Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Измельчал народ, — сказал Сивак.
— Измельчал?!
— Конечно! Ни обман, ни самообман даром не проходят. И цели теперь не те, и люди не те. Раньше как было? Самотлор отставал поначалу и от Сургута и от Нефтеюганска. Объемы работ — огромные, но реальные — требовали неимоверных усилий, нестандартных инженерных решений — и люди росли. Вот такая цель была: встать вровень с задачей. Сейчас так вопрос не стоит. В одни только метры все упирается. Из тщеславных мальчишек-студентов тогдашний Самотлор вырастил крупнейших руководителей. Усольцев, Китаев, Кузоваткин, Шкляр, Лёвин... Где они теперь? Разбрелись по огромной территории, и Самотлор словно бы опустел...
— Но сейчас людей здесь в десять — пятнадцать раз больше, чем было тогда. И старожилов немало — да таких, кто из помбуров до буровых мастеров поднялся.
— Вы имеете в виду старых знакомых своих, Недильского и Мовтяненко? Да, они сейчас бурмастера. По нынешним временам — даже неплохие. В газетах про них пишут... Славные ребята. Но умение грамотно организовать работу — это качество у них пока, как говорится, «оставляет желать». Выбить, выколотить, урвать что-либо по снабженческой части — это они умеют. Но предвидеть ситуацию? Предугадать события завтрашнего дня? Нет, это им еще не по плечу. Не хватает им навыков руководителя коллектива. Тут нужна жесткость и последовательность. Не важно, что вчера я с тобой на пару барит таскал или трубы перекатывал. Все, сегодня по-другому. «Привет-привет» — это дома. А на буровой ты должен постоянно думать, как обеспечить коллектив разумной, требующей всех сил человека работой. Лёвин, например, никогда не давал своим работу, которую нельзя было выполнить, но давал такую, при которой вахта работала на пределе сил. Быть может, потому они все — бригада в целом — так последовательно, не оступаясь, шли от рубежа к рубежу: постоянно поднимали планку, повышали свой предел.
— Вероятно, это вопрос опыта? Времени?
— Может быть... Может быть... Но вы скажите: сколько лет Недильскому и Мовтяненко? Знаете?
— Мовтяненко — тридцать три — тридцать четыре, Недильскому тридцать семь — тридцать восемь...
— А Лёвину, когда он уже был Лёвиным, и Китаеву, когда он стал Китаевым, чуть за тридцать было. Ясно? Выводы делайте сами.
— Нет уж. Давайте делать выводы вместе. Значит, что-то здесь произошло, если так замедлился рост. И сейчас здесь немало, — вспомнил я выступление Зюнева, — молодых, тщеславных, честолюбивых. Неужто оскудел Самотлор талантами?
— Не оскудел... Но вы с другой стороны на это дело поглядите: тогда мы знали отчетливо, что это начало, трудности неизбежны, но они временны, бытовые неурядицы сами собой разумелись и попросту выбрасывались из головы — но завтра, послезавтра у нас будет все. Что — все? Что, кроме работы, имеют люди, работающие на Самотлоре? Город построен. Большой, серенький, нелепый, бестолковый. В нем и прижиться-то могут люди серенькие и бестолковые. Вы часто у нас бываете, а вот скажите мне: в кино здесь попасть пробовали? Нет? И не пытайтесь: ничего не выйдет. Про театр, про музеи разные, про спортивные комплексы я и не говорю. Не о чем говорить. Нет у нас этого в природе. При наших-то доходах!
И это не какая-нибудь без году неделя Нягань, подумал я, это Нижневартовск, нефтяная столица Сибири, которая уже шестнадцатый год строится...
— Потому-то, — продолжал Сивак, — раз в три года управление полностью обновляется. Приезжают люди в надежде, что за пятнадцать лет из Нижневартовска получилось что-нибудь путное, а разобравшись, что к чему, отчаливают. Все тут переплетено — и качество работы, и качество жизни.
— Но вы-то, Анатолий Васильевич, не уезжаете...
— Я? Да уж говорят про меня, что я тут засиделся. Зажился, словом. Нет, не уезжаю. Я сказал уже, что качество работы и качество жизни взаимосвязаны. Понятно, что стабильных, нарастающих результатов можно добиться только со стабильным, растущим профессионально коллективом. Не множить число бригад, а брать умением. Но не пора ли привыкнуть к тому, что надо не только требовать от людей, но и давать ям. Давать возможность жить нормально, полнокровно. Знаете, есть два режима течения жидкости: ламинарный и турбулентный. Разницу улавливаете? Равномерный и вихревой, беспорядочный. Эти термины условно можно применить и к характеристике методов добычи нефти. Так вот: месторождение мы в общем-то эксплуатируем в турбулентном режиме, ставим задвижки, штуцера, какие нам надо, издеваемся над пластами...
Нелишне сопоставить две точки зрения. Первая принадлежит инспектору Т. Загирову, я уже приводил его слова:
«Интенсивный отбор нефти, как известно, приводит к быстрому падению пластового давления...»
