Читать интересную книгу Чёрные ангелы в белых одеждах - Вильям Козлов

— Меня вот мучает, Вадим, — доверительно заговорил председатель, — Вот построите вы скотник, запущу я туда дойных коров, но нет у меня уверенности, что будут они давать рекордные надои молока.

— Почему обязательно рекордные? — сказал Вадим, — Нормальные хотя бы удои брали вы от своих коров. Ну зачем эта показуха? Ради рекорда готовы на все, а взамен что? Одобрение равнодушного секретаря райкома и заметка в районной газете? Добьетесь рекорда, а потом все снова будет по-прежнему.

— Хуже будет, Вадим, — уронил Ильин, — Знаешь, что вчера произошло в соседней бригаде Груздина? Отелилась наша рекордистка, а молодой доярке нужно было в этот вечер обязательно на свидание… Вилами заколола теленка, выбросила на навозную кучу и убежала…

— Чужое добро-то, а не свое, — сказал Вадим, — Своего теленка никто не заколет, наоборот, в избу принесут, из бутылки молоком напоят, а государственного, значит, ничейного можно и забить. Душа-то не болит… Неужели вы, Дмитрий Евгеньевич, эту простую истину не усвоили? Чу-жо-е! Десятилетиями люди работают на неизвестного им «дядю Государство» и не понимают, зачем они это делают? Когда можно выращивать поросят, свиней, овец, домашнюю живность у себя на участке, а им нужно все это бросать и бежать в бригаду, где все чужое, не близкое, не родное. И где один работает на совесть, второй — спустя рукава, а третий вообще не вышел — в запое… Приедет секретарь райкома и заявит на собрании, мол, дорогие товарищи колхозники, правительство вынесло постановление сдать на мясокомбинат весь скот. Теперь ваш колхоз будет выращивать на полях, например, лен. Стране необходимо стратегическое сырье. А завтра еще чего-нибудь похлеще придумают… Не верят люди партии, правительству, его некомпетентным вождям. Не верят, но молчат. И из-под кнута выходят на бесполезную работу, от которой все равно никакого толку.

— Ты что же, против колхозов? — покосился на него Ильин.

— Я против профанации, вранья, что колхозный строй — это единственно правильный путь к изобилию. Где оно — изобилие? Там, у них, у которых нет колхозов-совхозов, где люди работают на себя и вместе с тем на народ, на государство, где дуракам долго у власти никак не удержаться — сметут, прокатят на выборах. А у нас? Любой идиот будет сидеть на троне до самой смерти или тайного дворцового переворота. А вместо него придет еще более невежественный и, чтобы чем-то проявить себя, «войти в историю», нагородит еще более ужасное для народа, народного хозяйства и всей страны… Сколько уже раз такое было?

— Я как-то об этом не думал… — покачал головой Ильин.

— Об этом мало кто думает, — ответил Вадим, — Даже думает, — подчеркнул он, — А попробуй громко заговори? Тут же, как сумасшедшего, упекут в дурдом.

— Ты считаешь, что всю землю нужно отдать крестьянам? Или продать?

— Они даром не возьмут ее и тем более не купят. Не возьмут потому, что на земле нужно работать, по-простецкому вкалывать, как вкалываем мы у вас, а крестьяне от настоящего земледельческого труда, когда работали на себя от зари до зари, давно отвыкли. За годы советской власти их отучили работать, вынули из них душу, они ведь в колхозах-совхозах отбывают трудовую повинность. А не купят землю еще и потому, что беднее на земле нет человека, чем русский крестьянин. В каких домах они живут! Это же развалюхи. А как одеваются? Какая у них мебель, утварь? Бездарный, почти дармовой колхозный труд на «дядю Государство» развратил их, лишил трудового стимула, желания что-то придумать, создать, что-то вырастить и продать. Крестьяне забыли, что такое рынок, не имеют лошадей, которых уничтожили. Русские крестьяне не живут, а прозябают, вот почему молодежь бежит в города, а старики и старухи в нищете и безысходности дотягивают свой век, стараясь себя не перенапрягать, мол, нам больше всех, что ли, нужно?..

— Ты нарисовал такую картину, что, как волк на луну, завыть хочется, — угрюмо проговорил Ильин. На загорелое лицо набежала тень — А ведь правда, я не знаю ни одного сельского жителя, который бы имел собственную лошадь. А при наших дорогах без лошади погибель. Весной и осенью и на тракторе не проедешь. Вот, наверное, почему крестьяне из глубинки ничего не производят на рынок — все излишки сдают за гроши государству: молоко, мясо, телят, картошку. Без лошади ничего от нас не вывезешь на рынок. А колхозный транспорт хилый и себя-то не может обслужить.

