Для опытной женщины она казалась холодной и неподатливой, как камень, лицо ее кривилось от отвращения. Джейсон подумал было попытаться уговорить ее, но затем с презрением отверг эту мысль. Ведь утром она чуть не бросила его с позором у алтаря, а теперь явно не испытывала никакого желания ответить на его ласки.
– Не делай этого! – неистово умоляла Виктория, пока он ласкал ее грудь. – Меня сейчас стошнит! – закричала она, пытаясь выбраться из постели. – Меня из-за тебя тошнит!
Ее слова гвоздями вонзились в его мозг, и он пришел в ярость. Накрутив на руки ее роскошные волосы, он всей тяжестью навалился на нее.
– В таком случае, – рявкнул он, – лучше нам покончить с этим делом сразу!
Кошмарные видения потока крови и невыносимой боли мелькнули в ее мозгу, мешая ужас с подступающей тошнотой от вина. – Я не хочу! – жалобно кричала она.
– Мы заключили сделку, и тебе придется смириться с этим, – прошептал он, раздвигая ее одеревеневшие бедра.
Виктория закричала, когда твердая мужская плоть смело вошла в ее чресла, но она понимала, что он прав, напомнив о сделке, и перестала сопротивляться.
– Расслабься, – с горечью предупредил он, возвышаясь над ней в темноте, – может, я и не такой внимательный, как твой дорогой Эндрю, но у меня нет ни малейшего желания причинить тебе боль.
Его злонамеренное упоминание об Эндрю в такой необычный момент поразило девушку, и когда Джейсон прижался к ней вплотную, ее тоска выплеснулась вместе с болезненным стоном. Ее тело извивалось под ним, а слезы сплошным горячим потоком текли по щекам, пока муж овладевал ею без тени доброты или ласки.
Когда он наконец отпрянул от нее, Виктория повернулась на бок, зарыв лицо в подушку; ее плечи тряслись от рыданий, стыда и пережитого ужаса.
– Убирайся отсюда, – захлебываясь плачем, выдохнула она, поджимая колени и свернувшись калачиком. – Убирайся, убирайся!
Джейсон поколебался, затем вылез из постели, подобрал халат и пошел к себе. Он затворил за собой дверь, но ее рыдания все равно доносились до его ушей. Не одеваясь, он подошел к туалетному столику, схватил хрустальный графин с бренди и налил себе полбокала горячительного. Проглотив содержимое одним глотком, он попытался забыть, с каким ужасом и отвращением она сопротивлялась, когда он насиловал ее, и ее до смерти перепуганное лицо, когда она стала вырывать у него свою руку у алтаря.
Как глупо было поверить, что она тогда искренне целовала его! Ведь она ясно сказала, что не хочет выходить за него, когда он впервые предложил ей замужество. Давным-давно, когда Виктория только узнала, что объявлена их помолвка, она высказала ему все, что на самом деле думала о нем. Вы холодное, бессердечное, высокомерное чудовище… Ни одна женщина в здравом уме не выйдет за вас… Вы недостойны и волоска Эндрю…
Вот, с ее точки зрения, и вся правда.
Как глупо было поверить, что он привлекает ее… Джейсон повернулся, чтобы поставить бокал на столик, и заметил свое отражение в зеркале. Его бедра были в крови.
Но это же ее кровь!
Значит, ее сердце, возможно, и принадлежало Эндрю, но только не ее тело – она потеряла девственность с Джейсоном. Он всматривался в свое отражение и испытывал к себе все большее отвращение. Он был так дьявольски ревнив, так ранен ее попыткой опозорить его при всем честном народе, что даже не заметил, что она девственница.
Болезненно переживая случившееся, не в силах видеть свое лицо, он закрыл глаза. Да, он проявил по отношению к Виктории не больше нежности или внимательности, чем пьяный матрос – к продажной шлюхе.
Он подумал о том, какой сухой и напряженной она была с ним в постели, какой маленькой и хрупкой казалась в его объятиях, как бесчестно он использовал ее, и его окатила новая волна болезненного раскаяния.
– Открыв глаза, он снова всмотрелся в свое отражение – лицо насильника, понимая, что превратил ее брачную ночь в кошмар. Виктория действительно была нежным, мужественным, одухотворенным ангелом, каким он и считал ее с самого начала. А он.., он был именно тем, кем называла его приемная мать в детстве, – отродьем дьявола.
Набросив на плечи халат, он вынул из ящика столика бархатную шкатулку и вернулся в спальню жены. Там он встал у ее постели, наблюдая, как она спит, точно ангел, положив ладонь под щеку.
– Виктория, – прошептали его губы.
При звуке его голоса она вздрогнула во сне, и от раскаяния у него сжалось сердце. Какой уязвимой и обиженной она выглядела, какой несказанно прекрасной – с волосами, раскинутыми по подушке и сияющими в свете свечей.
Джейсон в мучительном раздумье смотрел на нее, не желая тревожить ее сон. Наконец он наклонился и нежно прикрыл ее тонкие обнаженные плечи одеялом, а затем откинул тяжелую прядь волос с ее лба.
– Прости меня, – шепнул он спящему ангелу – своей жене.
Загасив свечу, Джейсон положил бархатную шкатулку на прикроватную тумбочку так, что она должна была обязательно увидеть его подарок, когда проснется. Бриллианты утешат ее. За бриллианты женщины прощают все.
Глава 22
Виктория открыла глаза и бездумно уставилась в окно, на темное из-за плотно нависших туч небо. Она еще не отошла ото сна, который окутал ее густой паутиной, путая мысли, когда перевела невидящий взгляд на золотистые шелковые портьеры.
Она чувствовала опустошение и усталость, как будто вообще не спала, однако не испытывала особого желания снова заснуть или окончательно стряхнуть с себя сон. В мозгу мелькали неясные видения… Но вдруг она очнулась.
Боже ты мой, она замужем! Ну да, замужем. Она – жена Джейсона.
Виктория подавила готовый сорваться ошеломленный протестующий вопль и резко села на постели: она вспомнила о том, что произошло ночью. Итак, теперь понятно, о чем ее хотела предупредить старая дева мисс Флосси. Неудивительно, что женщины не любят распространяться на эту тему! Виктория уже было собралась выскочить из постели и поддаться запоздалому желанию бежать куда глаза глядят; но затем взяла себя в руки, поправила подушки и снова улеглась, покусывая нижнюю губу. Перед ее мысленным взором с болезненной четкостью прошли унизительные подробности ее брачной ночи, и она съежилась, вспомнив, как груб был Джейсон, как он не к месту упрекнул ее насчет Эндрю, а затем… Он вел себя с ней так, словно она животное, бессловесная скотина, без чувств и эмоций, не достойная нежности и доброты.
Слезы струились по ее щекам, когда она думала о следующей ночи, и последующей, и обо всех будущих ночах до того момента, когда Джейсон наградит ее ребенком. Сколько для этого потребуется ночей? Дюжина? Две дюжины? Больше? Нет-нет, ради Бога, хватит! Она больше не вынесет.