Второй взгляд на предмет приводится в статье А. Мурзина «Вслед за Самотлором», и настаивает на таком подходе к делу ответственный работник Госплана:
«Герои они и молодцы, но осторожничают — мы планируем Самотлору такой-то средний дебит скважин, а они настаивают на меньшем. Почему?..»
Почему, надеюсь, понятно. Жаль только, что на уменьшенных и обоснованно уменьшенных дебитах «героям и молодцам» настоять явно не удалось...
— И людей мы дергаем: давай! давай! давай! — говорил Анатолий Васильевич Сивак. — Нельзя же так бесконечно. Пласты этого не выдерживают, а человек... Он, конечно, терпеливее, выносливее, но тоже до определенных пределов. Быть может, уже теперь — предел? Вот мы и покатились тихонечко под горку. Сургут опять нас обошел.
— Мне рассказывали, что в Сургуте особенно хороши дела в лёвинском УБР. В чем тут причина, на ваш взгляд?
— Во-первых, Лёвин — это Лёвин. Всегда Лёвин. Во всем. Во-вторых, и это, по-моему, главное, — Лёвин выпел все вспомогательные службы прямо на месторождение, решил вопросы стыковки со смежниками. Как это ему удалось — не знаю, но дело пошло. В-третьих, мне кажется, в лёвинском УБР еще не наступил предел компетентности: цель и средства достижения цели у него сбалансированы. Ну, а в-четвертых — то же самое, что и во-первых: Лёвин — это Лёвин.
Вечером мы с Метрусенко пили чай, и не только чай, но разговор складывался вяло: у меня не шла из памяти беседа с Сиваком, Федину голову туманили мысли о предстоящих экзаменах, и он все время норовил свести сюжет наших посиделок к обсуждению темы «Революционная лирика Блока и Маяковского». Повспоминали мы старых друзей, о Макарцеве поговорили и о Толике Мовтяненко, не замедлил Федя съехидничать по поводу мемуаров Серикова, обнародованных в «Ленинском знамени».
— Вот ведь какой человек, а! — возбужденно говорил он. — Муравленко лично его рекомендовал. Да Виктор Иванович и слыхом про него не слыхивал! Сериков! Ас бурения! Ну надо же!
Неизвестно, куда бы завел нас бессмысленный разговор о недостатках Серикова и достоинствах Метрусенко, если бы не вырос в дверях здоровенный балбес с нахальными глазами.
— Узнаешь? — спросил Метрусенко. И протянул любовно: — Колька-а...
Трудно было, конечно, предположить, что кроткое шестилетнее существо, любимым занятием которого было регулярно объявлять бойкот детскому саду и по этому случаю запираться в сортире, где, сидя на толчке, неутомимый пацан в течение нескольких часов проникновенно пел: «Грусть моя, ты покинь меня...» — вымахает в плечистого молодца, снисходительно поглядывающего на двух седых, безнадежно дряхлых старичков, которые притулились в полумраке кухни и, скрипя суставами, похлопывают друг друга по плечу: «А помнишь?..»
— Девятый класс заканчивает, — сообщил Метрусенко. — Заодно ходит на курсы автослесарей. — И добавил горделиво: — Технику любит — весь в меня! Понятно, я ему помогаю...
Как и все мы, подумал я, отцы, имеющие взрослых современных детей, Федор явно преувеличивал свое влияние на сына.
— Где? — требовательно спросил Колька.
— Что?
— Кожанка. Сегодня ж среда.
— А-а... — сказал Федор. — В шкафу возьми. И пояснил: — Он и на занятия в аэроклуб записался, хочет после школы учиться на военного летчика. Может, еще и космонавтом станет.
— Как Галка? — спросил я.
— Да я уже дважды дед, не говорил тебе разве! — восторженно закричал Федор. — Вышла замуж, родила двух девочек, но вообще-то оказалось, что детей у нее четверо.
— Как это?
— Понимаешь, у парня, за которого она вышла замуж, двое братишек маленьких, родителей нет, вот она всех обихаживает... Но вообще хорошо живут, хорошо. Недавно мы у них с «мамой Шурой» в гостях были...
Вот так-то, Галка, птица-Галка, гибкое пленительное создание. Ворожил я тебе, ворожил судьбу Надежды Павловой или Людмилы Семеняки, а ты уже нашла свою экологическую нишу. Но, быть может, именно это было предназначено и в этом твой главный талант? Может, зря рассусоливал я про то, что, мол, будь в городе то да это, жизнь твоя и многих других твоих сверстников сложилась бы иначе...
— Все-таки здорово, — мечтательно сказал Метрусенко, — что у нас аэроклуб открылся. Я ходил туда, спрашивал. Говорят, у парня способности. А если б не было аэроклуба, кто бы про его способности узнал? Вот так-то, Яклич. Меняется жизнь. К лучшему.