Читать интересную книгу Собрание сочинений. Т.5. Буря. Рассказы - Вилис Лацис

Антон Лапа медленно жует горячую картофелину и мечтает:

— Каждое утро у нас будет цикорный кофе с молоком, на обед можно варить молочный суп с картофелем или клецками — наедимся так, что ребра затрещат. Часть молока можно пустить на простоквашу. По воскресеньям к завтраку масло…

Карл не прислушивается к словам отца. Отцу ведь так мало нужно — все его благополучие зависит от молока. Но ему, семнадцатилетнему Карлу Лапе, этого недостаточно, ему этот медвежий угол кажется тюрьмой. И Паулина об этом столько раз твердила! Им обоим очень хочется скорее уехать отсюда куда-нибудь на простор, где люди живут настоящей жизнью. Отцу, возможно, достаточно того, что есть. Родители Карла никогда особенно не ладили между собой, потому что Антон Лапа всегда был в конце концов недалеким человеком. К тому же еще он не считается с тем, что говорит ему жена, которая читает книги. Лапа никогда ничего не читает. У него нет времени. Да он и не верит книгам. Зато Паулина — страстная любительница чтения. Она в свое время прочла много романов и рассказов, страдая и радуясь вместе с их героями; ее голова полна отголосков чужой жизни. Ее собственная жизнь кажется ей достойной сожаления, пустой. В сердце Паулины слабо тлеют запасы нерастраченных чувств; жизнь в тихой тайге заставляет ее мечтать о несбыточном, неизведанном; Антон Лапа — человек уже уставший. Но у Паулины здесь, в лесу, нет книг; иногда она ходит, чему-то тихо и таинственно улыбаясь. Она подолгу думает о вымышленных образах; сердце временами начинает биться сильнее. В такие дни у нее совсем плохое настроение и никто не может ей угодить.

Лапа довольствуется кружкой молока и куском копченого свиного окорока. Его мысли заняты картофельной ботвой, и если когда-либо его взгляд поднимается выше, то только не к солнцу: солнце слишком ярко, чтобы смотреть на него, — можно ослепнуть. Просто Антон Лапа замечает в дупле какого-нибудь дерева пчелиный рой. Будет мед! А где молоко и мед — там страна изобилия!..

Каждый раз, как только Паулина остается вдвоем с Карлом, она раздувает в его душе маленький костер честолюбия, рассказывая о жизни других юношей. Они не носят штанов, сшитых из мешковины. О нет! Некоторые из них имеют приличные черные костюмы, а их шею украшают крахмальные воротнички. Они не расчищают землю под пашню. Они по утрам уходят в магазины, конторы или банки, снимают пальто и садятся за стол, заваленный бумагами. Они расходуют много чернил, и на среднем пальце правой руки от долгого писания у них образуется мозоль. Но их руки белы и мягки, с холеными ногтями. Их зовут господами…

Карл становится задумчивым. Он не отвечает матери, но она знает, что сердце его потеряло покой. Часто он, задумавшись, глядит в пространство… И чтобы больше привлечь сына на свою сторону, Паулина втолковывает ему, какой у него плохой отец — как мало он заботится о своей семье. Почему всем другим беженцам живется лучше? Почему у них есть коровы, лошади, свиньи и даже овцы? Почему они не одеваются в мешковину? Они умеют жить! Они умеют взять от жизни то, чего она не дает сама… Как-то лет десять назад отец дал Карлу пощечину, рассердившись на него за озорство. Эта пощечина вновь и вновь воскрешалась матерью в его памяти и приобрела, наконец, значение ужасного насилия. Действию этой пощечины приписывались периодические зубные боли, мучившие Карла.

Нечего удивляться, что такого отца считают тираном и лишают тех крох любви и уважения, на которые он, дерзкий, может быть, претендует.

Человек, потерявший уважение в глазах своих близких, похож на засохшее дерево. Оно больше не распустится. Сухое дерево срубите на дрова и сожгите. Пусть хоть кому-нибудь будет тепло…

Карл — совсем чужой своему отцу. Он смотрит на него как сквозь закопченное стекло. Все, что приходится делать здесь, в лесу, кажется ненужным: расчистка пашни, посадка овощей, колка дров. Ведь в мире столько хороших отцов, которые вкладывают в руки своих сыновей не мотыгу, а перо.

3

Однажды их посетил сам Мартин Круса. Он явился как раз в полдень, когда семья Лапы собиралась обедать. Круса приехал верхом на статном гнедом коне. На ногах у него были ярко начищенные высокие сапоги. Он выглядел очень молодцевато, этот широкоплечий мужчина со светлыми усами и румяным лицом. Голос Крусы рокотал, напоминая легкие раскаты грома. Нужно было считать за большую честь, что такой человек, оставив свои дела, отыскал этих ничтожных людей в их уединенном гнезде: ведь с тех пор как в Сибири захватил власть Колчак, Круса стал одним из самых влиятельных лиц во всей волости.

