— Как поживает ваш муж? — спросил Барни.
— Он умер.
— О, простите…
— Не извиняйтесь. Я подарила ему лучшие годы в его жизни. Это вы меня извините, что я вам помешала.
— Мы так и так собирались уходить, — ответил Барни, чтобы не обижать ее, и поднялся.
Сиам вынула из-под стола сумку и взяла под мышку свою афишу.
— Я вас не напугала, юная леди?
— Что вы! — ответила Сиам. — Теперь буду с нетерпением ждать, когда мне стукнет сорок.
— Молодец! — одобрила старуха. Дождавшись их ухода, она взялась за кофе, к которому они не притронулись.
На улице Сиам раскинула руки и замахала ими, словно собралась взлететь.
— Что можно посмотреть в Вашингтоне?
— Купол Капитолия.
Они зашагали в сторону Пенсильвания-авеню.
— Только купол? — спохватилась она.
— Твид сказал мне, что венчающий его индеец повернут спиной к правительству — Он усмехнулся, представляя себе эту непочтительность.
— Он над тобой подшутил, — уверенно заявила она.
— Я тоже так думаю.
Она наслаждалась его простодушием.
— Там вообще торчит не индеец, а богиня свободы. Я прочла это на почтовой открытке, которую послала матери.
— Здорово я купился! — сказал Барни.
— Наверное, Твид каким-то образом заставил тебя поверить в эту брехню.
— Он сказал, что спекулянты скупили землю с той стороны, где полагалось вырасти Вашингтону. Чтобы не быть ограбленным, правительство расположило столицу с противоположной стороны.
— Не хочу этого видеть. — Сиам покачала головой и уставилась на тротуар. — Давай вернемся в отель.
— Что случилось? — Он ласково взял ее за руку, но она вырвалась.
— Мне не нравятся такие разговоры. Мой отец был бизнесменом. Но ему и в голову не приходило надувать правительство.
— Кто говорит о твоем отце?
— Ты.
— Я знаю о твоем отце только то, что слышал от тебя.
— Я — полная противоположность своему отцу.
— Сиам, что происходит?
— Возможно, мой отец был прав. Он умел жить. Поэтому он и добился успеха. Вместо того чтобы всю жизнь бороться и критиковать, он умел мудро уступать. А в итоге достиг вершин, — со значением закончила она.
— Мне не следовало рассказывать тебе, о чем я подумал после посещения миссис Додж.
— Не со всем можно и нужно сражаться, — не унималась она. — Ты должен принять это безумие как часть реальности и смириться с ним. И думать не смей о том, чтобы все бросить.
— Нельзя прожить жизнь, как раввин или какой-нибудь идиот, не задающий вопросов. Это не что-нибудь, а человеческая жизнь! С людьми повсюду происходят страшные вещи, и это потому, что они не ставят под сомнение истины, впитанные с молоком матери, всякие там общепризнанные правила. Когда Твид, зависящий от богатых спонсоров, говорит, что бизнесмены могут оказаться полной противоположностью патриотам, как бы они ни твердили обратное, то у меня все-таки возникает желание увидеть монумент их деяниям. Я ничего не имею против твоего отца. Он избрал свой путь и преуспел на нем. Но я не хочу идти по его стопам.
Она побежала от него, плача на бегу. Сообразив, что он не собирается ее догонять, она обернулась и крикнула:
— Куда ты?
— Пойду взгляну, правду ли сказал Твид.
— Я подожду здесь, — ответила она, замерев на тротуаре, перед роскошной витриной универмага Гарфинкеля.
На углу Пенсильвания-авеню рекламировал открытки с видами Вашингтона гид в белой фуражке. Барни спросил его:
— В какую сторону смотрит статуя на куполе Капитолия?
Гид почесал голову под фуражкой.
— Чего не знаю, того не знаю.
Как ни быстро шагал Барни, ему казалось, что он еле плетется. Он миновал здание архива, на стене которого красовался прекрасный девиз: «Прошлое есть пролог». Пенсильвания-авеню упиралась в Капитолий, но Барни не мог разглядеть на таком расстоянии, чем увенчан его сияющий белый купол. По небу плыли темные тучи, они все больше заволакивали голубое летнее небо. Статуя на шпиле купола была все еще освещена солнцем, но Барни никак не мог ее разглядеть. Он перешел на бег, обгоняя зевак и чиновников и не спуская глаз с купола. Солнце скрыла грозовая туча. Барни прибавил ходу.
У Национальной галереи искусств народу было меньше. Купол виден отсюда как на ладони. Барни пустился бежать по газону, раскинувшемуся перед восточным крылом Капитолия. Над деревьями маячила неясная фигура. Барни перешел на шаг. Фигура казалась укрытой плащом. Когда солнце снова проглянуло между облаками, Барни загородил глаза ладонью. Фигурка действительно походила на индейца, повернутого спиной. Спиной? Он подошел ближе. Сиам оказалась права: это была богиня свободы. Однако смотрела богиня в другую сторону. Она была повернута спиной к правительственным зданиям. Прав оказался Твид.
Торопясь обратно к Сиам, Барни чувствовал себя беспомощным и оплеванным. Он уже жалел, что докопался до истины, став узником собственной принципиальности. Закапал слабый дождик. Люди стали подниматься с травы и рассаживаться по машинам. Дождик превратился в ливень. Рядом с Барни притормозило такси, но он жестом отправил его дальше. Ему предстояло преодолеть немалое расстояние. Ливень загнал людей в магазины и в подъезды домов. Барни побежал, но не потому, что испугался дождя или хотел побыстрее добраться до Сиам, которая, как он считал, уже отправилась в отель. Он бежал, потому что после унизительного урока Твида просто не мог тащиться, точно кляча. Он обогнул угол, откуда уже сбежал гид, и перебежал через пустую улицу.
Вдалеке маячила прямо под дождем женщина в одном летнем платьице. Из-за потопа ее платье и бумажный пакет стали почти прозрачными. В пакете угадывались здоровенные картофелины. Сиам стояла на том же месте, где он ее оставил. Он метнулся к ней, пренебрегая лужами. Заметив его, она бросилась навстречу. Барни поцеловал ее в мокрые губы и ощутил под ладонью ее озябшую от дождя спину. Из промокшего пакета вывалилась картофелина, за ней еще одна.
— Моя картошка! — горестно воскликнула Сиам.
— Я куплю тебе еще.
Она побежала вдогонку за клубнями, но тут из размякшего пакета вывалились остальные и укатились в сточный желоб.
— Я достану те, что в стоке, — сказал он. Сиам устремилась за двумя картофелинами, откатившимися к витрине универмага.
Завладев беглыми клубнями, она до самого отеля не выпускала их из рук. Их остановил дежурный. Они решили, что он не хочет позволить им устроить лужу в вестибюле, однако дежурный всего лишь сообщил, что из Нью-Йорка пришло распоряжение переселить их в номера подешевле.