Первой смерть Маэля обнаружила Цинтия. Истерические рыдания немедийки подняли посреди ночи на ноги всех остальных. Когда стало ясно, что графу Монброну не поможет ни лекарская наука, ни магия, Рейенир отправился седлать коня, намереваясь съездить в Алгиз и раздобыть все необходимое для похорон, а заодно договориться с тамошним жрецом Митры о прочтении необходимых молитв. Райан молча накрыл своего почившего родственника вытащенным из вьюка новеньким бархатным плащом винно-алого цвета, постоял рядом и ушел из палатки.
Хальк высунулся следом, обнаружив, что маг из Танасула миновал с десяток шагов, сел на подвернувшийся валун и теперь бесстрастно созерцает хлопоты по устройству обороны лагеря Семи Королей. Посмотрев на выражение его лица, Хальк решил не торопиться с соболезнованиями. Райан Монброн походил на человека, собравшегося кого-то прикончить и тщательно обдумывающего, каким наиболее мучительным способом это проделать. Даже верная собака не отважилась приближаться к хозяину, и, тихо поскуливая, бродила вокруг палатки.
Цинтия продолжала рыдать, невнятно что-то выкрикивая. Попытки Меланталь успокоить ее закончились провалом, и девице-гулю пришлось прибегнуть к иному способу. Она бесцеремонно повернула залитое слезами и перекошенное лицо Цинтии к себе, заглянула в глаза, и спустя миг немедийская баронесса обмякла, погрузившись в глубокий сон. Цинтию осторожно перенесли в дальнюю часть палатки, завернули в плед и оставили в покое, ибо сейчас помочь ей все равно никто не мог. Должно пройти время, чтобы раны затянулись, а дурные воспоминания изгладились из памяти.
— Проспит до конца дня,— изрекла Меланталь.— Главное, не забыть бы о ней, если придется спешно удирать.
Вернувшийся Рейе привез из деревни возок с дровами и изрядно напуганного разворачивающимися вокруг событиями служителя Митры, преклонного годами, но вполне ясного разумом. Поленья вывалили на землю у подножия холма и принялись складывать из них невысокую усеченную пирамиду — основу для погребального костра. Тотланта, пришедшего узнать, не улучшилось ли состояние Маэля, отослали к шатру
Чабелы — известить зингарскую королеву о готовящейся печальной церемонии. Стигиец принес известие, что лагерь зингарки охвачен военной лихорадкой, но правительница обещала постараться придти, если ей удастся выкроить свободный миг.
— Не придет,— буркнул Райан, выслушав. — Какое ей дело до какого-то Монброна из Танасула, который не являлся ее подданным, и которого она мельком видела пару раз?
— Но Конан-то будет обязательно,— убежденно заявил Хальк, и ошибся. Видимо, у аквилонского короля нашлась уйма более важных дел, чем похороны бывшего соратника по временам корсарства и неудачливого конфидента Латераны.
Посему в странствие без возврата Маэля провожал единственный родич, давно считавшийся мертвым, да люди, столкнувшиеся с Монброном-младшим за минувшую луну и успевшие к нему привязаться. Они стояли кругом возле топорщившейся щепками поленницы — Райан Монброн, рабирийские гули, пришедшие отдать последний долг Дженна Сольскель и Веллан, Тотлант и неведомо откуда взявший Аластор Кайлиени, которого после неудачного посольства к мятежникам почти никто не видел.
—… И да упокоится душа его с миром,— благочестиво завершил традиционную поминальную молитву митрианец и вопросительно покосился на слушавших его людей, ожидая, кто поднесет к костру факел. Это право обычно представлялось родственнику или близкому другу умершего, но сегодня все произошло иначе. Райан просто дотронулся до верхнего ряда поленьев раскрытой ладонью, и дерево мгновенно занялось.
Искристое пламя взлетело на высоту человеческого роста, вынудив собравшихся торопливо отступить назад.
— До свиданья! — выкрикнула Дженна. — Фарит хейтир!
Последние слова, означавшие «Прощай», она сказала на асирском наречии, и поняли их не все. Смысл, впрочем, не требовал перевода.
Почти одновременно с серого утреннего неба ударила ветвистая молния, рассыпавшаяся на рой алых светляков. Это поразительное явление заставило маленькую группку людей наконец-то обратить внимание на то, что военные действия уже начались.
— Мне надо бежать,— извиняющимся тоном проговорил Рейенир, и Хальк только сейчас заметил, что гуль раздобыл где-то легкую кольчугу и выглядит, как человек, намерившийся принять участие в сражении.
— Но ты не можешь пойти туда! — всполошилась Меланталь.— Это не наша битва!
— Зато Дана — моя племянница,— напомнил Рейенир.— Я не связан никакими обещаниями и клятвами, так что моя жизнь принадлежит только мне. Тотлант, можешь выполнить одну просьбу? Скажи Ее величеству Чабеле… А, впрочем, не надо ничего говорить! Встретимся после боя, если уцелеем.
Он убежал прежде, чем кто-то успел выговорить хоть слово и попытаться его остановить. Рабирийка кинулась было вслед, но ее перехватил Райан.
— Вот ты точно останешься здесь,— непререкаемо заявил он.— Вполне достаточно и одной безумной девицы, носящейся сейчас среди толпы таких же безумцев.
Меланталь запротестовала, но быстро умолкла, поняв, что возражать бесполезно.
— Пойдемте наверх, к шатру Чабелы,— предложил Веллан.— Отсюда мы ничего не разглядим, а там, кажется, развернулись всерьез. Уже молниями в друг друга швыряются.
Они взбежали наверх по холму, оставив лишь Райана скорбеть возле погребального костра. Магу, прожившему на свете более четырехсот лет и старавшемуся казаться бессердечным хлыщом, оказалось слишком больно потерять своего дальнего потомка.
Конечно, Райан пережил многих своих последующих родичей, но, похоже, к Маэлю он был особенно привязан, пускай этого и не показывал на людях. А самое главное, Маэль, как старший в семье, не оставил детей, и теперь его титул перейдет к младшему брату. Старшая линия семьи пресеклась.
Костер, зажженный магией Райана, догорал, маг, не обращая внимания на разгоравшуюся в Демвартских полях битву, замер в траурной позе, преклонив одно колено, а вся прочая компания, начиная от Халька и заканчивая Велланом, сгрудилась тесной кучкой за спинами Чабелы, Конана и Эрхарда. Только Тотлант, имевший до крайности несчастный и огорченный вид, подошел к королю Аквилонии и заговорил с ним.
— Хальк! — взревел Конан и почтеннейший королевский библиотекарь мигом побежал к своему государю. — Просперо, тоже подойди! Вы двое остаетесь здесь за меня. Просперо — вице-король, Хальк — первый государственный советник при особе его светлости. Просперо, ты мое завещание знаешь. Если сложусь, напяливай аквилонскую корону. Канцлером оставишь Публио, Хальку дашь титул главы правительства. Ясно?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});