что, впрочем, неудивительно – и оказалась довольно ядовитого оранжевого оттенка. А вдобавок наколдовала ей пару хрустальных туфелек. Обувка вышла не особо удобная, но Золушка благоразумно предпочла умолчать этот факт, поскольку не хотела, чтобы добрая фея подумала, будто она не заслуживает ее милостей. Не стала канючить и по поводу обязательного часа возвращения домой, обусловленного феей-крестной, поскольку знала, что хорошим девушкам нечего делать на улице после полуночи, и хотела, чтобы о ней тоже думали как о хорошей девушке, пусть даже к таковым и не относилась.
На балу Золушка танцевала до упаду и в конце концов привлекла внимание прекрасного принца. Он весь вечер вальсировал только с ней, даже не глядя на остальных. Принц по уши влюбился в загадочную молодую женщину, но прежде чем успел спросить ее имя, как часы начали бить полночь, и она убежала, оставив после себя лишь хрустальную туфельку с жутким острым каблуком, который пару раз пребольно прищемил принцу пальцы на ногах, когда тот танцевал с неизвестной красавицей.
На следующий день приступили к поискам. Принц и его люди ходили от деревни к деревне, от дома к дому, предлагая примерить туфельку каждой молодой женщине, которая только попадалась им на глаза, но ни одной та не пришлась впору. Через три дня они явились домой к Золушке и отыскали ее в погребе, где она по обыкновению почти ничего не делала. Принц надел туфельку ей на ногу, и туфелька идеально подошла по размеру. Последовали грандиозные торжества, и даже сводные сестры присоединились к ним, поскольку были рады поскорей отделаться от Золушки.
Принц и Золушка поженились и зажили счастливо и беспечно.
Хотя нет, все вышло по-другому. Жили они счастливо и беспечно всего около недели, пока принц не выяснил, что Золушка – неряха и стерва, после чего отправился к дому ее отца, волоча за собой эту неприятную ему молодую особу. Постучал во входную дверь, и отец Золушки приоткрыл ее. Увидев принца и свою дочь, он сразу понял, чем дело пахнет. У него промелькнула мысль снова закрыть дверь и носа из-за нее не высовывать, пока они не уйдут, хотя он и подозревал, что принц прикажет кому-нибудь выломать дверь, а эта дверь ему нравилась в первозданном виде. И все же сделал удивленное лицо – хотя бы для проформы, пусть даже на самом деле это его ничуть не удивило.
– В общем… – только и сказал принц.
Только теперь он понял, что ситуация несколько неловкая. Одно дело вернуть кривой горшок или тележку с погнутым колесом, а совсем другое – пытаться сдать обратно реальную личность, особенно ту, с которой ты недавно сочетался узами брака. Тем не менее принц проявил стойкость, поскольку был принцем, а также потому, что больно уж хотел поскорей сделать Золушке ручкой.
– Боюсь, что эта меня не устраивает, – объявил он. – Она сварливая, ленивая, и от нее пахнет тыквой. Я вот думаю, нельзя ли обменять ее на какую-нибудь другую?
Короче говоря, принц развелся с Золушкой и женился на той ее сводной сестре, один глаз у которой был малость выше другого, и после этого они и вправду зажили счастливо и беспечно, хотя у принца порой и болела голова от попыток заглянуть в оба глаза своей супруги одновременно.
Что же касается Золушки, то на деньги своего отца она открыла обувную лавку, специализирующуюся на хрустальных туфельках.
Лавка быстро прогорела.
Крысиный король
В некие стародавние времена, так давно, что даже и не знаю, что тут лишь плод моего воображения, а что было на самом деле – но таково уж проклятье тех, кто обитает во тьме, – на наш город обрушилось страшное бедствие.
Все начиналось постепенно, потому что там, где есть люди, всегда будут и крысы. Как следствие, люди не сразу заметили увеличение крысиного поголовья или что твари эти отличаются необычайной свирепостью. Столкнувшись с собаками, крысы чаще нападали на них, чем спасались бегством, и, хотя неизбежно бывали побеждены, успевали нанести своим мучителям жуткие увечья, прежде чем отступить. А у кошек и вовсе не было никаких шансов противостоять им, и со временем стало обычным делом находить на улице какого-нибудь бывалого крысолова разорванным на куски, с выгрызенными из морды глазами и оскаленными в последних муках зубами.
И это только при столкновении с двумя крысами или даже с одной. По мере того как стая прибавляла в численности и свирепости, собаки сами начали бояться их, и вскоре охотники превратились в дичь. Казалось, будто крысами движет какая-то неведомая сила, что действия их направляет некий скрытый разум, и разум этот наконец проявил себя.
Это был единственный гигантский грызун размером с руку крупного мужчины – и это не считая хвоста, который и сам по себе напоминал толстую серую змею, – с острым осколком кости на голове, похожим на корону. Крысиный Король выбрал в качестве своего тронного зала старое зернохранилище в центре города и окружил себя таким несметным числом своих собратьев, что даже приблизиться к его логову значило подвергнуться риску увечья или даже смерти. Кто-то предложил устроить там пожар, чтобы испепелить крыс и их короля вместе со зданием, но к несчастьям города добавилась и погода – если только крысы не подчинили себе еще и стихию. Стоило только разжечь огонь, как сразу же поднимался ветер, так что запалить зернохранилище означало бы риск предать пламени весь город.
Так что крыс становилось все больше, и Крысиный Король надзирал за ними.
На третьей неделе этого бедствия новорожденный сын Бургомистра, едва месяца от роду, был найден в своей колыбели с наполовину объеденным личиком, глаза на котором отсутствовали. Дабы довершить весь этот ужас, крысы засунули ребенку в рот одного из своих: дохлого крысенка, розового и безволосого, который торчал из него, словно второй язык. Это помогло им приглушить крики ребенка.
И пока жена Бургомистра заливалась слезами, а ее муж – довольно никчемный, но добросердечный человек – недоумевал, как же это его жизнь и город до такого докатились, главы городских ремесленных гильдий решили собраться в ратуше, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. Бургомистр молча сидел во главе стола, охваченный горем. С улиц внизу доносились звуки суеты и крики, когда мужчины и женщины выгоняли крыс из своих дверей, силясь проткнуть их вилами, забить до смерти дубинками или зарубить топорами – но без особого толку, поскольку казалось, что на месте каждой уничтоженной крысы сразу же возникает еще две.
– Что же нам делать? – спросил Аптекарь. –