не был особенно велик, так как действия на всех участках Невского пятачка приняли сугубо оборонительный характер, и больших потерь наши войска не несли, но нагрузка на Алёшкина была значительной. Почти совсем вышли из строя врачи Бегинсон и Дурков, они могли пробыть в операционной или перевязочной не более одного-двух часов в сутки. Ослабел и Картавцев — он работал не более пяти часов. И только Борис пока ещё имел силы, чтобы выстаивать у операционного стола целую десятичасовую смену, а иногда захватывать и более длительное время. Поэтому ему пришлось нести основной груз работы операционно-перевязочного взвода.
Разумеется, все его дополнительные питательные ресурсы уже закончились, и он чувствовал, что начал слабеть с каждым днём всё больше. Плохо было и со средними медработниками. Пожилые медсёстры — Наумова, Панкратова и некоторые другие — едва передвигались, и лишь более молодые ещё сохранили достаточно сил, бодрости и даже некоторое веселье. Если первые, жившие отдельно, даже почти не улыбались, то в землянке молодых иногда раздавалось пение и даже смех.
Из врачей удивлял всех Сангородский. Он, кажется, совсем высох, превратился в какой-то ходячий скелет. И раньше-то он не отличался полнотой, а теперь это были кости, обтянутые кожей. Но он каким-то чудом сохранил достаточно сил, по-прежнему бодро орудовал в своей сортировке и оживлял шутками приунывших товарищей по землянке.
На этом месте дислокации все мужчины-врачи, кроме комбата Перова и начсандива, поселились в одной, довольно вместительной землянке, с общими нарами, сделанными из жердей, на которых ещё имелись остатки сена. Эти нары закрыли плащ-палатками, в оконный проём вставили палаточные рамы, поправили большой стол с настоящей столешницей, прибитой к четырём кольям, вкопанным в землю, установили в углу железную печку, двери завесили двумя плащ-палатками. Выпросили у Прохорова по одеялу и соорудили из вещевых мешков подобие подушек, потребовали от комбата, чтобы к землянке провели электрический свет и убедились, что тут вполне можно будет перезимовать. А думать об этом приходилось всё чаще, морозы крепчали, и в дополнение к дистрофикам среди раненых стали попадаться и обмороженные. Правда, личный состав санбата и строевые части уже около месяца как получили зимнее обмундирование, и оно было неплохим, но крепнувшие морозы давали о себе знать.
Алёшкин, как и другие врачи, и средний медперсонал, получил суконные шаровары, такую же гимнастёрку, шапку-ушанку, суконные портянки, пару тёплого белья и меховой жилет, надеваемый под шинель (в оперблоке — под халат). Рядовым санитарам выдали то же самое, только вместо жилета — ватные куртки, вместо суконных брюк — ватные. На передовой почти всем выдали валенки, а многим и полушубки.
Тёплая одежда, конечно, была очень нужна, и тo, что её получили, было хорошо, но она не заменяла пищи, а, кроме еды да положения на фронтах, сейчас почти никто ничего не обсуждал.
Через сутки проживания врачей в этой землянке обнаружились её серьёзные недостатки. Все землянки строились сапёрами для штаба дивизии поздней осенью, наспех. Накаты — два, а иногда и три — накладывались сверху как перекрытие, неплотно, между ними оставались щели иногда в палец шириной, сверху они засыпались землёй, перемешанной со снегом. В тех землянках, которые в своё время предназначались под жильё, все неприятности пережили ещё прежние их владельцы, и новым, например, женщинам-врачам, комбату, служащим аптеки и другим, после заселения понадобилось только хорошенько протопить печку, как сырость, образовавшаяся за время бездействия землянки, быстро исчезла. Там же, где поселились мужчины-врачи, было по-другому. У прежних хозяев здесь размещался оперативный отдел штаба, печка топилась недолго, люди работали в верхней одежде и, поэтому землянка не протаивала. При занятии её санбатовцами она выглядела даже лучше и суше, чем все остальные землянки. Это, между прочим, и прельстило Сангородского, выбиравшего жильё. Когда врачи там поселились, печка стала гореть круглосуточно, и тёплый воздух, проникая через перекрытия, вызвал таяние снега, находившегося в земле, покрывавшей землянку. Естественным следствием этого явилось то, что с потолка в самых разнообразных местах появилась вода: сперва она капала, а затем потекла струйками. Пришлось срочно вытаскивать плащ-палатки из-под себя и кое-как прикреплять к потолку. Это на время прекращало протечку, но затем вода находила дырку и лилась через неё. Приходилось подставлять под эту струйку котелок или консервную банку.
Скоро все нары были уставлены приспособлениями, собиравшими воду. За ними нужно было постоянно следить, чтобы они не переполнялись и не опрокидывались. Укладывание на нары между этими банками требовало прямо-таки акробатической ловкости. Однажды произошло такое, что заставило многих подумать о более удобном жилье. Угол одной из палаток, находившийся над Бегинсоном, видимо, под тяжестью скопившейся воды, внезапно оторвался, и около полуведра воды потоком хлынуло на бедного доктора и промочило его насквозь. У Бегинсона произошедшее вызвало гнев и возмущение, а у соседей смех. После этого случая покинул землянку Сангородский, он переселился в свою сортировочную палатку, выгородив себе там уголок.
— Хоть холоднее, да суше. Плавать в постели у нас приучен только один Беня, — так он называл Бегинсона, — а я пока предпочитаю спать на сухом, — говорил Лев Давыдович.
Следующим ушёл из землянки Алёшкин. Вследствие постоянной капели в землянке образовалась страшная сырость и грязь. Возможно, от этого, а вероятнее всего, и от постоянного нервного напряжения и голода, у Бориса начали появляться экзематозные раздражения в области голеностопных суставов и, что было особенно неприятно и тяжело, на шее и подбородке. Последнее привело к тому, что Алёшкин вынужден был прекратить бритьё. Брился он безопасной бритвой, поэтому даже намыливание участков кожи, поражённых экземой, вызывало жгучую боль. Прикосновение же лезвия доставляло такие мученья, что пришлось от него отказаться.
Как мы уже упоминали, Виктор Иванович Перов по специальности был дерматологом. Борис обратился к нему, и тот выписал лекарство, но единственная женщина-фармацевт, оставшаяся в аптеке, была, видимо, не очень подготовлена, а может быть, в её распоряжении не было необходимых ингредиентов. Так или иначе, а сделать заказанную Перовым болтушку она не смогла. Ограничились приготовлением серной мази, которую Борис усердно использовал. Мазь эта, хоть и не особенно помогала, но всё же распространение экземы на шее приостановила. Однако бриться Борис всё ещё не мог, и потому начал быстро обрастать довольно густой и неприглядной рыжеватой щетиной.
Однажды, это произошло 9 декабря 1941 года, где-то вдалеке на востоке послышалась орудийная канонада, затем грохот отдалённой бомбёжки. Все строили предположения, что бы это значило, а так как никаких известий ниоткуда не получали, то полагали, что, по-видимому, немцы вновь начали наступление в сторону Волхова, чтобы обойти Ладожское озеро и соединиться с наступавшими с