Вслед за этим с лестницы донеслись его неуверенные, хотя и торопливые шаги; подгоняемый чревоугодием, он спешил вон из дома.
Женщина провожала сына глазами до тех пор, пока он не скрылся за дверью, потом перевела взгляд с сына на отца и, помолчав с минуту, вновь заговорила.
— Вот что, господин де Босир! — молвила она. — Не пора ли вам взяться за ум и найти выход из унизительного положения, в котором мы оказались? В противном случае я прибегну к собственным средствам.
Она произнесла последние слова с жеманством, словно женщина, которой ее зеркало сказало поутру: «Будь покойна: с таким личиком ты с голоду не умрешь!» — Опять ты за свое, Николь! — отвечал г-н де Босир. — Ты же видишь, дорогая, что я занят.
— Да, тасуешь карты и делаешь пометки на своих картонках!
— Я же тебе сказал, что нашел его!
— Кого?
— Секрет повышения ставок.
— Опять все сначала! Господин де Босир, предупреждаю вас, что я постараюсь вспомнить кого-нибудь из своих прежних знакомых, кто мог бы упечь вас, как сумасшедшего, в Шарантон.
— Да я же тебе говорю, что это верный способ разбогатеть!
— Ах, если бы герцог де Ришелье был жив! — пробормотала вполголоса молодая женщина.
— Что ты говоришь?
— Если бы его высокопреосвященство кардинал де Роан не разорился!
— Ну и что же?
— Если бы госпожа де ла Мотт не сбежала!
— И что было бы?
— Уж я нашла бы средства, и мне не пришлось бы делить нищету с таким вот солдафоном.
И царственным жестом мадмуазель Николь Леге, или госпожа Олива, презрительно указала на Босира.
— Да говорю же тебе, — убежденно повторил тот, — что завтра мы будем богаты!
— У нас будет миллион?
— Миллион!
— Господин де Босир! Покажите мне первые десять луидоров от ваших миллионов, и я поверю в остальное.
— Вы их увидите нынче же вечером, именно эту сумму мне обещали…
— И ты отдашь эти деньги мне, дорогой? — с живостью откликнулась Николь.
— Я дам тебе пять луидоров, чтобы ты купила себе шелковое платье, а малышу — бархатный костюмчик. А на пять других монет…
— Что же?
— ..Я добуду обещанный миллион.
— Ты опять собираешься играть, несчастный?
— Я тебе уже сказал, что нашел верный способ такого повышения ставок!
— Да, да, такой же, как тот, который слопал шестьдесят тысяч ливров, остававшихся у тебя после «португальского» дела.
— Нечестно заработанные деньги не приносят счастья, — сентенциозно заметил Босир, — а я всегда думал, что мы несчастливы потому, что именно так я и заработал те деньги.
— Можно подумать, что эти ты получишь по наследству. Кажется, у тебя был дядюшка, который умер то ли в Америке, то ли в Индии… Это он завещал тебе десять луидоров?
— Эти десять луидоров, мадмуазель Николь Леге, — с некоторым превосходством проговорил Босир, — эти десять луидоров — вы слышите? — будут заработаны не только честно, но и в определенном смысле благородно! Речь идет о деле, в котором заинтересован не только я, но и вся французская знать.
— А вы — знатного происхождения, господин Босир? — насмешливо молвила Никель.
— Скажите лучше: «де Босир», мадмуазель Леге. «Де Босир»! — подчеркнул он, — так записано в свидетельстве о рождении вашего сына, составленном в ризнице церкви Апостола Павла и подписанном Вашим покорным слугой, Жаном-Батистом-Туссеном де Босиром, в тот самый день, когда я дал ему CBQC имя…
— Подумаешь: осчастливил! — прошептала Николь.
— ..И состояние! — с гордостью прибавил Босир.
— Если Господь не смилостивится и не пошлет ему ничего другого, — покачав головой, возразила Николь, — бедному мальчику придется жить подаянием, а умереть в приюте.
— По правде говоря, мадмуазель Николь, — с раздосадованным видом промолвил Босир, — это нестерпимо: вы всегда всем недовольны!
— Да не терпите! — вскричала Николь, давая волю долго сдерживаемой злобе.
— Никто вас не просит терпеть! Я, слава Богу, никому не навязываюсь и ребенка своего не навязываю. Да я хоть нынче же вечером уйду и попытаю счастья в другом месте!
Николь встала и пошла к двери.
Босир бросился ей наперерез и, раскинув руки в стороны, преградил ей путь.
— Да говорю же тебе, злючка, — промолвил он, — что это счастье…
— Что? — перебила его Николь.
— ..наступит сегодня вечером. Я же тебе говорю, что даже если мои расчеты ошибочны, — а это совершенно невероятно, — я проиграю пять луидоров, только и всего.
— Бывают минуты, когда пять луидоров — целое состояние, слышите, господин мот?! Впрочем, вам этого не понять, ведь вы уже проиграли золотой слиток размером с этот дом.
— Это лишний раз доказывает мои достоинства, Николь: если я проиграл это золото, значит, мне было что проигрывать, а раз я мог заработать деньги раньше, стало быть, я и еще могу заработать; Бог всегда на стороне., ловких людей.
— Ну да, надейся, как же!
— Мадмуазель Николь, уж не безбожница ли вы случайно?
Николь пожала плечами.
— Может, вы последовательница учения господина де Вольтера, отрицающего роль Провидения?..
— Босир! Вы — дурак! — отрезала Николь.
— ..Что было бы неудивительно, ведь вы низкого происхождения. Должен вас предупредить, что эти идеи не пользуются популярностью в моем кругу и не имеют ничего общего с моими политическими воззрениями.
— Господин де Босир, вы — наглец! — прошипела Николь.
— У меня есть вера, слышите? И если кто-нибудь сказал бы мне: «Твой сын, Жан-Батист-Туссен де Босир, спустившийся, чтобы купить двухгрошовый леденец, поднимается сейчас, неся в руке кошелек, набитый золотыми», — я бы ему ответил: «Вполне возможно, на все воля Божья».
И Босир с благодушным видом поднял к небу глаза.
— Босир, вы — глупец! — заметила Николь. Не успела она договорить, как с лестницы донесся голосок Туссена-младшего:
— Папа! Мама!
Босир и Николь насторожились.
— Папа! Мама! — повторял малыш; голос его раздавался все ближе.
— Что случилось? — вскричала Николь, открывая дверь. — Иди сюда, детка, иди! — заботливо прибавила мать.
— Папа! Мама! — не унимался мальчик; его голос по-прежнему приближался, становясь все громче.
— Я не удивлюсь, — прошептал Босир, уловив в криках мальчика радостные нотки, — если чудо в самом деле свершилось и малыш нашел кошелек, о котором я только что говорил.
В эту минуту ребенок появился наконец на последней ступеньке лестницы. Он бросился в комнату, держа во рту леденец, а левой рукой прижимая к груди пакет со сладостями. Когда он разжал правый кулачок, у него на ладошке засняла, словно звезда Альдебаран, золотая монета.