Имелся в статье и еще один новый момент. О миллионах люмпенов, вынужденных заниматься бандитизмом, просить милостыню или служить в армиях милитаристов, Мао на этот раз говорил с особым сочувствием. Он по-прежнему считал их союзниками, способными на «самую мужественную борьбу», но при этом уже не ограничивался общими фразами. «Мы должны завоевывать их на сторону крестьянских союзов, привлекать к участию в великом революционном движении с тем, чтобы решить проблему безработицы, — утверждал он. — Мы ни в коем случае не должны толкать их в объятия врага, превращая в силу на службе у контрреволюции».
Правда, главную надежду он все же возлагал на «единый союз» пяти категорий крестьян (собственников, полусобственников, издольщиков, бедняков и батраков с ремесленниками). От них он требовал бороться против всего класса дичжу, а не только против крупных землевладельцев. (К последним он, кстати, относил владельцев более 500 му, то есть 33 га, земли.) «По отношению к классу дичжу, — заключал Мао, — мы, по существу, приняли метод борьбы, требуя от них экономических и политических уступок. В особых же случаях, когда мы сталкиваемся с наиболее реакционными и злыми тухао и лешень, жестоко эксплуатирующими народ… мы требуем их полного искоренения»233.
Примерно в то же время в другой статье, опубликованной в редактировавшемся им журнале «Чжэнчжи чжоубао», Мао вновь подчеркнул, что весь класс дичжу фактически находится в стане врага — вместе с империалистами, бюрократами, милитаристами и компрадорами. Вся статья была заострена именно против дичжу, причем наиболее сильный удар Мао обрушил на мелких «помещиков», о которых с презрением написал, что те «хотят революции для того, чтобы стать богатыми, тогда как другие классы хотят революции для того, чтобы облегчить страдание; они хотят революции для того, чтобы превратиться в новый класс угнетателей, в то время как другие классы хотят революции для того, чтобы достичь освобождения и устранить угнетение на веки вечные»234.
Такая левизна, как мы помним, была характерным знаком эпохи: до переворота Чан Кайши оставалось еще более двух месяцев. Так же, как Мао, рассуждали тогда многие лидеры КПК. В октябре 1925 года расширенный пленум ЦИК китайской компартии, собравшийся нелегально в Пекине (Мао, кстати, на нем не присутствовал, впрочем, как и Чэнь Дусю), определил курс партии именно на обострение «классовой борьбы» в деревне. Этот пленум, первый в истории партии уделивший пристальное внимание аграрным проблемам, в своих секретных тезисах «О текущем моменте и задачах КПК» подчеркнул: «Китайская компартия должна уже сейчас подготовить рабочие и крестьянские массы к мысли о том, что вопрос об отдаче земли крестьянам неминуемо [в]станет на очередь дня к моменту создания народно-революционного правительства, которое не сможет ни удержать власть, ни противостоять военной контрреволюции, если не будет конфискована земля в пользу крестьян… Наша партия должна знать, что те переходные требования для крестьян, которые выставлялись и выставляются нами, как снижение арендной платы, содействие правительства крестьянам в деле орошения, снижение налогов и отмена вненалоговых обложений, взимаемых местными властями, изъятие соляной монополии из рук империалистов и снижение налогов на соль, право на организацию самоуправления крестьян в деревнях и право на вооружение крестьян для борьбы с бандитизмом[24], все эти требования, революционизируя и организовывая крестьянские массы, не могут, однако, сделать крестьянство опорой и защитником революции, если оно не получило основного своего требования — земли, на которой оно работает»235. Данное положение, как видно, развивало рекомендации Бухарина относительно необходимости осуществления в Китае аграрной революции, высказанные им еще накануне III съезда КПК. За тем, чтобы члены ЦИК КПК включили его в свои тезисы, проследил Войтинский, принявший участие в пленуме как представитель ИККИ. Пленум также постановил организовать в составе Центрального исполкома специальный отдел по крестьянскому движению (таковой, правда, в то время создать не удалось; сформирован он будет только в ноябре 1926 года)236.
В середине февраля 1926 года, сказавшись больным, Мао бросил отдел пропаганды на своего заместителя Шэнь Яньбина (будущего знаменитого писателя Мао Дуня) и в течение двух недель проводил обследование крестьянского движения на севере провинции Гуандун и юге Хунани. После этого выступил по проблемам крестьянства перед курсантами офицерской школы 2-го корпуса гоминьдановской армии237.
Между тем, окоротив коммунистов и «левых», Чан Кайши вплотную приступил к подготовке и осуществлению Северного похода — военной экспедиции, задуманной еще Сунь Ятсеном, для покорения милитаристов и объединения Китая. Крупнейшую помощь ему в этом деле оказал Блюхер, с которым Чан да и другие китайские генералы как нельзя лучше ладили. Звали они главного военного советника «Цзялунь цзянцзюнь» («Генерал Галин»), вряд ли догадываясь, откуда произошел этот псевдоним.
А выбрал его себе, между прочим, сам Блюхер в 1924 году во Владивостоке, непосредственно перед тем, как получать заграничный паспорт. Как и все советские работники в Китае, он должен был работать под псевдонимом, и вот, по воспоминаниям члена его штаба Марка Казанина, Блюхер тогда сказал:
«— Пишите „Галин“ — жена-то ведь Галина[25].
— А имя и отчество? — спросили его.
— Гм… дети: Зоя и Всеволод, давайте „Зой Всеволодович“. Раздался общий хохот, — пишет Казанин.
— И имени-то такого нет — Зой, — заметил кто-то.
— А что, имена это только те, что в святцах? — парировал Блюхер»238. Так он и стал Зоем Всеволодовичем Галиным. Другим его псевдонимом, который он использовал в секретной переписке с Москвой, был Уральский.
В конце марта, в обстановке непосредственной подготовки к Северному походу, Мао принял участие в заседании крестьянского отдела ЦИК Гоминьдана, которым на тот момент пока еще руководил коммунист Линь Боцюй. Понимая, что выступление НРА приведет к неизбежному вовлечению в национальную революцию миллионов крестьян, Мао тогда предложил резолюцию, обязывавшую активистов крестьянского движения уделять повышенное внимание тем районам, по которым должна будет проходить армия Гоминьдана. Он назвал провинции Цзянси, Хубэй, Чжили, Шаньдун и Хэнань239. По каким-то причинам свою родную Хунань он не упомянул: очевидно, потому, что необходимость в организации крестьянского движения в непосредственно граничащей с Гуандуном провинции и так ни у кого не вызывала сомнений.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});