– Да, – твердо ответил Болотаев.
– Тогда и вы должны переодеться в вечерний костюм.
Далее, как и прежде, бразды правления были в руках Амёлы. Она заставила Болотаева примерить аж три костюма. Оказывается, к этому времени она пригласила в это ателье фотографа и наспех, но были сделаны их совместные художественные фотографии. При этом Амёла не поленилась для отдельного фото переодеться в бежевое, вечернее платье, а с ними и высоченные шпильки, так что она на полголовы была выше Тоты. И последний стоял, смущаясь, как истукан, делая вид, что он не понимает фотографа, который просил их взять под руки друг друга и встать поплотнее, ближе. Что фотограф и сделал, просто сдвинул их. А работницы ахнули:
– Вот это пара!
Сказано это было по-немецки, но Болотаев суть понял, да и Амёла всё равно ему это перевела, правда, с некоей нагрузкой… Если честно, то Болотаев даже мечтал о таком развитии их отношений. Однако этот откровенный напор, который стала проявлять мадам Ибмас, стал его несколько настораживать. Он думал, что Амёла всё дотошно спланировала, ибо неожиданно выяснилось: на поезд они уже опоздали, да и неприлично ездить в таких одеждах в общественном транспорте. А прямо у входа в ателье уже припаркован чёрный лимузин.
Амёла села за руль, он – рядом. Она с места так рванула и так помчалась по узким улочкам, что Тота чуть ли не двумя руками ухватился за поручень. Однако за городом, особенно когда достигли гор, ход стал плавным, Болотаев совсем успокоился, расслабился и любовался красотой открывающегося пейзажа и всё время говорил:
– Вот также и у нас на Кавказе. То же самое, но у вас такие дороги, аптечная чистота кругом… Почему, Амёла?
– Потому что здесь умные люди живут. С головой дружат. 500–600 лет войны здесь не допускают. Понятно?
– Понятно… что мы малообразованны. Да и не свободны. Но горы у нас такие же. Точь-в-точь.
Вскоре, по мере подъёма по горному серпантину ввысь, погода стала ухудшаться, и вдруг они очутились в густом тумане. Чуть не съехали с дороги, а потом просто чудом или мастерством встречного водителя не попали в аварию.
Максимально сбавили скорость. Всё равно Амёла сильно нервничала, стала неуверенной. А Тота вновь обеими руками схватился за поручни.
– Может, я сяду за руль? – предложил он. – Но у меня с собой прав нет.
– Только на меня доверенность, – говорит Ибмас.
– Может развернёмся?
– Нет… Я обещала. Да и ехать осталось немного.
Судя по знакам, так оно и было – всего 25 километров. Однако серпантин всё круче, к тому же стал моросить дождь и наступили сумерки. У очередного населённого пункта их остановила полиция. Поехали дальше.
– Что они говорят? – спросил Тота.
– Погода будет портиться. Ночью возможен снег, гололёд.
– А у нас резина летняя?
– Мы там оставим машину, обратно поедем на поезде.
– А когда последний поезд?
– В десять с копейками… Как бы не опоздать, – волнуется Амёла.
– Куда не опоздать? – спросил Тота.
– На поезд, – почти что крикнула Ибмас. – А на этот юбилей меня к пяти звали.
– Звали вас, но не меня, – в очередной раз напомнил Болотаев.
– Тота, – недовольство в её тоне, – там будет весь свет России. Весь ваш бизнес. Это элита! Очень богатые и влиятельные люди. И вы должны с ними познакомиться. Понятно?
Болотаев промолчал.
Шёл уже седьмой час, когда они увидели знак «Санкт-Мориц». Дождь не утихал, однако в этом курортном городке, где кругом ярко светилась приманивающая иллюминация, эта стихия уже не так довлела.
Здесь Ибмас неплохо ориентировалась. Городок небольшой, но явно выделяется гранд-отель «Кемпински». По пандусу они подъехали прямо ко входу. Тут Тота, к приятному удивлению, увидел Бердукидзе. Последний явно нервничал. Бросив сигарету, он кинулся к автомобилю:
– Амёла, мы так волновались. Думали, что вы вообще не приедете… Да. Такой дождь. Похолодало… Мы вас давно ждём. Но более откладывать было неприлично.
– О! – кокетничала Ибмас. – К чему такая честь моей персоне?
– Ну, знаете, Рудольф Александрович… – тут Бердукидзе запнулся, увидев Болотаева. – Тота? А ты как…
– Я его пригласила. – У Ибмас тон повелительный, и в роскошном холле отеля она держалась также с достоинством. Однако, как заметил Тота, когда они вошли в величественный по масштабам зал, Ибмас явно оторопела, с удивлением стала рассматривать расписной интерьер огромного зала.
Столов немного: круглых, массивных. Людей тоже немного. По звуку Тота понял, что вживую играет симфонический оркестр и слышен женский оперный голос – класс! А когда он увидел, кто исполняет на сцене, то и сам Болотаев, как говорится, чуть не обалдел.
– О! Амёла! Дорогая! – вдруг эту идиллию нарушил красивый, знакомый бас Голубева. Музыка умолкла. – Как мы заждались! Как я волновался! – В элегантном строгом костюме; высокий, плотный, розовощекий босс Болотаева шёл к ним навстречу. – Амёла! – Он галантно поцеловал её в щёчку и фамильярно, взяв под ручку, повёл к своему столу, где, как заметил краем глаза Тота, сидели очень известные в России бизнесмены и, видимо, их жёны или знакомые дамы.
Картина была впечатляющей, так что даже Болотаев засмотрелся, но его отвлекли, попросили следовать за официантом по краю зала и за сцену. По опыту Тота понял, что его хотят посадить там, где сидят приглашённые артисты.
Осознание этого факта оскорбило Болотаева. Он остановился. Тяжело задышал, не зная, что предпринять. А провожающий его официант по-немецки стал настойчиво его звать, указывая на отведённое, точнее, положенное