семинарией в Сан-Сальвадоре; само здание служило людям защитой.
Поколение за поколением крестьяне оставались неграмотными из-за отсутствия школ – зато такое положение вещей гарантировало дешевую рабочую силу. В стенах католической семинарии маленькие группы крестьян самостоятельно учились читать. В пыли и невыносимой жаре они сидели кружками. Началось их самообразование еще в деревнях по всей стране, возможно, с подачи священников. Обучение чтению – восстание крестьян. Их учебник – Библия. Их называли людьми Слова, и это сделало их диверсантами. А диверсанты – это добыча.
Пока мы разговаривали в этом печальном месте, по толпе пробежал шепот, дрожь; женщины понизили голоса. Они указали мне на молодого человека в непонятной синей форме, который шел, как кошка, по верху высокой стены, окружавшей футбольное поле и сады семинарии.
– Policia, – сказали они. У этой кошачьей прогулки не было никакой цели, кроме как напугать уже до глубины души напуганных людей.
– Моя подруга Корасон, – прошептала одна женщина, – вышла на улицу, чтобы пойти к дантисту, потому что больше не могла терпеть зубную боль. Она не вернулась, мы ее не видели и никогда уже не увидим.
Юрист-католик, который привел меня сюда, сказал, что пора уходить: у людей могут быть проблемы, если полиция заметит, что они разговаривают с иностранкой.
Посольство США – серая бетонная крепость, построенная будто для защиты от артиллерийских атак и воздушных бомбардировок. Вход через турникет в высокой стене охраняют вооруженные сальвадорские солдаты; внутри на страже стоят американские морские пехотинцы. Уполномоченный персонал сопровождает вас до места назначения; слишком опасно позволять незнакомцам бродить по территории. Эти нервные меры предосторожности распространялись даже на иностранных журналистов, работавших в Сан-Сальвадоре и хорошо знакомых посольским работникам. Брифинг для прессы проводили в подвальном помещении, похожем на бомбоубежище, где высокомерный раскормленный офицер американской армии, явно вьетнамской закалки, покровительственно потчевал молодых репортеров звучащей по-военному чепухой. Новость дня – захват сальвадорской армией трех партизан; конфисковали два ружья и пистолет. (Когда офицера спросили, что случилось с партизанами, он улыбнулся и пожал плечами.) Не совсем то оружие, которое, по словам президента Рейгана, поставляют в Сальвадор Куба и Никарагуа. То разрекламированное оружие, которое оправдывало огромные поставки американской военной помощи правительству Сальвадора, так никто и не нашел. И никто не объяснил, как это оружие могло попасть в изолированный Сальвадор, где американское и сальвадорское правительства полностью контролируют морские и воздушные пути.
Офицер вьетнамской закалки сообщил своей почтительной аудитории из молодых журналистов, что, если бы только Конгресс проголосовал за выделение большего количества денег, Сальвадор легко бы получил все необходимое и покончил с этим восстанием. То же самое говорили про Вьетнам. За прошедшие с того дня годы Конгресс выделял правительству Сальвадора все больше и больше денег американских налогоплательщиков, и на эти деньги поставлялось оборудование вьетнамского образца. Самолеты AC-47, известные во Вьетнаме как «драконы», вертолеты «Хьюз 500», оснащенные орудиями Гатлинга; усовершенствованные бомбы; напалм и белый фосфор. Число беженцев выросло.
В правительственных учреждениях Сальвадора я услышала лишь отговорки, демонстративно оскорбительные. Тучные, хорошо одетые чиновники, сидевшие за пустыми столами, с ухмылкой отправляли меня то в одну инстанцию, то в другую, то в третью; наконец человек на самом высоком посту сказал, что я, конечно, могу посетить женскую тюрьму в Илопанго, ведь все их тюрьмы – образцовые учреждения и никто мне не помешает их осмотреть. Разумеется, мне помешали; у ворот тюрьмы меня остановил вооруженный охранник, который разозлился, когда я начала настаивать, поднял винтовку и крикнул, чтобы я заткнулась и убиралась. Но я видела, как туда входили худые изможденные женщины в выцветших хлопковых платьях с маленькими корзинками, они несли еду своим дочерям.
Внезапно я решила, что пора уезжать; я не выдержала бы больше ни дня в этом страшном месте. Бездушие тех, кто владел и управлял страной, и издевательства над бедняками вызывали у меня тошноту, нервное состояние на грани истерики. В спешке я собрала вещи и поехала в аэропорт; я была готова улететь в любом направлении.
