Хотелось завыть в голос, от того, что так глупо всё получилось в жизни. Всё пустил на самотёк и понадеялся на счастливый исход последних событий и стороннюю помощь казавшихся настоящими друзей. Некому теперь помочь, и никто не протянет ему руку помощи.
Степан присел на стул, и в отчаянии, с силой ударил скованными руками по столешнице. Склонил голову и, прикрыв глаза, стиснул зубы, чтобы сдержать крик отчаяния, рвавшийся у него изнутри.
****
Маша заканчивала уборку на кухне, когда в дверях раздался неожиданный звонок. Она выключила воду в раковине и, вытерев руки о полотенце, стремительно покинула комнату.
Невысокий полный мужчина лет шестидесяти, седовласый, в роскошном чёрном костюме вошёл в прихожую особняка в сопровождении охраны и с интересом осмотрелся по сторонам.
– Здравствуй, Ростислав. Где мы можем поговорить? – обратился он к хозяину дома.
– Здравствуйте, Альберт Константинович. Прошу в гостиную. Машенька, будь добра принеси нам кофе, пожалуйста, – обратился Полонский к Маше, которая остановилась с ним рядом.
Она поздоровалась с гостем и медленно вернулась на кухню.
Старовойтов прошёл в гостиную и присел на диване, небрежно расстёгивая пуговицы на пиджаке. Он поворачивал голову по сторонам и с интересом рассматривал картины в дорогих рамах, висевшие на стене.
– Да… – задумчиво произнёс он. – Галерея у тебя Полонский. Не дом, а картинка. Что снаружи, что внутри конфетка. Мой конечно в пригороде Парижа намного больше в размерах будет, а в отношении планировки, дизайна и проекта самого здания, увы, останется далеко позади.
– Я сделал здесь всё своими собственными руками. От проекта и до элементов дизайна. Даже участвовал лично в первоначальной кладке.
– Вон, какой ты умелец, оказывается. Ну что ж, похвально. Деловой человек, умеющий работать руками, это всегда хорошо. Фортуна то, она капризная дама, и иногда поворачивается к нам спиной.
Полонский промолчал.
– Я знаю всё о твоей проблеме. Знаю, что лично ты не виноват во всём, что случилось. Не сомневался изначально, потому что работаешь не первый год среди уважаемых людей. Но проблема твоя в том, что ты, как пастух, плохо следишь за своими баранами. Поэтому за баранов, и твоя голова полетит с плеч.
– Вы правы. Моя вина в первую очередь, как хозяина и руководителя фирмы.
– Знаешь, первоначально, когда летел сюда в самолёте, злоба кипела так, что хотел своими собственными руками открутить тебе голову, когда доберусь до места. Потом думал упрятать тебя за решётку, а когда узнал все подробности твоей проблемы с бывшим замом, передумал, и готов взять другую компенсацию за свои материальные потери.
– Я не смогу вам сейчас возвести новый жилой комплекс, даже если бы очень захотел. Работа фирмы приостановлена, мои счета арестованы, а на строительство нужны средства.
– А кто говорит… – Старовойтов замолчал, когда заметил Машу на пороге комнаты.
Она медленно направилась к ним и аккуратно выставила на столике две чашки свежезаваренного ароматного кофе, кувшинчик со сливками, сахарницу и вазочку с шоколадными конфетами.
– Спасибо, – Альберт пристально рассматривал её лицо. – Надеюсь, кофе не отравлен?
Маша подняла глаза и недоумённо на него посмотрела.
– Что вы? Как можно? Хотите, я могу при вас его попробовать? – она смотрела на него, не моргая.
Старовойтов рассмеялся.
– Шучу, милая. Спасибо большое! Иди. Нам с твоим мужем поговорить нужно наедине.
Маша молча кивнула и направилась на выход, намереваясь покинуть гостиную. Но слегка помедлила, когда увидела в дверях Воропаева.
Александр улыбнулся ей и прошёл внутрь комнаты.
Старовойтов обернулся и недовольно посмотрел на появившегося мужчину.
– Кажется, мы адвокатов не вызывали, господин Воропаев, а частных детективов и подавно.
– Я здесь не в качестве адвоката или детектива, а в качестве близкого друга Ростислава.
