Лео провел восемь часов в гостиной, опустив голову на руки, притихший, мрачный, безутешный. Он так боялся за Кэтрин, что едва выдержал разлуку с ней. Как он и предрекал когда-то, его любовь к жене напоминала безумие. Слова Кэтрин тоже сбылись: ей легко удавалось ладить с мужем. Они во многом были очень разными и все же, возможно, благодаря этому удивительно подходили друг другу.
Их брак оказался на редкость счастливым. Они развлекали друг друга яростными смешными спорами и длинными проникновенными разговорами. Оставаясь наедине, супруги часто говорили на своем особом языке, обменивались загадочными фразами, понятными лишь им двоим. Они были любящей парой, страстной и нежной, пылкой и игривой. Но самое удивительное, эти в прошлом непримиримые противники легко уступали друг другу, проявляя мягкость и такт.
Лео никак не ожидал, что женщина, всегда беспощадно высмеивавшая худшие его качества, будет замечать и ценить лишь лучшее в нем. Он и не подозревал, что его любовь к Кэтрин усилится, расцветет, заполнит все его существо. Когда такое сильное чувство завладевает душой, мужчине остается лишь сдаться.
«Если что-то случится с Кэтрин… если вдруг роды окажутся слишком тяжелыми…»
Лео медленно поднялся, сжав руки в кулаки, когда в гостиную вошла Амелия с новорожденным младенцем на руках. Она замерла в дверях, и вся семья с тихими возгласами выступила ей навстречу.
— Прелестная девочка, — радостно улыбаясь, объявила Амелия. — Доктор сказал, что у нее чудесный цвет лица и сильные легкие. — Она протянула ребенка брату.
Лео, охваченный страхом, застыл на месте. Не взяв младенца из рук сестры, он хрипло произнес, испуганно глядя ей в глаза:
— Как Маркс?
Амелия тотчас поняла, что он испытывает. Голос ее смягчился.
— Превосходно. Она отлично себя чувствует, дорогой, ты можешь прямо сейчас подняться к ней. Но сперва поздоровайся со своей дочуркой.
Лео с облегчением перевел дыхание, а затем осторожно взял ребенка на руки. Он с изумлением увидел крошечное розовое личико и ротик, напоминающий розовый бутон. Девочка казалась такой легкой… трудно было поверить, что в маленьком свертке скрывается живое человеческое существо.
— Она вылитая Хатауэй, — с улыбкой сказала Амелия.
— Что ж, мы сделаем все возможное, чтобы это исправить. — Наклонившись, Лео поцеловал малышку в крохотный лобик, темные волосики щекотно коснулись его губ.
— Вы уже выбрали имя? — спросила Амелия.
— Эммелин.
— Французское. Прелестно. — Амелия почему-то тихонько рассмеялась, прежде чем задать новый вопрос. — А как вы собирались назвать мальчика?
— Эдвард.
— В честь папы? Чудесно. Думаю, ему подойдет это имя.
— Кому подойдет? — недоуменно отозвался Лео, не сводя глаз с дочери.
Погладив брата по щеке, Амелия жестом показала ему на дверь, где стояла Уин с другим свертком. Вокруг нее сгрудились Меррипен, Кэм и Беатрикс.
Лео изумленно округлил глаза:
— Господи, близнецы!
Кэм подошел к нему с широкой улыбкой:
— Какой красивый мальчик. Желая стать отцом, вы старались на славу, phral.
— Лео, ты как раз вовремя обзавелся наследником, — добавила Беатрикс. — Оставался всего один день!
— Вовремя для чего? — удивился Лео. Передав дочь Амелии, он взял сына из рук Уин. Заглянув в личико ребенка, он во второй раз за этот день восхищенно замер, охваченный любовью и нежностью. Казалось, сердце не в силах вместить переполнявший его восторг.
— Для того чтобы сохранить за собой копигольд, разумеется, — отозвалась Беатрикс. — Теперь Рамзи-Хаус навсегда останется нам.
— Не могу поверить, что ты думаешь об этом в такую минуту, — возмутился Лео.
— А почему бы и нет? — вмешался Меррипен. Темные глаза его весело блеснули. — Лично для меня большое облегчение узнать, что нам не придется покидать Рамзи-Хаус.
— Все вы беспокоитесь о чертовом доме, когда я провел восемь часов в настоящем аду.
— Прости, Лео, — извинилась Беатрикс, стараясь изобразить раскаяние. — Я не подумала, через что тебе пришлось пройти.
Лео поцеловал сына и осторожно передал его Уин.
— Я собираюсь повидать Маркс. Ей, наверное, тоже пришлось нелегко.
— Передай ей наши поздравления, — попросил Кэм. Голос его слегка дрожал от смеха.
Лео взбежал вверх по лестнице, перескакивая через ступеньки, и ворвался в спальню, где отдыхала его жена. Укрытая одеялами, Кэтрин казалась маленькой и хрупкой. На ее бледном, осунувшемся лице читалась усталость. При виде мужа она слабо улыбнулась уголками губ.
Лео подошел к постели и, наклонившись, поцеловал жену.
— Чем я могу тебе помочь, любовь моя?
— Ничем. Доктор дал мне немного настойки опия, чтобы прошла боль. Он вот-вот вернется.
Лео нежно погладил жену по волосам.
— Черт возьми, почему ты не позволила мне остаться с тобой? — прошептал он, касаясь губами ее щеки.
— Ты напугал доктора, — усмехнулась Кэтрин.
— Я всего лишь спросил, знает ли он, что делает.
— Весьма воинственно, — уточнила Кэтрин. Лео обвел глазами предметы на ночном столике.
— Только потому, что он достал чемоданчик с инструментами, больше похожими на средневековые орудия пытки. — Найдя на столике маленькую баночку с бальзамом, он бережно смазал сухие губы жены.
— Посиди со мной, — шепнула она.
— Я не хочу тебя беспокоить.
— Ты меня не побеспокоишь. — Она приглашающе похлопала по матрасу рядом с собой.
Лео осторожно присел на край кровати, боясь толкнуть жену.
— Меня нисколько не удивило, что ты произвела на свет сразу двоих детей, — заявил он и, взяв Кэтрин за руку, принялся целовать ее пальцы один за другим. — Ты, как всегда, убийственно деловита и практична.
— Как они выглядят? Я не видела малышей после того, как их вымыли.
— Кривоногие, с большими головами. Кэтрин рассмеялась, кривясь от боли.
— Пожалуйста, пожалуйста, не смеши меня, — жалобно взмолилась она.
— На самом деле они прекрасны. Моя дорогая, любовь моя… — Лео прижался губами к ладони Кэтрин. — Раньше я до конца не понимал, что приходится пережить женщине при родах. Ты самая храбрая, самая сильная их всех представителей рода людского. Истинный воин.
— Неужели?
— О да. Аттила — вождь гуннов, Чингисхан, великий Саладин… — все они жалкие слабаки в сравнении с тобой. — Лео замолчал, на губах его заиграла улыбка. — Как здорово, что ты позаботилась, чтобы один из новорожденных оказался мальчиком. Разумеется, вся семья в восторге.
— Потому что теперь Рамзи-Хаус достанется нам?
— Отчасти. Я подозреваю, в действительности их больше всего радует, что мне придется воевать с близнецами. Ты ведь знаешь, малыши наверняка будут настоящими сорванцами.