После присоединения к общине Максим долго занимался разведкой, контрразведкой и пропагандой, нередко покидая лагерь на срок более месяца. Поначалу было тяжело и страшно. Кровь лилась рекой. Все воевали со всеми. Вокруг царили хаос и беспорядок, который надо было приручить. Именно этим Максим и занимался. И не только он. Таких отрядов в общине было много, и все они несли словом и оружием идею нового порядка в том виде, в котором она виделась руководству Миролюба. Суть его заключалась в простой истине: надо прекращать ненужную бойню и начинать заниматься теми вещами, которые гарантировали бы стабильное существование. Иными словами, нужно было вести хозяйство и мирно сосуществовать. Сделать это, когда каждый видит вокруг себя только врагов, было сложно, но другого выхода не было. Народ всегда брал пример с сильного, и надо было доказать, что в радиусе тысячи километров больше не осталось никого, равного силе Миролюба.
Заодно занимались картографированием и подсчетом населения. В штабе висела карта, на которой были обозначены все свободные от «черного спектра» территории, и примерное количество живущих в них людей. А еще на ней были отмечены черные пятна, центры, из которых происходило распространение излучения. Никто не знал, что находится в настоящий момент внутри этих темных пятен, потому что вернуться оттуда никому не удавалось. Аппаратура излучателей вблизи них прекращала работать. Человеческая психика, даже накачанная наркотиками, не справлялась с такой мощной нагрузкой. Воображение рисовало развитие в них чужой цивилизации, которая однажды явит себя человечеству, и это будет последним, что оно увидит.
Ввиду невозможности прогнозировать поведение темных пятен, их игнорировали, концентрируясь на той работе, которая была понятна и имела успех. Максим отдыхал дома последний день. Завтра ему снова предстояло идти во внешку. Надо было поменять группу Рустама, которая занималась в настоящий момент зачисткой важной дороги от промышляющих на ней грабителей. Надо было наладить безопасное сообщение между водохранилищем и лояльными общинами, готовыми участвовать в совместных проектах. Больше всего коммуникации мешали многочисленные группы разбойников, живущие по принципу «сегодня не сдох – и хорошо». Члены подобных банд, как правило, теряли человеческий облик и мораль. Против них даже не воевали – их истребляли, как вредоносных насекомых.
Хотелось ли Максиму покидать дом? Он не думал об этом. Он думал о будущем, которое должно остаться его Веронике, и понимал, что лениться сейчас не время. Чувствовал обиду, исходящую от Маши, недополучавшую супружеской любви. Максим много раз пытался завести разговор, в котором хотел убедить её немного подождать, когда ситуация станет более спокойной, но каждый раз не находил правильных слов. Он вообще как будто разучился нормально разговаривать. По мере того, как развивалась его интуиция, беднел словарный запас. На «выходах» для общения с напарниками ему было достаточно нескольких слов. Они понимали друг друга без них, чувствовали одинаково и мыслили одинаково, что позволяло отряду действовать невероятно слаженно. Однако именно этот приобретенный признак мешал в домашней атмосфере. Иногда Максим чувствовал себя собакой, которая все понимает, но сказать не может.
- Что тебе принести? – спросил Максим у дочери перед выходом.
Вероника протянула пухлую ручку вперед и прижала ее к отцовской небритой щеке, чтобы остановить его блуждающий взгляд.
- Эм-м-м-м, я хочу… принеси мне… собачку, – она просияла, потому что сама от себя не ожидала выбора такого интересного подарка.
Дружок, верный спутник семьи, состарился и начал болеть.
- Собачку? – отец задумался, подыскивая в голове подходящие варианты для поиска животного. – А какую, игрушечную или живую?
- Живую, пап. Игруфки страффные, – она припомнила отцу принесенного домой облезлого медвежонка, пролежавшего до этого несколько лет в пустой квартире.
- Ого, живую… А если она не захочет? Собачки привыкли жить самостоятельно. Давай игрушечную, – отец попытался склонить дочь к более уместному варианту.
- Нет, пап, я ей не обрадуюсь, – Вероника сделала грустную мордашку, растопив отцовскую душу.
- Хорошо, буду искать живую собачку, но если не найду, принесу игрушечную.
- Ладно, я ее в садике Глебу подарю, – нашла выход дочь. – Он все время плачет.
- Молодец, только не дружи с этим Глебом, – отец взял в руки маленькие ладошки дочери.
- Максим, – Маша укорила супруга за последний совет. – Все дети плачут.
Супруга многое сохранила в себе от прошлой жизни. Отец, Илья Витальевич, заботившийся о дочери до катастрофы, передал ее в заботливые руки Максима, который тоже старался оградить Машу от суровой правды жизни. В итоге им удалось сохранить красивую и нежную «мимозу» в первозданном виде, в то время как большинство людей все больше походили на высохшую и выбеленную солнцем степную колючку.
- Ладно, зайка, дружи с кем нравится, пока не выросла, – Максим погладил дочь и поправил ей растрепавшиеся волосы. – Я принесу тебе резинок для волос! – вдруг пришла ему в голову практичная идея. – Мамка тебе таких хвостов наделает, подружки обзавидуюся.
- Ладно, – довольно согласилась Вероника.