довольно беспечными и не выставили посты в прибрежных кустах.
Но теперь ветки бесшумно раздвинулись, и другой лазутчик, индеец, прокрался назад, к более удобному для подслушивания месту. Судя по всему, это был тот, что опережал Харку на пути сюда. Харка взялся за рукоять кинжала и изготовился к прыжку. Но индеец не собирался с ним драться. Оба разведчика окинули друг друга взглядом, в то же самое время прислушиваясь к звукам, доносившимся до них из лагеря.
Харка увидел, что неизвестный индеец тоже был молодой парень, разве чуть постарше его самого. Может, уже стал воином и теперь сдавал экзамен на ловкость в разведке. Торс его был обнажен, волосы зачесаны на пробор. Из оружия при нем был только кинжал и обычная для дакота палица с камнем. Оба разведчика залегли на расстоянии вытянутой руки друг от друга. В этом парне Харке почудилось что-то знакомое, хотя его лица он не разглядел, а теперь оно было скрыто подросшей травой.
Ни один из них не шелохнулся. Но Харка то и дело пробегал взглядом по очертаниям другого разведчика. Парень был довольно широкоплечий для индейца; от затылка к плечам отходили сильные мышечные ветви. Эти плечи и руки были ему знакомы, хотя прошло уже два года с тех пор, как он видел их в последний раз. Он узнал их и в темноте. Сколько раз этот парень и более младший Харка мерялись силой и ловкостью в стойбище рода Медведицы, состязаясь в игре в мяч, в беге, в плавании, в верховой езде. И всегда победителем выходил Харка, а более старший Шонка злился. Они с детства не ладили друг с другом, не ладили и потом, когда отец Шонки, вождь мирного времени, умер и Маттотаупа взял его вдову и сына Шонку к себе в вигвам, потому что его собственная жена погибла от пули пауни. Из разговора с Четаном Харка узнал, что Шешока за это время побывала женой Тома без Шляпы и Сапог, который снова сбежал. Шонка, ее сын, лежал теперь в кустах рядом с Харкой Твердым Камнем и подслушивал белых.
Белый человек с громким голосом вернулся к костру с другого конца лагеря, и теперь Харка мог понимать, что он говорил. Скорее всего, Шонка не понимал по-английски ни слова. Харка же извлек из громких разговоров все, что ему было нужно знать.
Эти пятьдесят три всадника, расположившиеся здесь на привал, составляли так называемую милицию. По профессии они были лесорубы, звероловы, охотники, торговцы, разведчики, фермеры и скотоводы – короче, все, кого можно было набрать в приграничной полосе между цивилизацией и глушью, на передовых постах, а их задачей было покарать род Медведицы за «смертельное отравление изыскательской экспедиции строительства дороги». То, что хорошо вооруженных людей было так много, делало выполнение этой задачи простым и довольно безопасным. Они направлялись к Конскому ручью, где эта «банда убийц и разбойников» имела обыкновение селиться с наступлением весны, и должны были там разрушить стойбище, растоптать и перестрелять все, что шевелится. Возражения нескольких сомневающихся даже не стали слушать. То, что тема в этот вечер еще раз подробно обсуждалась, Харку не удивило, ведь выполнить задачу предстояло только теперь, после многодневного похода.
Харк испытывал двойственные чувства.
Два года назад он и его изгнанный отец пришли на помощь своему племени во время нападения пауни, но за это не получили от вождей и старейшин ни слова благодарности, ни признания. Так что пусть род Медведицы обходится без них и на этот раз, своими силами и оружием. Но Уинона, сестра Харки, которую он очень любил, и Унчида, мать Маттотаупы, всеми уважаемая целительница, заменившая Харке мать в то последнее лето, которое он провел дома, останутся там без защиты, ведь в их вигваме нет ни одного воина. Харка не мог даже думать о том, что Унчида и Уинона будут растоптаны, избиты, унижены и, может быть, лишатся жизни. Он и мысли такой не допускал. Но вряд ли кому-то из воинов рода Медведицы, занятых защитой собственных семей, будет дело до двух женщин из «вигвама предателя Маттотаупы». Взять того же Шонку, что лежал сейчас в кустах неподалеку от Харки, – да этот парень будет только рад несчастью Унчиды и Уиноны и уж никак не выступит в их защиту.
Тихо лежа на месте и подслушивая, он начал считать. Белые мужчины хотели тронуться в путь с восходом солнца и добраться до стойбища к полудню. Они пойдут рысью; такой темп Харка легко мог держать в беге.
Если отправиться в путь сейчас и еще до рассвета предупредить Уинону… правда, тогда будут предупреждены и все остальные, включая враждебного шамана и старейшин, несправедливо осудивших Маттотаупу, и включая Четана, который считает Харку сыном предателя. Все они будут предупреждены, потому что Уинона вряд ли станет молчать. Но если он заранее возьмет с нее слово молчать? Тогда она сможет убежать в лес, не выдав себя. Решение было трудным, и выхода он не видел. До мысли перевести слова белых Шонке, лежащему неподалеку, он даже не дошел. Этого парня он ненавидел.
Теперь Харка должен был вернуться к отцу и к Джо и доложить обо всем, что услышал. На то он и был послан в разведку. Но ведь Джо мог узнать о намерении белых мужчин и в конце дня, это не нанесло бы ему никакого урона. Может, ему и лучше не знать ничего заранее, а то еще пустится по злобе вместе с ними, и тогда несдобровать никому из стойбища на Конском ручье. Джо сам пережил день мертвых рыб. Стоило опасаться его мстительности, и это пересилило все остальные сомнения Харки. Джо не должен так скоро узнать, что здесь происходит. Харка хотел перед этим предупредить свою сестру Уинону. И даже если она ничего не сможет предпринять, все же лучше быть подготовленной к опасности. А может, Харка что-то все же сумеет сделать для сестры и бабушки. Ведь не они отравили отряд инженера Джо.
Харка бесшумно выбрался из кустов; другой лазутчик при этом даже не пошевелился.
Когда он прокрался уже далеко вверх по течению ручья, можно было не опасаться выхода на открытое пространство прерии. И он выбрался из прибрежной полосы кустов и деревьев на высокий берег. Огляделся. Не было не видно и не слышно ничего, что могло бы ему помешать. Однако времени на исполнение задуманного было в обрез. Он поднялся во весь рост и побежал по волнистому