мужичьем там и не пахнет. Думаю, что вам удастся незамеченным переправиться на тот берег.
– Незамеченным? – Волков даже остановился и удивленно уставился на капитана. – Незамеченным? У меня обоз в четыре сотни телег, они растянутся на две мили по дороге. По-вашему, такой обоз трудно заметить? Вы же сами, капитан, говорили, что у моста на том берегу у хамов пикеты. Думаете, они не увидят мои телеги через реку? Да они даже, пойди я ночью, обо мне узнают. Телеги скрипят, лошади ржут, железо иной раз звенит – или вы о том не знаете, капитан?
Капитан молчал и только моргал в ответ, а кавалер повернулся и пошел дальше.
«Незамеченным!» Он даже усмехнулся наивности капитана.
Молодой Гренер и Максимилиан сидели на коновязи, как воробьи, и чему-то смялись. Беззаботные балбесы. Сеньора сразу не увидели.
– Коня! – рявкнул кавалер, и молодые люди сразу стали серьезны, Максимилиан спрыгнул, подвел коня, Гренер подбежал, придержал стремя. А кавалер сел в седло и произнес едко: – Уж извините, что мешаю вашему веселью, но завтра до зари мы выступаем, и вам, господа, надо быть к тому готовыми.
И пришпорил коня. Учитывая, что никаких шпор, конечно, на его изящных и дорогих туфлях не было.
Глава 37
Четыреста телег, да телеги все немаленькие, половина из них так велики, что без двух меринов и не поедут. Попробуй с таким обозом проскочить незамеченным дорогу в два дня пути. Волков был мрачен, думал и думал, как ему выполнить распоряжение маршала, как быстро с таким обозом пройти путь в два дня, переправиться через реку, перетащив столько телег через броды, и построить на берегу, который хамы считают своей землей, укрепленный лагерь. Ничего не придумав, он звал к себе своего капитана кавалерии – слава богу, его не отобрали.
Тот пришел, поклонился, сел на указанный кавалером стул. Волков сразу приступил к делу.
– Капитан Гренер, завтра к вечеру, надеюсь, мы дотащимся до Бад-Тельца, после которого начинаются земли хамов. Их пикеты и заставы уже за рекой, у моста стоят. Я хочу, чтобы ваши разъезды шли на две мили впереди и чтобы по бокам тоже были крепкие разъезды. И я ни при каких условиях не желаю попасть со всем этим обозом в засаду.
– По семь человек в разъезд достаточно будет? – спрашивал Гренер.
– Достаточно, но скажите людям, чтобы были внимательны: там места глухие, овраги и леса.
Когда Гренер ушел, кавалер хотел поговорить со своим капитан-лейтенантом, но Брюнхвальд с тремя сержантами и инженером Шубертом уже выгоняли телеги и возы из лагеря ближе к дороге, строили их там в колонну, чтобы не делать этого на рассвете.
До офицеров приказ маршала был уже доведен, они тоже пошли готовить своих людей к завтрашнему походу.
А сам полковник был предоставлен самому себе. Немного посидев со стаканом в руке, в меланхолии, он вдруг потребовал себе бумаги и чернила и, как получил требуемое, стал писать письма. Первым делом писал он, конечно же, Бригитт, это письмо было самым длинным и самым теплым. Второе письмо он писал госпоже графине фон Мален. И совсем коротенькое письмо, всего в две строки, адресовалось госпоже фон Эшбахт. Спрашивал лишь о ее здоровье, все-таки она беременна. Можно было, конечно, и больше написать, но он торопился, боялся, что почта в Нойнсбурге закроется.
Как ни готовился Брюнхвальд, как ни начинал все делать заранее, как ни гнали возницы коней, но огромный обоз за день до Бад-Тельца не дошел. На ночь пришлось встать в двух милях от села.
– А может, это и к лучшему, – сказал Волков своему капитан-лейтенанту.
Гюнтер поставил ему раскладной стул у реки, накрывал на стол, Волков же мял и растирал ногу после дня, проведенного в седле.
– Может, мужики про наш марш еще не знают. А на заре быстро пройдем село и уже к вечеру будем у бродов, начнем переправу. Прошу вас, Карл, присоединяйтесь.
Брюнхвальд уселся на принесенный лакеем второй стул и сказал:
– Может, и вправду так лучше.
Но по его лицу и по голосу кавалер понимал, что капитан-лейтенант так не думает.
– Ну, говорите, Карл, – настоял Волков.
Капитан-лейтенант немного помолчал и начал:
– Бросим обоз тут, оставим роту Бертье в охранении, а сами с двумя ротами, со стрелками, арбалетчиками, с кавалерией, артиллерией и с саперами побежим к бродам. Думаю, что к трем часам пополудни, учитывая, что с нами будут пушки, окажемся там, сразу начнем переправляться и окапываться на том берегу. Мужики не успеют отреагировать, даже если нас и заметят. А к утру у нас уже окажется окопанный лагерь со рвом, частоколом и с рогатками. Лагерь со стрелками, да с пушками, да с арбалетчиками. Такой с наскоку не взять никаким мужикам.
Волков тер щетину на подбородке. Да, в словах капитан-лейтенанта, конечно, был смысл, но…
– Мы не знаем, сколько людей у хамов за мостом. А вдруг полтысячи? Узнают про обоз, перейдут мост, а Бертье их не удержит… – Он задумался. – Фон Бок прав, потеряем обоз – конец кампании. И обвинят в этом меня, Карл. Нет. У меня нет желания попасть под суд. Ко мне, конечно, хорошо относятся в Ланне, тем не менее… Купчишки не простят мне потери стольких денег… – Он еще помолчал. – У меня есть письменный приказ маршала, подписанный еще фон Беренштайном, и мы, Карл, будем действовать согласно этому приказу.
Прошли Бад-Тельц еще до рассвета, но смогли там найти мужика местного – пастуха по имени Матвей, – который согласился быть проводником всего за талер. Уверял, что ходит в истинную церковь, чтит папу как наместника Господа и знает все места в округе. Пошли с ним, приглядывать за мужиком Волков велел Гренеру-младшему.
Шли получше, чем накануне, хоть день выдался жарким. Пыль от сотен телег и тысяч ног, солнце палит, дышать тяжко. Но Волков и особенно Брюнхвальд гнали и гнали людей со всей возможной поспешностью. Ни привалов, ни передышек, ни обедов. Остановились только раз, в полдень, чтобы коней притомившихся напоить, и все.
От жары Волков снял доспех и кольчугу, не говоря уже о стеганке, оставил лишь раскалившуюся на солнце кирасу. Сам ехал впереди, за людьми Гренера, с ним были Увалень, братья Фейлинги и Максимилиан, который вез знамя. Брюнхвальд измывался над своим конем, гоняя его то в голову, то в хвост растянувшейся колонны. Капитан-лейтенант пытался уследить за всей массой людей и лошадей, чтобы последний в колонне возница знал, что находится под присмотром старшего офицера.
– Вот, – указывая палкой, говорил пастух Матвей, – это и есть Овечий брод. Видите от