В зале ожидания аэропорта было многолюдно, но тихо. Люди не смотрели друг на друга, даже не двигались; они стояли или сидели возле своего багажа. Они ждали, будто затаив дыхание. В этой части мира самолеты регулярно оказываются переполнены; не попасть на рейс плохо само по себе, но, по всей видимости, еще они боялись, что их задержит полиция, схватит без всякой причины и увезет. И все-таки это были привилегированные люди: у них были паспорта, чтобы выехать, и деньги, чтобы заплатить за билет. А я была среди них самой привилегированной со своим роскошным американским паспортом и дорожными чеками, и мне не терпелось уехать.
Войну с контрас на северной границе Никарагуа следует назвать войной Рейгана, хотя происходящее больше напоминает организованные террористические рейды. Разжигаемая и финансируемая ЦРУ война, очевидно, очень дорога сердцу господина Рейгана, ее жертвами становятся в основном крестьяне – старики, женщины, дети – и скромные деревянные хижины, где располагались новые детские сады и клиники. Тактика «бей и беги» в горной местности. На южной границе Революционно-демократический альянс (ARDE[139]), который ЦРУ снабжает, но не контролирует, действует абсолютно так же, хоть и наносит меньший ущерб. Я не добралась ни до одной из приграничных военных зон, потому что не хватило времени, к тому же у меня не было четырехколесного транспорта, да и ноги подвели, – а вовсе не из-за официальных препятствий или секретности. Из-за этой маленькой отвратительной войны из Никарагуа утекают деньги и рабочая сила, которые в стране и так в большом дефиците.
И конечно, никарагуанцы, как это свойственно людям, оплакивают своих погибших, зачастую убитых зверскими способами. Гвардейцы Сомосы[140], контрас[141], никогда не стеснялись применять любые методы – что не помешало президенту Рейгану в порыве преувеличения сравнить их с отцами-основателями Америки. Удивительно, ведь вроде бы неизвестно о случаях, когда отцы-основатели выкалывали глаза и уродовали тела своих врагов или совершали другие подобные деяния. Вместе с экономической блокадой необъявленная американская война, которую ведут чужими руками, бьет по бедному народу Никарагуа, единственное преступление которого – желание быть свободным на своей собственной земле, свободным от гринго. Их чувства понятны. Правительства гринго поддерживали тиранов из клана Сомоса более 40 лет; морские пехотинцы гринго оккупировали их страну, содействуя тирании.
Никарагуа – не коммунистическое государство, как бы часто президент-гринго ни заявлял, что это так. Вся страна открыта для посещения, в частности для американцев, если они хотят приехать, посмотреть, задать вопросы. Но Никарагуа живет в отчаянной нужде и поэтому с радостью принимает помощь, откуда бы она ни пришла. Многонациональные иностранные работники помогают во всех сферах, начиная с инженерного дела и заканчивая хирургией, – среди них есть кубинцы, русские, норвежцы, аргентинцы, бельгийцы, британцы и много молодых американцев.
Американская общественность до сих пор препятствует отправке в Никарагуа 82-й воздушно-десантной дивизии, морской пехоты, самолетов B-52 – вообще любой военной силы – для устранения сандинистского правительства. 63 % никарагуанцев проголосовали за сандинистов на прозрачных выборах, честность которых была подтверждена ответственными иностранными наблюдателями – в отличие от марионеточных выборов, которые правительство США поддерживало во Вьетнаме и теперь в Сальвадоре. 63 % – это большинство, изрядно крупнее того, которое дало власть нынешним американскому или британскому правительствам.
Сандинистские лидеры неопытны. Где бы они могли набраться опыта в управлении государством? Они путаются и совершают ошибки, ведут себя бестактно. Возможно, люди в Латинской Америке устали быть тактичными по отношению к северным соседям. И, конечно, недопустимым и глупым шагом было проявление неуважения к папе римскому во время его визита – и их не оправдывает то, что церковные иерархи Никарагуа, имеющие мало общего с духовенством Сальвадора, враждебно относятся к сандинистам[142]. Так или иначе, Никарагуа – далеко не высокоорганизованное полицейское государство, как считает президент Рейган, а крайне неорганизованная страна, где правительство пытается как можно лучше распорядиться тем немногим, что у него есть. Но у сандинистов есть одно важное достоинство. Они посвятили себя служению своему народу, который всегда жил в ужасных условиях; они хотят сделать