Он прибыл бы в Ульм в то же самое время, как и французская армия, которой тогда пришлось бы выдержать натиск 70 000 человек, и ее отступление сделалось бы тогда действительно крайне трудным. Вместо этого эрцгерцог возвратил с собой на Верхний Рейн только 12 000 человек, оставив без основания много войск на Нижнем Рейне у генерала Вернека. Он плохо использовал часть этих 12 000 человек на выполнение второстепенных задач, так что прибыл к Келю только с 8000–9000 человек.
11. Он должен был приказать Латуру, Фрелиху и Надашти маневрировать на левом берегу Дуная, опережая отступавшую армию. Они были бы там в состоянии принять Петраша и все другие отряды.
12. Эрцгерцог маневрировал в эту кампанию, применяя правильные принципы, но робко – как человек, осознавший существование этих принципов, но не сумевший их продумать. Он не наносил больших ударов, и до самой последней минуты, как мы уже говорили, французские генералы имели возможность поправить свои дела, тогда как уже в бою на Мурге эрцгерцог мог решить участь кампании.
Пятое замечание (об осаде Келя и Гюнингена)
К концу декабря французские армии были на отдыхе уже два месяца. Они реорганизовались, пополнились рекрутами, полностью восстановили свои силы и превосходили своей численностью противостоявшие им австрийские армии. Однако эрцгерцог Карл, имея их перед собой, отважился заложить траншею одновременно перед кельским и гюнингенским предмостными укреплениями.
Если бы вся Рейнская армия, подкрепленная отрядом Самбро-Маасской армии, перешла в наступление через Кель или Гюнинген, она могла бы на рассвете атаковать лагерь эрцгерцога Карла силами вдвое большими, чем его силы, овладеть всеми контрвалационными линиями, захватить всю артиллерию, парки, склады и достигнуть блестящей победы, которая вознаградила бы ее за все поражения, восстановила бы честь французского оружия, поставила бы под угрозу безопасность Германии и позволила бы ей (французской армии) зазимовать на правом берегу Рейна.
Если бы эта армия состояла только из новобранцев, необученных, лишенных моральной устойчивости, – предположение, прямо противоположное тому, что существовало на самом деле, – французский главнокомандующий, конечно, не мог бы осмелиться на сражение для снятия осад.
Но даже и тогда, имея больше рук, больше средств и более выгодное положение, чем противник, он должен был бы возводить одно укрепление за другим, одну батарею за другой и продвигаться вперед с помощью контрапрошей[46], опирающихся на позиции левого берега и островов. Даже тогда эти осады должны были бы привести к посрамлению противника, к гибели его парков и части войск, принудить его, хотя бы вследствие усталости, перейти на зимние квартиры.
Обе эти осады не делают чести осторожности эрцгерцога Карла, но являются чрезвычайно славными для его войск и свидетельствуют об их храбрости и хорошем состоянии духа. Они всегда будут расцениваться военными как действия, мало почетные для французских армий. Действительно, обладание обоими предмостными укреплениями было очень важно для Франции. Рейн является крупной преградой.
Обладание обоими этими укреплениями вынуждало противника оставить всю долину Рейна вплоть до гор Шварцвальда в руках французских армий, а это было бы выгодно одновременно и с военной точки зрения, и с финансовой. Тревожные настроения в Германии не позволили бы австрийцам отправить столько войск в Италию.
Французские офицеры говорили в свое оправдание, что правительство обрекло их на полнейшую нищету; не выплачивалось жалованье, кормили плохо, инженерная и артиллерийская части не имели никаких средств для удовлетворения своих нужд. Но эти причины совсем не являются основательными.
Лишения только доказывали еще более убедительно необходимость ошеломить противника громовым ударом и дать решительное сражение, в котором все шансы на победу были бы в руках французов. Для развертывания 50-тысячной армии на островах и в местности от равелина до Кинцига пространства было более чем достаточно.
Со своей стороны австрийские офицеры, желающие оправдать неосторожность и опрометчивость этих осад, предпринятых эрцгерцогом Карлом, говорили, что ему было известно об упадке духа во французской армии, об удручающем впечатлении, какое было произведено исходом кампании на ее командование, и особенно о нерешительности последнего, на которую эрцгерцог Карл именно и рассчитывал, чтобы довести до благополучного конца такое опасное предприятие, которое он считал необходимым для успеха намеченной им кампании в Италии. Другие говорили, что эти осады были предприняты по приказу из Вены и вопреки мнению эрцгерцога. Это возможно.
Глава X. Дипломатические переговоры в течение 1796 г.
I. С Генуэзской республикой. – II. С сардинским королем. – III. С герцогом Пармским. – IV. С герцогом Моденским. – V. С Римским двором. – VI. С великим герцогом Тосканским. – VII. С королем неаполитанским. – VIII. С императором германским. – IX. Ломбардский конгресс. – X. Циспаданская республика.
I
Меньшинство аристократии, управлявшей Генуэзской республикой, большинство третьего сословия и весь народ западной Ривьеры были благожелательно настроены к французским идеям. Генуя была единственным значительным городом в этом государстве. Она была обнесена двойной бастионной оградой, оборонялась многочисленной артиллерией, 6000 человек линейных войск и 6000 национальной гвардии.
По первому знаку сената 30 000 человек из низших цехов, таких как угольщики и носильщики, крестьяне долин Польчевера, Бизаньо и Фонгана-Буона, были готовы двинуться на защиту владетеля[47]. Чтобы овладеть этой столицей, нужно было иметь 40-тысячную армию и осадный парк и затратить на это два месяца. В 1794 и 1795 годах и в начале 1796 года австро-сардинская армия стояла к северу от Генуи и сообщалась с ней по Бокеттскому перевалу.
Французская армия стояла на западе и сообщалась с нею по береговой дороге (Корниш) от Савоны. Расположенная, таким образом, между двумя воюющими армиями, Генуя могла получить помощь от обеих и сохраняла равновесие между ними. Та, за которую она выступила бы, приобрела бы большое преимущество. Это придавало Генуе значительный вес в делах Италии.
Сенат чувствовал всю деликатность такого положения и вместе с тем силу, которую оно ему придавало. Он предпочитал держаться нейтралитета и не считался ни с посулами, ни с угрозами коалиции. Торговля города ширилась и привлекала в республику огромные богатства.
Но неприкосновенность его порта была нарушена английской эскадрой. Катастрофа с фрегатом «Модест» сильно задела всех французов. Конвент затаил досаду, но выжидал благоприятной минуты, чтобы потребовать достойного возмещения. Несколько знатных семейств, наиболее приверженных Франции, были изгнаны. Это было новым оскорблением, за которое французскому правительству предстояло потребовать удовлетворения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});