Развитие событий, однако, не пошло в том направлении, в каком его усиленно подталкивали деятели Коминтерна и КПК. Реализация коминтерновских установок, направленных на коммунизацию Гоминьдана, закономерно привела к военному антилевому перевороту в Кантоне. Возглавил его Чан Кайши, который в начале 1926 года стал стремительно эволюционировать вправо.
Взрыв антикоммунистических эмоций у командира 1-го корпуса НРА произошел 20 марта 1926 года, через пять дней после закрытия 6-го пленума ИККИ. Чан Кайши, которого еще за три года до того коминтерновские чиновники звали в компартию, давно уже с подозрением относился к деятельности советских и китайских коммунистов в Китае. Еще поездка в Россию осенью 1923 года привела его к мысли о том, что «так называемый интернационализм» большевиков «есть не что иное, как цезаризм под другим названием. Он используется лишь для того, чтобы легче ввести в заблуждение внешний мир»215. В самом конце декабря 1923 года, вернувшись на родину, Чан написал об этом доктору Суню, заявив в объемном, сорокастраничном, докладе, что «единственной целью Русской партии является советизация» Китая. В то же время, будучи человеком умным и хитрым, он до поры до времени скрывал свои чувства от широкой общественности, тем более что никакой реакции от Сунь Ятсена на его доклад не последовало. Действовал он умело, так что даже умудренный опытом Бородин с первых дней своего пребывания в Кантоне числил его среди своих друзей216. К весне 1926 года, однако, чаша его терпения переполнилась. Дело в том, что Чан уже долгое время проявлял недовольство деятельностью ряда советских специалистов, многие из которых держались высокомерно. Особенно его раздражал комкор Николай Владимирович Куйбышев, начальник южнокитайской группы советников, работавший в Китае под псевдонимом Кисанька. Похоже, это действительно был надменный и недалекий служака, который в отсутствие Блюхера упивался своей огромной властью. Кисанька явно ощущал себя выдающейся личностью: ведь он приходился младшим братом самому Валерьяну Владимировичу Куйбышеву, одному из наиболее доверенных людей Сталина, председателю Центральной контрольной комиссии ВКП(б) и заместителю председателя Совнаркома. Китайских военных, большинство которых являлись бывшими милитаристами, этот, по описанию Вишняковой-Акимовой, «крутолобый» человек с «большими голубыми глазами»217 откровенно презирал, дипломатический этикет не соблюдал и, настаивая на централизованном управлении армией, беззастенчиво старался поставить НРА под свой жесткий контроль. Недооценивая Чан Кайши, он его просто игнорировал, предпочитая по всем военным вопросам иметь дело с Ван Цзинвэем. Председатель же Национального правительства в свою очередь использовал Кисаньку для дискредитации генерала Чана: за внешним единодушием двух лидеров Гоминьдана скрывалась глубокая взаимная антипатия. Подтянутый и хладнокровный, чуждый резонерства и болтовни, Чан Кайши резко контрастировал с вальяжным «покорителем дамских сердец», «лучшим оратором партии» Ван Цзинвэем. Председатель Ван просто не выносил «солдафона» Чана. А того буквально тошнило от «трепача» с пухлыми щечками и блестящими от бриолина волосами. Только Бородину удавалось кое-как поддерживать хрупкое равновесие сил в руководстве ЦИК Гоминьдана. Беда же китайских коммунистов заключалась в том, что они недвусмысленно выступали на стороне Ван Цзинвэя и Кисаньки.
С конца февраля вокруг Чан Кайши стали группироваться все недовольные «левым» курсом правительства. В результате личный конфликт генерала Чана, с одной стороны, и Ван Цзинвэя и Куйбышева — с другой начал приобретать политический оттенок. И вот 20 марта генерал Чан не выдержал. Он ввел в Кантоне военное положение, арестовал ряд коммунистов и послал войска окружить резиденцию советских военных советников. По сути дела, он сам спровоцировал инцидент: за два дня до событий Чан приказал комиссару военного корабля «Чжуншань» («Ятсен») коммунисту Ли Чжилуну подвести судно к школе Вампу якобы для ее охраны, а когда тот, выполняя приказ, встал на рейд вблизи школы, неожиданно объявил его «мятежником», раздув историю о «коммунистическом заговоре»218. По Кантону были расклеены его прокламации, в которых говорилось: «Я верю в коммунизм и сам почти коммунист, но китайские коммунисты продались русским и „стали их собаками“, поэтому я против них»219. Главное, чего он добивался в то время, было немедленное удаление Куйбышева, его заместителей Рогачева и Разгона и возвращение Блюхера. По сообщению Черепанова, Кисанька, совершенно ошеломленный, послал Чан Кайши письмо, но его возвратили с указанием, что Чана нет дома220. Делать было нечего, и через четыре дня Куйбышев, Рогачев и Разгон покинули Кантон. Инцидент закончился мирно: добившись своего, Чан освободил арестованных и даже принес извинения оставшимся в Кантоне советским специалистам. В конце мая в южную столицу Китая вновь прибыл Блюхер.
И все же переворот Чан Кайши, недвусмысленно направленный как против китайских, так и советских коммунистов (то есть советских военных и политических советников) и их попыток укрепить свое влияние в Гоминьдане, ознаменовал установление почти не замаскированной военной диктатуры «правых» гоминьдановцев и центристов на территории, подконтрольной Национальному правительству. Его следствием было значительное ослабление позиций в Гоминьдане не только коммунистов, но и «левых» гоминьдановцев, группировавшихся вокруг Ван Цзинвэя. Сказавшись больным, последний был вынужден выехать за границу. В деревнях Гуандуна началось разоружение крестьянских союзов. Наиболее же серьезное значение для китайской компартии имело то, что вскоре после «переворота», в мае 1926 года, чанкайшистская группировка предъявила ей ряд требований, направленных на значительное ограничение ее политической и организационной самостоятельности в Гоминьдане. Эти требования были внесены на пленум ЦИК Гоминьдана самим Чан Кайши. В их поддержку выступили Тань Янькай и сын Сунь Ятсена от первого брака Сунь Кэ, после чего они были приняты. Эти требования включали: запрещение критики Сунь Ятсена и его учения; передачу председателю ЦИК Гоминьдана списка коммунистов, желавших вступить в ГМД; ограничение числа коммунистов в ЦИК, провинциальных и городских комитетах Гоминьдана одной третью общего количества членов этих комитетов; запрещение коммунистам заведовать отделами ЦИК ГМД; запрещение членам Гоминьдана созывать совещания от имени Гоминьдана без разрешения партийного руководства; запрещение членам Гоминьдана без разрешения участвовать в деятельности компартии; предварительное утверждение объединенным совещанием[23] всех инструкций КПК, передаваемых ее членам; запрещение членам Гоминьдана вступать в КПК221. Вскоре после пленума Чан Кайши сосредоточил в своих руках все нити власти: он занял пост председателя Постоянного комитета ЦИК Гоминьдана, возглавил Военный совет Национального правительства и отдел военных кадров ЦИК ГМД. А что самое важное — был провозглашен главнокомандующим Национально-революционной армией. Во главе Национального правительства встал Тань Янькай222.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});