— А ему какое дело? Ты что, положила гнилых вишен ему в пирог?
— Я не кормлю своих клиентов испорченными продуктами, поэтому не имею ни малейшего представления, почему он к нам так внимателен. Моя мать считает, что я должна устроить скандал и пригрозить им судом, но это будет пустой тратой времени. «Сан» не делает ничего противозаконного, они просто жестоки. Всякий раз после их статьи на нас обрушиваются новые неприятности, и я имею в виду не только бизнес. Люди показывают на нас пальцами. Обсуждают нас. Кажется, я уже привыкла ко всему, но Дебре это не легко. Некоторые из ее друзей — те, которые считались ее друзьями — перестали с ней общаться. Ее не приглашают на вечеринки. Для меня бы это ничего не значило, но ее это травмирует. Она общительная девочка.
— Она красотка.
— Да, — Лаура не смогла сдержаать улыбку.
— Она похожа на тебя.
Их взгляды встретились, и на мгновение ей показалось, что в его глазах мелькнуло восхищение, но она решила, что ошиблась: Кристиан давным-давно потерял к ней интерес. Вероятно, как и Джефф, так что никакого восхищения она вызывать не может, и уж, во всяком случае, не в силу своей привлекательности.
— По поводу вчерашнего вечера. — Она перевела взгляд на свою руку: она была аккуратно забинтована, и хотя и болела, крови видно не было. — Я должна тебя поблагодарить. Меня словно разобрали на кусочки. Я рада, что ты оказался рядом.
— И я счастлив, что так случилось, — тихо заметил Кристиан.
Тон его голоса заставил ее снова поднять голову. Кристиан, которого она знала в течение двадцати лет, скорее должен был отпустить какую-нибудь шпильку типа — «Да, я потерял целый день, ну и развалина ты была». Сейчас же он заставил ее вспомнить о молодом, более мягком и абсолютно завораживающем человеке, которого она знала еще до знакомства с Джеффом.
— Как ты здесь оказался? — Она все время думала об этом. Кристиан был не из тех, кто любит неожиданные визиты. Насколько она могла припомнить, он никогда раньше не приезжал без приглашения. — Что заставило тебя приехать вчера? Почему ты вообще приехал?
Он сложил газету пополам, потом вчетверо, опустил ее в корзину для бумаг и выпрямился.
— Прошло довольно много времени. От Джонса не поступало никаких сведений, и я начал недоумевать, что же произошло. — Он замолчал. — Я только что вернулся с Таити, и мне нечем особенно заняться. — Он снова помолчал, словно колеблясь, и, нахмурившись, неуверенно добавил: — Вчера был день рождения Джеффа. Когда он был маленьким, это всегда был веселый праздник. Он любил гостей и подарки, и мне нравилось видеть это.
— Ты презирал Джеффа со дня его рождения, — с неожиданным скепсисом промолвила Лаура.
— Это не так, — возразил Кристиан. — Когда он был маленьким, я любил его. Он был таким забавным, таким славным, таким серьезным. И я, как и все, изо всех сил старался сделать его счастливым в этот день, и он всегда был счастлив в свой день рождения. — Он провел пальцем по краю блюда на высокой подставке, на котором под стеклянным колпаком лежало две трети яблочного пирога. — Наверно, я подумал, что он должен появиться, или прислать письмо, или позвонить.
Лаура услышала, как Скотт выключил душ. Она решила, что нужно дать ему несколько минут, чтобы одеться, прежде чем подниматься к нему наверх.
— Возможно, он звонил. Было несколько звонков.
— И ни единого звука?
— В двух на записи автоответчика слышны помехи, — покачала головой Лаура. — А в третий раз трубку снимала Дебра, так что я не знаю.
— Жучок стоит на телефоне?
— Ты хочешь сказать, что ФБР прослушивает мои разговоры? — она сняла трубку и прислушалась, и хотя никаких звуков не услышала, начала судорожно вспоминать все говорившееся ей по телефону. — Наверное, ты прав. Они не верят, что я им сообщу, если он позвонит. Ну не смешно ли? Человек растоптал все, к чему я стремилась, во имя чего работала, и они еще считают, что я стану защищать его.
— Ты его жена, — заметил Кристиан.
— Именно поэтому я и нахожусь в такой ярости. — Она поклялась себе, что больше не будет задавать этого вопроса, и все же он снова сорвался у нее с языка: — Как он мог так поступить со мной, Кристиан? Как разумный человек, который, кажется, должен любить свою семью, может поступить подобным образом? Обрушить на меня такое?
— Он ничего не обрушивал на тебя. Он просто сбежал.
— Какая разница. Я была его женой. Если его что-то тревожило, он должен был сказать мне. Я непрерывно прокручиваю в голове нашу жизнь в течение последних лет. — Она поднесла к голове здоровую руку, словно это чем-то могло помочь ей. — Я пытаюсь вспомнить, не был ли он непривычно тих, или угрюм, или задумчив, или нетерпелив. Но я этого не замечала. Возможно, Дебра права. Возможно, я была слишком занята, чтобы замечать что-нибудь. Зато теперь у меня появилась масса времени для воспоминаний, и все же я не могу припомнить ни малейшей детали. — Она посмотрела на больную руку и провела кончиками пальцев по бинту. — Он говорил тебе что-нибудь?
— Он никогда не стал бы этого делать.
— Но ведь он твой брат.
— Да. И он познакомился с тобой, когда ты пришла вернуть мой сборник стихов. — Он понизил голос. — Что ему было известно о нас, Лаура?
Она почувствовала острую боль, которая не имела никакого отношения к ее руке.
— Немного. Он знал, что мы были знакомы. Вот и все.
— Он знал, что мы были вместе?
— Не знаю.
— Он мог о чем-то догадываться.
Она пожала плечами.
— Он должен был знать, что ты не девственница.
— Он никогда ничего не говорил.
— Как ты думаешь, он подозревал, что это был я?
— Он никогда ничего не говорил, — повторила Лаура. Ей не хотелось продолжать разговор, она не видела в этом смысла. То, что было между ней и Кристианом, давно прошло. — Он не мог держать на меня зло все эти годы. Он любил меня.
— И все же бросил.
— Да, — резко выдохнула она и посмотрела на потолок. — Я хочу поговорить со Скоттом. — И, не глядя на Кристиана, она вышла из кухни.
Скотт, вымытый дочиста, с несчастным видом сидел на краю кровати в своей спальне, уперев локти в колени.
— Как я рада, что ты дома, — промолвила Лаура, опускаясь рядом с ним и прикасаясь к его спине.
— Я тоже.
— Это было ужасно.
Он кивнул.
— Хочешь рассказать мне об этом?
Сын покачал головой.
Она протянула руку, чтобы помассировать ему плечи, и тут же вспомнила время, когда он был маленьким и прибегал к ней за утешением, если у него что-нибудь болело. Она сажала тогда его к себе на колени, нежно покачивала и ворковала, как это делают все матери, когда любовь и близость значат больше всего остального. Со временем, когда он стал слишком большим, чтобы сидеть у нее на коленях, она просто пристраивалась рядом и прижимала его к себе. Но теперь он стал взрослым мужчиной, настолько взрослым, насколько серьезными были обвинения, предъявленные ему Миган Таккер.