— "Пушка" есть? — спросил он и, не дожидаясь ответа, быстро обшарил его брюки. — Рацию сюда. Так. На кого пашешь?
— Я не... вы не... — шаблонно запротестовал студент.
Петр схватил его за нижнюю челюсть и дважды впечатал головой в острый угол.
— Ты не понял, кекс. Ты попал! На такие бабки, что, если твоя мама продаст почку и глаз, это будет только десять процентов. На кого пашешь, сявка?
Он почувствовал, что его занесло не в ту степь, это было скорее из репертуара Ренатика, но отступать было поздно. Петр вдрызг разбил студенту губы и продолжил в ускоренном темпе:
— Сука, кишки выпущу! Кто послал? Кто велел следить?
— У нас крыша, — прошамкал тот. — Все переговоры с ней.
— А, переговоры?
Петр отпустил рубашку, но лишь для того, чтобы поудобней взять рацию. Он колотил ей по лбу студента до тех пор, пока пластмассовый корпус не развалился на куски.
— Переговоры окончены. На кого пашешь?
— Я не сам... от конторы, — пробормотал филер, закатывая зрачки.
— Ты погоди спать, дружок. Давно меня водите?
— Второй день.
— Что за контора?
— "Фомальгаут".
— Во назвали! Сам не выговоришь. Кто такие? Сыщики, что ли? Чей заказ работаешь?
— Обращайся к начальству...
— А я к тебе обращаюсь. Я тебя уважаю, понимаешь? Почти как начальство.
— Чего ты?.. Я простой исполнитель...
Петр вытянул шею, оглядывая дворы. Со стороны больницы ковыляла старуха с сумками.
— Ты не простой, сынок, — заговорил он как можно быстрее. — Ты исполнитель, который должен кучу бабок. Ты попавший исполнитель. Квартира есть? Продашь. Вместе с телевизором и ночной вазой.
— Все денежные вопросы... — начал было студент, и Петр, сообразив, что его опять отсылают к начальству, нанес серию действительно серьезных ударов.
— Денежный вопрос решен. Ты нищий. Остался вопрос о твоей жизни.
Сознавая, что времени остается все меньше и меньше, Петр хлопнул его ладонью по ширинке. Нащупав мужские сокровища, он сжал пальцы и нешуточно рванул руку вверх. Обмякший студент мгновенно взбодрился и огласил дворы истошным криком. Старуха с кошелками замерла и, поразмыслив, повернула назад.
— Тебя как зовут? — тихо спросил Петр.
— Аркадий... А! Отпусти!!
— Я, Аркаша, какал на все ваши крыши. Ты, наверно, не в курсе, кто я, иначе раскрылся бы сразу — как кувшинка. Мне лишний труп статьи не испортит.
— Клянусь!..
— Верю. Ты не знаешь, кто заказал меня выпасти. Но догадываешься. Что-то слышал, что-то сам додумал.
Для активизации мыслительного процесса Петр подергал рукой.
— Партия... — мучительно выдавил студент. — Партия какая-то. Неизвестная, маленькая. У больших свои службы... Уй, отпусти, а? Задание странное, у нас таких еще не было. Фиксировать все контакты, но ты не основной. Через тебя мы должны выйти...
— На кого?
— На него. — Он сунул руку в задний карман и Достал увеличенную копию фотографии с паспорта. На снимке был Борис Черных.
— Вот так да... — проронил Петр. — Партия Прогрессивного Порядка?
— Да говорю же, я не...
— Сколько тачек?
— В работе? Три.
— Кто у дома остался?
— Никто. Все — за тобой.
— Может, тебе яйца не нужны?
— Честно. Там сейчас никого. Где мы столько людей возьмем? У нас не ЦРУ.
— Если наврал, я тебя найду, — предупредил Петр, разжимая хватку.
— Угу, — согласился студент. — А что начальству передать?
— Что им будет больнее.
Петр оттолкнул его на кучу преющего мусора и стремительно пошел назад, к Нижней Мухинской. Разыскав телефон-автомат, он сунул в прорезь карточку. После пятого гудка ему сказали:
— Это квартира Бориса Черных. Если вы не ошиблись номером, можете оставить свое сообщение...
— Девчонки, ответьте, это я.
— Петр? У тебя что-то случилось? — встревоженно спросила Настя. В трубке слышался разноголосый мужской смех.
— У меня — нет, а у вас? Что там за массовка?
— Ренат вернулся. Четырех мудаков с собой приволок.
— Разберемся. Костя как, вменяем?
— Относительно.
— Берите его в охапку и дуйте на новую базу.
— Тебе понравилось?
— Я еще не видел, — признался он. — Но старая точно не годится.
Из-за дальнего поворота вырулила темно-зеленая «четверка». Кого теперь искали сильнее — объект или пропавшего филера, — было неизвестно, но то, что минут через пять студент найдется, сомнений не вызывало.
— Настя, у вас четыре минуты, — сказал Петр и бросил трубку.
Кажется, в «Жигулях» его успели заметить. Он не знал, есть ли у группы наблюдения какой-нибудь аварийный план, но хорошо помнил, что, когда сам занимался слежкой, такой планчик имел. В него входила ликвидация объекта. Для мокрухи эти ребята не годились, но ведь он еще не всех видел.
Петр бросился в узкий проход между домами и выбежал на параллельную улицу. Не останавливаясь, пересек проезжую часть и снова влетел в какой-то мелкий дворик, за которым начиналась улица пошире, со светофорами и трамвайными путями.
Он скомкал фотографию Бориса и поднял руку. Желающих подвезти оказалось так много, что можно было устраивать конкурс на самого быстрого.
* * *
Доброе утро, предатель. Как спалось, предатель? Ничего? Вот и славно. Как сердчишко? В порядке? Это самое главное. Было бы здоровье...
Вставай, предатель, опоздаешь на завтрак.
Его продолжали держать в одноместной палате, по странному капризу архитектора — без окон. Впрочем, слово «держать» — для другого случая. Единственное, что было запрещено, — это передвижения по улице с десяти вечера до шести утра, но данный запрет касался всех граждан. В остальное время он был предоставлен самому себе.
На следующий день после того, как Мясник отключил его от аппарата, прибыл курьер из прокуратуры. Молодой парень, фактически школьник, вручил ему черную папку с золотым гербом. В папке Костя обнаружил выписку из постановления трибунала, которая уведомляла, что обвинения в измене родине, терроризме и подрывной деятельности с него, К.А. Роговцева, сняты. «Ввиду глубокого раскаяния и неоценимой помощи, оказанной следствию» — эта фраза была набрана обычным шрифтом, тем не менее буквы выглядели слишком крупными. Им было тесно в одной строке, и, оторвавшись от бумаги, они повисли у него над головой. И каждый, кто находился рядом — на расстоянии выстрела, — мог прочитать и про раскаяние, и особенно про неоценимую помощь. А потом все эти казенные витиеватости сократились до одного слова и отпечатались у него на лбу — навсегда.
Доброе утро, предатель.
Константин надел байковые штаны и футболку — теплые больничные рубахи из-за жары никто не носил. Как старик, не поднимая ног, он дошаркал до умывальника и открыл личный шкафчик. Бумажное полотенце, зубная щетка, станок — все, что нужно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});