– У нас конфиденциальный разговор… а, впрочем, сути это не поменяет и моего предложения тоже. Садись… – Старовойтов кивнул Воропаеву на кресло рядом с собой и снова обратился к Маше. – Милая, этому господину, тоже кофе, пожалуйста, принеси. Кстати, отменный кофе варит твоя жена, Ростислав. Очень вкусно. Давно не пил ничего подобного, сваренного по-домашнему.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Полонский улыбнулся.
– Кстати, что с ней? – спросил Старовойтов, обращаясь к нему, как только Урбенина покинула комнату. – Почему она хромает? С рождения?
– Нет, ДТП.
– При тебе случилось?
– Нет. Мы с Машей живём вместе совсем недавно.
– Я думаю, это можно вылечить. Сейчас это не проблема. Жаль женщину. Очень красивая. Ну да ладно, я отвлёкся. Трогать лично тебя, я не собираюсь. Нет мне в этом никакого резона. Лично мне, ты ничего плохого не сделал, а своего Куликова, когда поймаешь, сам накажешь и отдашь под суд, как хозяин. Попался бы он мне лично, я бы голову открутил и собакам выбросил, и в полицию не обращался. Зачем пополнять тюрьмы отбросами. Я вот о чём подумал. Ты же сам понимаешь, что компенсировать мои материальные потери ты всё равно должен, как ни крути.
– Но у меня нет сейчас денег. Все счета арестованы.
– Знаю. Я уже навёл справки. Только я готов взять в предмет уплаты твоего долга передо мной не деньги… а твой дом.
– Что? – Полонский шокировано посмотрел на Старовойтова.
– А что ты так удивляешься? Уверен, оцени я сейчас твой домик вместе с начинкой, то он пяти таких, как «Дункан» стоить будет, а то и больше.
– Но зачем вам его дом? Вы ведь всё время живете во Франции, – возмутился Воропаев. – А для Славки этот дом всё. Он ведь по крупицам его строил много долгих лет.
– Слушайте, господин Воропаев, давайте оставим эту лирику в стороне. У него сейчас безвыходная ситуация и то, что я предлагаю лучшая альтернатива для него остаться на свободе. Да, без ничего, но всё-таки на свободе, а это уже не мало. И дарственная на дом в мою пользу, это лучше, чем гнить в тюрьме за мошенничество и те многомиллионные убытки, что я понёс после обрушения «Дункана». Ну, так что, Ростислав?
Маша невольно услышала их разговор и, подав чашку с кофе в руки Воропаева, немного задержалась на месте, пристально всматриваясь в глаза Ростислава. Она видела сейчас в них так много боли и обречённости, словно он потерял в один миг что-то важное и жизненно необходимое в своей жизни. Она закрыла лицо руками и стремительно направилась на выход из комнаты.
– Но мой дом находится под арестом, как и остальная недвижимость, – тихо произнёс Полонский.
– Это не твоя печаль. Твой домик перестанет находиться под арестом, как только перейдёт в мою собственность. Мой нотариус составит дарственную задним числом. Мы подпишем документы. Ты отдаёшь мне дом, а я больше не буду иметь к тебе никаких претензий за «Дункан». Ты будешь разбираться с полицией только за своего нерадивого работника и его махинации со стройматериалами. Ну, так что по рукам? Другой альтернативы предложить не могу, извини. Я ведь и так нашёл, как мне кажется лучший вариант для нас обоих. Думаю, твоя свобода стоит гораздо больше, чем твой дом. А срок сам знаешь, я могу обеспечить тебе приличный. Подумай о своей жене. Как она будет без тебя, если ты отправишься за решётку. Жду твоего решения… – Старовойтов отставил пустую чашку на столик и поднялся на ноги, направляясь на выход.
– Подождите, Альберт Константинович. Я согласен.
Старовойтов обернулся и широко улыбнулся.
– Ну, вот и молодец. Я знаю, что завтра утром ты по предписанию должен покинуть свой дом. Так вот это даже к лучшему. Мой адвокат завтра приедет в твой офис. Подпишем все бумаги. Ты передашь мне ключи от дома, и мы с тобой больше никогда не увидимся.
– Хорошо. Во сколько мне ждать вашего адвоката?
– В одиннадцать.
– Договорились, – Ростислав поднялся на ноги и направился вслед за Старовойтовым в прихожую.
Когда мужчина вместе с охраной покинул его дом, Полонский прошёл к лестнице и тяжело опустился на диван.