Однако это все были домыслы и предположения, не ограничивающие в настоящем прежнюю политику Миролюба. Экспедиции продолжались, несмотря на усиливающееся давление «черного спектра». По мере приспособления пришлось подстраховываться. Группы, покидающие безопасные территории, помимо излучателей, способных подвести в любой момент, брали для подстраховки самокрутки, набитые сушеной коноплей. Тот пакет, что был обнаружен Максимом и Рустамом во внедорожнике, содержал семена, которые послужили для культивации той самой южной конопли, содержащей приличное количество нужных алкалоидов.
В процессе к сигаретам с обычной коноплей добавились еще и усиленные разными медицинскими препаратами, содержащими транквилизаторы. На измененное состояние «черный спектр» влиял намного слабее. Бумагу для усиленных самокруток красили в зеленый цвет, чтобы не перепутать, потому что выдавали такие сигареты ограниченно, для тяжелых случаев, чтобы не пристрастить людей к препаратам. После окончания их действия наблюдался эффект ослабления воли, во время которого излучение страха имело на человека колоссальную силу.
И был еще один препарат, который забивали вместе с обычным табаком или даже сушеными листьями от чего угодно в количестве пары затяжек, которых хватало, чтобы человек мгновенно потерял сознание. Они были задуманы как крайнее средство, когда не было времени ждать начала действия двух предыдущих типов сигарет. Человек просто падал без сознания, и тьма не могла ему ничего сделать. Тогда существовала надежда найти его и спрятать под излучатель. Эти самокрутки выглядели как папиросы, и красились в ярко-красный цвет. На вылазку выдавалась только одна такая папироса, потому что вторая могла привести к летальному исходу.
В лагере курение конопли было строго запрещено. Упор для тех, кто почти не покидал его пределы, только во время движения маятника, перемещающегося каждые пять дней, делался на тренировку собственной силы воли и умения концентрироваться на чем угодно, кроме чувства страха. Наркотики были уделом «внешников», часто покидающих территорию общины. Промеж собой их нередко называли «обреченными», понимая, что их добьет либо «черный спектр», либо наркотики, либо нечеловеческая перегрузка психики.
В каждом домике Миролюба висела инструкция, которую необходимо было читать с утра и перед сном вместо молитвы. В ней было всего пять пунктов:
Никогда не пугай. Будь предусмотрителен, чтобы своими действиями не вызвать страх.
Будь всегда спокоен. Помни, что страх имеет свойство множиться и передаваться.
Будь бдителен. При появлении очагов «черного спектра» в жилых местах немедленно принимай меры по эвакуации людей.
Будь внимателен к окружению. Пресекай панические настроения, паникерство и попытки манипуляции со стороны потерявших самоконтроль.
Преумножай опыт и делись знаниями, полученными в процессе противостояния с «черным спектром».
Дети, рожденные после начала катастрофы и не знающие иной жизни, воспитывались в духе противостояния с младенчества. Дети постарше часто выходили на «полевые» уроки, где им отключали на непродолжительное время излучатель, чтобы они учились противостоять наваждению тьмы. Это было настоящее спартанское обучение, в котором любая ошибка грозила исчезновением. И, конечно же, многие подростки мечтали стать внешниками, труд которых был окутан ореолом героической романтики.
Маша украдкой посмотрела на Максима, собирая непоседливую Веронику в садик. Муж сильно изменился с тех пор, как она узнала его. Выходы во внешку, требующие невероятного самоконтроля, превратили его в совершенно безэмоционального человека. Страх, как и прочие человеческие чувства, находился во взаимосвязи с остальными. Подавляя его, вместе с ним люди подавляли и все остальные эмоции. Он стал похож на старое дерево с толстой непробиваемой корой вместо кожи, с тем же уровнем эмоциональности и разговорчивости. Ей хотелось, чтобы он стал прежним, но это было невозможно. А еще этот блуждающий взгляд... Максим разучился смотреть прямо. Маше все время казалось, что он находится под действием наркотиков. Однажды она настояла на том, чтобы Максим задержал взгляд, глядя глаза в глаза. Супруга была не готова к этому. Взгляд мужа тоже изменился. В нем словно горел черный огонь, пугающий и чужой. Больше она не приставала к нему с подобными просьбами.
Вероника, в отличие от матери, принимала отца таким, какой есть. Она не знала его другого и думала, что это особенность любого папы – выглядеть угрюмо. Ей это не мешало заставлять его выполнять ее просьбы и выпрашивать подарки. С дочерью Максим вел себя почти как любой отец в любые времена. После выходов во «внешку» ему доставляло особое удовольствие играть с ней, ощущая огромный контраст между суровым внешним миром и домашним теплом и уютом, наполненным бескорыстной и безотчетной любовью.
Внутри себя Максим не замечал таких кардинальных изменений, о которых говорила Маша. Да, он стал спокойнее, чем раньше, но это могло быть возрастным изменением. Времена беспокойной юности остались далеко позади. Он стал мужчиной, для которого скрывать свои эмоции – это нормально. Особи мужского пола, считающие себя подростками до сорока лет, давно вымерли, доказав свою несостоятельность. Теперь было трудно представить себе подобный слой общества, который был многочисленным до катастрофы. Еще Максим развил интуицию, без которой уже много раз мог погибнуть. Он чувствовал любую опасность, или же, наоборот, выгоду. Алла не раз говорила, что увидела в нем перспективу с первой минуты знакомства.