Паулина совершенно не могла сообразить, как принять такого гостя, — он приехал в самое обеденное время. Надо было его чем-нибудь угостить, но не оскорбишь ли этим такого человека?

— Не будет ли у мужчин нескольких свободных дней, и не могут ли они прийти помочь мне поставить новую конюшню? — заговорил посетитель. — Старая конюшня стала тесновата. Подрастают молодые жеребята — новая конюшня совершенно необходима.

Этот человек будет строить новую конюшню! У Лапы не было даже навеса для телки, чтобы укрыть от метели. Лапе не приходится колебаться:

— Конечно, мы оба с сыном можем пойти к вам поработать. Сенокос ведь еще далеко…

— Это хорошо. Работы хватит на неделю. И тогда вы будете в расчете за прошлогодний долг. Если хотите, я могу вам дать пару новых кос, которые мне привезли из города.

Круса даже не слез с коня. Только сказал, чтобы завтра приходили к нему. Хозяйка и одна с домом справится.

Он сказал «хозяйка»! К лицу Паулины прилила кровь, и она вдруг затуманившимися глазами посмотрела вслед плечистому мужчине, скрывшемуся в лесу… Какая честь!..

На другой день рано утром Лапа с сыном отправились к Крусе. В конце концов выгодно таким образом отработать долг… Как хорошо, что в этом нищенском гнезде был такой настоящий богач, как Круса. Он приехал сюда незадолго до начала войны, успел завести основательное хозяйство и приобрел завидный достаток. На военную службу его не взяли, так как он своевременно устроился лесником, что спасало от мобилизации. Хозяйство Крусы вели его мать-старуха, отец и сестра, приехавшие сюда во время войны. Мартин Круса не был женат… Ему было, лет сорок, но казался он значительно моложе — он ведь всегда ел досыта. Когда мировая война согнала в Сибирь потоки беженцев, небольшая волна их хлынула и в этот уголок тайги, и вокруг усадьбы Мартина Крусы, как грибы, стали вырастать лачуги беженцев. О, он умел хорошо считать! Эти беженцы не были избалованы. Хорошая и дешевая рабочая сила… Амбар Крусы был в своем роде единственной лавкой, где нуждающиеся беженцы могли что-нибудь приобрести. Раз в месяц Круса ездил в город продавать масло, а оттуда возвращался с разными товарами, без которых в тайге не обойтись. Лапти, мотыги, вилы, косы, топоры, гвозди, стекло, мыло, колесная мазь — все это он продавал втридорога не за деньги, а за рабочую силу. Здесь, в тайге, в обращении была одна валютная единица — рабочий день. Курс ее не был стабильным. Круса умел заключить договор в такое время, когда покупателя настигала самая большая нужда, а курс рабочего дня был ниже всего, — зимой. За долги обрабатывались его поля, снимался урожай, заготовлялись дрова и делалась всякая случайная работа. Мартин Круса был «спасителем» беженцев.

Лапы были не единственными, кого Круса пригласил строить конюшню. Там от темна до темна работало шестеро мужчин. Их хорошо кормили и за столом приглашали наедаться как следует. Изредка хозяин заходил на стройку, давал кое-какие указания и рассказывал о силачах, которые могли носить гигантские бревна и валили с ног быка. Когда рассказывают о таких вещах, каждый хочет быть похожим на замечательных силачей и работает изо всех сил. Поденная работа превращалась в сдельную, и курс валюты, находящейся в обращении, падал все ниже.

Вечером мужчины идут спать в каретник, куда мать Крусы приносит соломы и бросает несколько полушубков. Когда в каретнике все затихает, хозяин берет уздечку и идет на выгон за своим гнедым. Темная фигура исчезает на лесной дороге, и в ночной тишине слышится удаляющийся цокот подков. Утром хозяин стучит в дверь каретника:

— Ну, мужики, как будто пора!

Через две недели конюшня была готова. Правда, оставалось еще крыть крышу, но это сделает отец хозяина. Лапы отработали половину своего долга — другую половину они отработают в сенокос и осенью, на уборке картофеля. При прощании Круса был так великодушен, что дал каждому работнику по куску окорока. Это так, за хорошую работу. А Карлу Лапе, кроме того, — еще баночку, в которой было около фунта меду…

…Никто теперь больше не посещает лесную лачугу. Там каждый опять живет своей жизнью. Паулина молчит, но ее молчание не грустно, нет, нет. В эти две недели она совсем не была одинока. Уж этот Круса! Как он сумел ловко притвориться, когда приехал приглашать мужчин на работу. Он даже не взглянул на Паулину, только сказал одно слово: «хозяйка» — и уехал. Но через два дня, когда в каретнике все стихло, какой-то всадник завернул на вырубку Лапы. Он привязал коня к дереву и тихо постучал в дверь.