Юношеская память набивала копилку воспоминаний всеми фактами без разбора для позднейшего осознания и пользования. Из высоких чувств тех лет, обуревавших не одних только молоденьких красноармейцев, очень помнится ощущение яркой светлости жизни и близкого конца не одной лишь войны, но всех вообще испытаний и тягот. Нажать еще немного! Даешь Крым, даешь белополяка и — винтовку на склад старого лома. Даешь Колчака и Сибирь, где немолоченый хлеб лежит еще с довоенного времени, и конец всякому голоду, — не для тебя, для всех.
Еще проще решались вопросы морали. У каптенармуса в сундуке нашелся мешочек сахара, по кускам краденного из пайков. Обвешав каптера бумажками с надписью «Вор», товарищи провели его по улицам на общий позор и простили «за несознательностью». Мы знали, что в ворах и во всяких преступниках, как вши в наших шинелях, сидели пережитки. Со всеми пережитками будет покончено, мы твердо верили, навсегда и сразу же после войны. Пережитков «проклятого прошлого», как писали газеты и как выражались ораторы на митингах, хватит еще года на два, от силы — на три. Так уверенно думали не одни юнцы красноармейцы.
Следовало не столько наказывать, сколько исправлять от пережитков своего брата-пролетария, по несознательности попавшего на скамью подсудимых. Суды выносили мягчайшие приговоры: вся гнусность и подлость были явно остатками вчерашнего «старого режима», вчерашнего капитализма.
В первые годы молодой революции для нас самыми интересными были доклады о международном положении, о торжестве коммунизма, до которого оставалось подать рукой.
…Это место рассказа — воспоминания полковника Турканова и его сверстников о громадности пути, который одолело творческое и ищущее сознание для достижения нынешней зрелости.
Сам Александр Степанович направился к своей зрелости, находясь почти каждодневно на линии огня. До войны он служил в пограничных войсках, годы сорок первый — сорок пятый прошел в строю, затем милиция.
В эпоху становления нашей власти Ленин указал на государственную торговлю, как на место, где государство повседневно общается с каждым гражданином.
Несколько десятков советских граждан ежедневно обращаются с массой разных вопросов и в каждое отделение милиции. Контакт самый широкий.
Так, по-ленински, просто и без напыщенности понимал милицейскую службу полковник Турканов.
5
Для изобличения не требуется признания преступника: обвинение, построенное только на признании, делается на суде пустой бумажкой, лишь обвиняемый откажется от своих слов. Судьи прерывают процесс и возвращают дело к доследованию. Признание в известной мере облегчает следствие, но не всегда. В чем-то сознаваясь под тяжестью улик, преступник скрывает сообщников, на помощь которых рассчитывает. И поэтому каждое признание должно подтверждаться фактами.
В этом коренное отличие нашего следствия от методов карьериста, пользующегося служебным положением в личных целях. Принести кому-то акты «признаний» невинных, запугать этими признаниями, строить свое благополучие на страхе…
Соблазнительно выбрать переломный момент, изобразить подготовку и эффектное предъявление решающей, неожиданной улики. Бывает и так. Но театральные эффекты, столь захватывающие зрителя, в жизни не только редки, но и не производят действия. На самом деле работа следователя сложнее. Он подбирает факты, улики, сопоставляет их, приходит к выводу как бы отвлеченному, то-есть бесспорному, вне зависимости от своей личности. Работа в своем роде математическая. Тем она и интересна. И только так может осуществляться настоящее правосудие.
Протокол допроса — две странички. Две сотни слов. Шесть-семь вопросов и ответов. Дела на полчаса? Нет. Иногда весь день… Стенограмма заняла бы сто страниц. А в протоколе допроса содержится лишь нужное, то-есть то, что имеет прямое отношение к делу: факты и подтверждение фактов, говорящие не против подследственного и не в его пользу, но помогающие выяснить истину. Существенное, нужное… Лишенное предвзятости, формулированное с возможной точностью, обдуманное, обсужденное следователем и подследственным. Доказательства и объяснения как против подследственного, так и в его пользу. Над ним и над следователем стоит высший контроль — Здравый Смысл. Поэтому-то так и интересны следственные дела, поэтому-то они увлекательнейшее чтение для каждого человека.
Чтобы добыть это настоящее, это существенное, следователь и подследственный изводят, как сказал поэт, тонны словесной руды. Но не пустой и не напрасно.
6
Нестеров чувствовал себя необходимым.
Он называл своих противников «деятелями». Одно «дело» следовало за другим, выскакивая, как пузыри в потоке воды.
Связь с пережитками прошлого была уж очень непростой, отнюдь не прямой и совсем не «анкетной». Столкновения с некоторыми «деятелями» имели особый вкус.
По криминальной статистике, половина преступлений против частной собственности в Европе во второй половине прошлого века совершалась людьми, которые были голодны в самый момент покушения. Голод и невежество — причины преступлений, выраженные в романе Гюго «Отверженные».
И классовый гнет. Ф. М. Достоевский в «Записках из мертвого дома» не мог забыть слова каторжника-мужика, обращенные к каторжнику-барину: «Вы железные носы, вы нас заклевали».
Не просты, очень не просты отношения между следователем и подследственным! Не перечень обстоятельств и не одни улики — и в пользу и против подследственного — были целью Нестерова. Личность человека, среда, влияния.
Конечно, присутствовали бесхарактерность, безволие, сочетание моральной нестойкости с неблагоприятными обстоятельствами. Но показывались и сильные характеры, проходили люди бесспорно энергичные, умные. Нестеров понимал, что ум, воля, смелость, мужество, стойкость сами по себе еще не определяют цвета знамени, направления деятельности человека. По поговорке: «Конь везет туда, куда захочет всадник».
Нестеров часто отлучался в командировки, увлекался делом, а жена, отдаваясь бессознательной и естественной ревности, стремясь к полноте обладания, ревновала мужа. Ее развлекала психологически-уголовная хроника в рассказах мужа, пока это было новинкой. Потом приелось. Нестеров хранил дома следственную тайну. Жена обижалась.
Не все мы легко открываем свое сердце: не всем свойственно уменье заниматься тонкой домашней дипломатией.
К счастью обоих, довольно скоро появился первый ребенок. Это простое событие, старое как мир средство, сплотило молодых, их отношения сделались ровнее, спокойнее.