — завтра в восемь утра прошу ко мне. Вы понимаете?
— А что… что такое?
— А вы сами, кажется, абсолютно довольны? Лично я недоволен и вместе со мной еще добрая сотня людей. Вы понимаете?
Директор всегда добавляет: «Вы понимаете, вы понимаете?», прямо действует на нервы. Ему, видите ли, не по вкусу моя лекция.
«Вы понимаете?»
К Мышонку прикоснулась влажная мягкая рука.
— А-а, это вы, доктор…
— Ну, как вам понравилось?
Он смотрел на ее кофту, и ей почему-то стало неприятно.
— Я попрошу вас подняться наверх, очевидно, вы и сами знаете, Мышонок? Мне крайне необходимо докончить расчеты по расходам.
Она медленно поднималась по лестнице. На черта ей это нужно? Ей безразлично, отхватит доктор опять солидную премию или нет. Она шла, не замечая, кто шагает за ней. Доктор или Али Барталич.
Доктор не скрывал досады. Тьфу, «вы понимаете?», «понимаете?» Это же конец карьере. Цвет стен казался ему до тошноты зеленым. В мокасинах у Мышки ноги куда хуже, факт, только какое мне дело?
Она вошла в непроветренную канцелярию, торопливо бросилась к окну. В лицо ударил летний вечерний воздух, наполненный запахами Дуная. Потом села к столу с длинными листами бумаги, испещренными колонками цифр. Направо стояла счетная машина, клавиши которой воспроизводят самую мерзкую песнь в жизни.
Не сказав ни слова, она опустила пальцы на клавиши. Доктор и Али Барталич почти с испугом следили за Мышонком, за ее пальцами, которые вслепую и с невероятной быстротой беспечно порхали по углублениям зеленоватых клавиш. Она не спускала глаз с обоих мужчин, а пальцы ее казались пальцами Святослава Рихтера, играющего в переполненном зале.
Доктор повернулся, аккуратно сложил лекцию и засунул ее в карман.
Перевод Л. Голембы.
СПЕЦОВКИ НЕ ШЬЮТ ИЗ ТАФТЫ
1
И зачем только вы меня пригласили?
Зря это.
Я не скажу, что чувствую себя здесь плохо. Наоборот. Здесь очень уютно, и потом я так редко выбираюсь на люди. Но только с какой стати вы тут со мной сидите? Ну посудите сами, я не такая уж молоденькая или красивая, всего-навсего работница с трикотажной фабрики, которую вы увидели вчера днем. И какой только я для вас могу представлять интерес?
Сказать по правде, мне страшно не хотелось приходить сюда. Что это даст вам и мне? Почему вы улыбаетесь? Тут нет ничего смешного. Я даже боюсь посмотреть вокруг. Завтра пойдут сплетни. Вот увидите. Потому что у нас образцовая бригада, у нас беседы о новой жизни и вообще… Правда, девчата-то все поймут, а вот какой-нибудь деятель с нашей фабрики…
Кажется, я понимаю, что вам нужно. Может, я вам чуточку нравлюсь. Я даже на работе держу фасон, на мне спецовка как с иголочки, будто из тафты — вы же сами вчера покосились. Вот видите, я тоже кое-что заметила, проходя между станками. Только, по-моему, уважаемый товарищ, вы в каждом городе так поступаете, наверно, у вас уж такой метод: всегда приглашать ту — ну, как бы это выразиться, — которая держит себя посвободнее, приглашать вечером в кафе. Заказываете кофе? Правда, правда, одно только кофе, вина не надо. Курить я тоже не мастер. Если вы меня сейчас видите с сигаретой, то это уже немало… А потом девчонке внушите бог весть что: «останьтесь, мол, на ужин, потом будет музыка, немного потанцуем», правда?.. И она уже растаяла. Разве я не права?
Будьте добры, дайте мне спички, видите, я просто не привыкла… Спасибо, уже прикурила.
А вы понимаете, товарищ мой дорогой, что я теперь делаю? Ну что вы все время улыбаетесь? Впрочем, может, вы и правы. Я красивая? Да ну вас. Даже фигура? У меня хороший вкус? Не разыгрывайте меня, пожалуйста, иначе я вам так отомщу, что вы наш «Свит» вовек не забудете.
А разве вам не сказали, что я не из числа женщин… ну… таких, на один вечер, нет, правда-правда, не обижайтесь, товарищ редактор, побеседовать — это одно дело, собственно, ради этого я только сюда и пришла — и только, не больше. Разве вам не сказали, что я замужем, у меня есть дочка? Нет, не надо, я вам все-все расскажу, чтобы между нами не было никаких недомолвок. Кофе чуть горчит, а официантку здесь не дозовешься. Попросите, пожалуйста, кусочек сахару.
Нет-нет, девушка, я ничего не заказывала, в самом деле. По-моему, вот этот товарищ…
Вот видите, какой вы. Просто я люблю все новое, вам просто повезло, иначе бы я и не притронулась. Вот черт, ведь кажется сижу тут тихо, спокойно, а такое чувство, будто натворила бог знает что. Вам этого не понять.
Ах, нет, не в этом дело. Просто вы меня не понимаете, правда, мы так далеки друг от друга — сидим на разных концах мраморного столика, и люди вокруг