— Кто отдал приказ на селе уничтожить лошадей? — сказал Вадим — Сотни миллионов российских лошадок-кормилиц пошли на бессмысленный убой. Ликвидировались конные заводы, малую толику оставили лишь для кавалерии Буденного. А приказ такой еще до войны дало правительство из Москвы. Это ли не злодейский удар по крестьянину?

— Можно подумать, что все это специально делалось?

— У меня в этом нет никаких сомнений, — сказал Вадим — Так считали мой отец и дед.

— Но зачем это нужно было? — спорил Ильин, — Ведь рубили сук, на котором сидели!

— Планомерно уничтожали русское крестьянство: продразверстками, голодом, коллективизацией, драконовскими законами, лишающими сельского жителя даже паспорта. Ведь вся сила России была в крестьянстве, вот эту силу и нужно было кому-то уничтожить.

— И уничтожили, — вынужден был согласиться председатель, — Тому я свидетель. Нет в колхозе ни одного крестьянина, который бы честно работал, так — спустя рукава… И если бы город не посылал на уборку урожая людей, то мы никогда бы сами не собрали и трети урожая.

— Крестьянина растоптали, убили и одному Богу известно, когда он снова возродится, — сказал Вадим. Его уже утомил этот бессмысленный разговор. Ну почему он, Белосельский, все это видит и понимает, а даже такие неглупые образованные люди, как Ильин, сомневаются, боятся пошире раскрыть глаза и что-то сделать, изменить… Впрочем, тех, кто пытался, быстренько раньше подбирали и навсегда затыкали свинцом рот…

Уже несколько минут в уши назойливо лез нарастающий металлический грохот приближающегося трактора. Гусеничный ДТ-54 приближался к строительной площадке со стороны деревни. Вот он резко свернул с проселка и попер по зеленой целине с белыми одуванчиками, прямо к строящемуся скотнику. В кабине через пыльное стекло был виден тракторист в клетчатой рубахе и с русым чубом, дрожащим у самых глаз.

— Вася Петрищев, — взглянув на грохочущий трактор, недоуменно заметил председатель, — Чего он сюда тащится? И без прицепа? Я его послал в соседнюю бригаду навоз вывозить из свинарника.

Что-то не понравилось Вадиму в целеустремленном движении трактора к скотнику, так танк идет, все сминая на своем пути, в атаку, по крайней мере в виденных когда-то военных фильмах. Вот под поблескивающие гусеницы подвернулась черная глыба вара в разодранной бумажной упаковке и с хрустом раскрошилась.

— Пьяный, что ли? — вырвалось у Вадима.

— Ошалел, мудак! — побагровел председатель, однако даже с места не сдвинулся.

А гусеницы трактора уже перемалывали аккуратно сложенные на лужайке только что привезенные желтые рамы для окон. Ничего не подозревающие Селезнев, Поливанов и Алексей Сапогов — четвертый член бригады, — работали внутри недостроенного скотника. Трактор-танк с ревом полз на стену.

— Ребята, уходите! — что было мочи крикнул Вадим и, перепрыгнув через железный контейнер, бросился к трактору. Ильин растерянно топтался на месте и смотрел вслед. Видно, реакция у председателя была замедленной, он лишь после того, как Вадим, рискуя попасть под гусеницу, распахнул железную дверцу в кабину, тоже потрусил к трактору. А тот упрямо надвигался на белую, сложенную из кирпичей стену скотника. Селезнев и Сапогов выскочили оттуда, а Поливанов не успел. У Вадима уже не было никаких сомнений, что тракторист задумал разрушить помещение. Он выдернул тракториста из кабины как раз в тот момент, когда грохочущая железная махина врезалась в стену рядом с дверным проемом и проломила ее. Тракторист вместе с Вадимом откатились в сторону от осыпающихся кирпичей, а трактор без водителя исчез в скотнике и, разрушив другую стену, в белой пыли прополз еще несколько метров и уткнулся в высокий штабель необрезанных досок. Силенок сдвинуть их у него уже не хватило и он, несколько раз дернувшись, со всхлипом заглох, вырыв гусеницами неглубокую траншею. Вскочив на ноги, Вадим рывком поставил круглолицего парня с бегающими покрасневшими глазами на ноги и ударил в лицо, не дав ему упасть, наотмашь ударил еще несколько раз. Голова с закрывшим глаза чубом безвольно мотнулась в одну-другую стороны. Пахнуло самогонным духом.

— Ублюдок, что ты натворил?! — сквозь зубы цедил взбешенный Вадим.

К ним подбежали председатель и бригадир, Вадим опустил занесенный кулак.

— Он же пьяный, Вадим! — сказал Ильин.

— А что, это его оправдывает? — резко повернул к нему голову Вадим, — Пьяному все можно?