Французской милиции и не могли вернуться к гражданской жизни; такие люди просто хотели «что-то сделать с немцами». Вирджиния говорила, что «очень хорошо ладит с бойцами» и в данных обстоятельствах делала «для них все возможное».
Она хотела пригласить двух офицеров-специалистов из Лондона, чтобы провести необходимую подготовку по тактике ведения партизанской войны, которую называют «бей и беги». Но Файоль и Жевольд категорически противились вмешательству британских или американских офицеров в их работу, – и, возможно, указывали на их недостатки, – поэтому Вирджиния сочла, что будет лучше отменить планы. Позже она вызвала вместо этого двух сержантов из Лондона, полагая, что их более низкое звание будет компромиссным вариантом, однако в этот раз ее неоднократные просьбы о поддержке были проигнорированы штаб-квартирой. Без поддержки с базы Вирджиния оставалась одна с сотнями неподготовленных людей, и это подвергало ее опасности. Файоль тем временем наводил справки о ее опыте – хотя, к счастью, получил ошибочную информацию, что она была подполковником (на четыре ступени выше ее реального звания). Это помогло Вирджинии удержать свое положение, но она понимала, что, если в ближайшее время не сможет организовать первую парашютную заброску припасов, ее жизнь может стать невыносимой.
По фильмам иногда может складываться впечатление, что успех в «День Д» ознаменовал конец самых ожесточенных боев; но во многих районах Франции, включая те, где работала Вирджиния, он создал новые проблемы. Оставшиеся немцы – и их французские коллаборационисты – были злы, напуганы и жестоки как никогда. Вирджинии приходилось все время менять локации, чтобы опережать «Аистов», продолжая в то же время организовывать первую заброску. Следующей остановкой была скромная ферма на холме над Ле-Шамбон, принадлежавшая двоюродной сестре Мориса Лебра по имени Лея[351]. Муж мадам Лебра сидел в заключении в Германии, так что ей приходилось справляться с работой по хозяйству и воспитанием двух маленьких детей в одиночку. Тем не менее, эта миниатюрная женщина в невзрачном цветочном фартуке не только радушно приняла Диану и вкусно ее накормила, но со временем стала еще одним незаменимым участником Сопротивления, открывая свой дом для маки и отказываясь брать за это плату. «Моя мама никогда ничего не боялась, просто была осторожна», – вспоминала ее дочь Жоржетта. Все знали, что их ждет в случае поимки. В одни из последних выходных немцы и Французская милиция устроили облаву на близлежащие фермы, чьих жителей подозревали в укрывательстве членов Сопротивления, застрелив при этом девять безоружных фермеров и бросив их тела лежать на земле. Еще одиннадцать были арестованы, а три фермы – подожжены[352].
Тем не менее Лея приняла Вирджинию «без вопросов – что угодно, лишь бы помочь». Она настаивала только на одном – что не станет прятать оружие. Жоржетта вспоминала, как мадам Лебра, внимательно наблюдая за каждым прохожим, разрешила Вирджинии пропустить антенну через окно на северной стороне дома, где прием был лучше. У Вирджинии не было электричества для питания радиоприемника, поэтому она модифицировала взятую напрокат автомобильную батарею, которую заряжал молодой Эдмон Лебра (еще один член семьи), усердно крутя педали на особым образом адаптированном велосипеде. Она сидела рядом с ним в наушниках и азбукой Морзе настукивала сообщения для приемных станций в Англии, которые сразу узнавали ее слегка хаотичный стиль передачи.
Мадам Лебра также приютила добродушного двадцатидвухлетнего учителя из Эльзаса Деде Зурбаха, который бежал от принудительных работ; немцы в отместку взяли его мать и сестру в качестве заложников. Деде был одним из макизаров, ехавших в машине с Вирджинией, когда она еще в июне проводила инспекционное турне по зонам заброски. Теперь он стал ее своего рода «Пятницей» – одновременно водителем и помощником, курьером и телохранителем. Это была утомительная роль, поскольку сама Вирджиния признавала, что часто вела себя как «рабовладелец»[353]. Она заставляла «мальчиков» работать на износ, добывая батареи, генераторы, а иногда даже и парфюм, и учила своих любимчиков, как вести счета и даже как расшифровывать сигналы. «Она была очень активной, – с любовью вспоминал он, – и всегда требовала нашего присутствия».
Вирджиния купила велосипеды для себя, Деде, Эдмона Лебра и Боба и яростно крутила педали, перемещаясь вверх и вниз по горам, проверяя зоны выброски и готовя свою команду к первой жизненно важной заброске. Каждый вечер она слушала «Би-би-си», но, хотя сообщений для других областей Франции было много, ей не предназначалось ни одного. Пока ее люди не услышали одну из заранее согласованных фраз, у Вирджинии не было реальных доказательств ее полномочий в Лондоне. Ожидание было нервным. Наконец, однажды ночью диктор «Би-би-си» трижды сказал: «Cette obscure clarté tombait des étoiles»: это значило, что к ним направлялись три самолета.
Встречающие устремились в зону «Лещ», находившуюся высоко на плато на обширном открытом участке. Здесь не было асфальтированных дорог, лишь горстка домов, разбросанных по краю того, что казалось вершиной мира. На горизонте в быстро угасающем свете солнца выделялись вулканические горы массива, по обеим сторонам которых стояли на страже причудливые зубчатые вершины Мон-Мезенк и Мон-Лизье. Когда небо потемнело, став чернильно-багрового цвета, появилась сама Вирджиния, под коллективный вздох примерно тридцати мужчин. Таинственная «женщина-английский офицер», которую все теперь называли Мадонной[354], отказалась от привычных летних платьев в пользу армейской куртки и брюк цвета хаки. Ее единственным украшением был оранжевый шелковый платок, завязанный узлом на шее (удобный способ скрыть коды передачи). Несколько мужчин обменялись одобрительными взглядами, оценив ее военный образ, который она при любой возможности дополняла легким ароматов дорогих французских духов. Их болтовня прекратилась, когда она подошла к ним, проверяя, что связки из палок были расставлены на самом ровном участке точно на расстоянии 150 шагов друг от друга в форме гигантской буквы Y. Это помогало пилотам найти правильную точку для сброса груза; они направляли самолет в более широкий конец буквы Y, обращенный к преобладающему западному ветру. Некоторые заняли свои посты по периметру в качестве часовых, готовые разобраться с любым, кто приблизится к зоне; другие ждали сигнала, чтобы поджечь связки или начать мигать пилотам, передавая присвоенную данной зоне букву R на азбуке Морзе. Габриэлю – юному сироте, для которого макизарам Вирджинии предстояло стать приемной семьей, – приходилось напрягать слух, ожидая первых намеков на рокот самолетных двигателей вдалеке. Вирджиния приказала всем вести себя тихо, пока он слушал, не спуская глаз с Файоля, только что прибывшего для наблюдения. В ту долгую напряженную ночь было ясно, что доверие к Вирджинии – а может быть, даже ее жизнь – будет под угрозой, если она не справится. Бархатистое небо было одето сверкающими звездами,