затем произнёс: «Негоже нам с тобой стоять в передней. Пройдём в мою усыпальницу, я угощу тебя сладким вином и мясом дикого кабана. А там и продолжим нашу беседу».
Уланы работали не покладая рук. Кто-то один отрывал землю и откидывал её назад лопатой, освобождая и зачищая проход. Его задний товарищ насыпал рыхлую землю руками в ведро и передавал назад по цепочке, принимая новое пустое ведро. Работа шла споро. Уставшие тут же сменялись отдохнувшими и те продолжали работу. Но время тоже текло неумолимо быстро. «Лишь бы остался невредимым и не попал под сам завал. Тогда есть шанс вызволить его оттуда живым», — не уставал про себя думать Орешкин, подгоняя солдат.
— Есть, — закричали в лазе. — Ноги есть.
Капитан подлетел ко входу в курган.
— Что там? — крикнул он.
— Ноги отрыли, — передали по цепочке. «Значит, всё-таки угодил под обвал», — с горечью понял Орешкин.
— Аккуратнее там лопатами, — гаркнул он в проход.
Ещё несколько томительных минут, и уланы извлекли из земли тело полковника, а затем осторожно вытянули его наружу. Полковой лекарь, нетерпеливо переминающийся на месте, тут же подскочил к командиру.
— Ну, что там? — быстро спросил его капитан.
Доктор прощупал пульс, наклонился к груди, слушая сердце, а затем приложил к посиневшим губам Павла маленькое зеркальце, стремясь засечь дыхание.
— Ну? — опять поторопил Орешкин.
Лекарь молча отложил зеркало в сторону и начал делать искусственное дыхание, пытаясь запустить сердце и вернуть полковника к жизни. Все уланы столпились вокруг, окружая тело своего командира. Минуты через четыре доктор прекратил своё занятие. Разогнулся и посмотрел на капитана, медленно качая головой и поджимая губы.
— Увы, но медицина больше ничего не может сделать, — удручённо произнёс эскулап.
Солдаты затихли. Орешкин первый снял головной убор, оказывая последнюю честь погибшему.
— Перенесите его на телегу, — распорядился он.
Павел медленно пошёл вслед за скифом.
— Вот тут я и обрёл вечное пристанище, — показал жестом царь на свою комнату.
Рядом с деревянным ложем было размещено оружие, домашняя утварь из золота. Здесь же с другой стороны были сложены разные украшения. У Пашки захватило дух от подобной красоты. Он подошёл поближе, чтобы лучше рассмотреть древние артефакты.
— На, отведай скифского вина, — протянул большую золотую чашу воин.
Павлуха с восторгом принял в руки сосуд, украшенный сценами из царской охоты и пригубил напиток. Сладковато-терпкий вкус приятно обволок гортань. Павлик отхлебнул ещё и посмаковал густое тёмно-красное вино.
— Ну как? — спросил царь скифов, явно ожидая похвалу, и Павел в одобрении закивал головой и слегка закатил глаза.
— Божественно, — наконец произнёс он.
Старый скиф расплылся в улыбке.
— Присаживайся, — показал он рукой на своё ложе, — поведём беседу.
Павлуха с готовностью сел и пригубил снова прекрасный напиток. Лёгкий хмель приятно ударил в голову. Настроение приподнялось.
— Ты спрашивал меня о моей кончине. Нет, я не погиб в сражении. Все мои враги были либо убиты, либо покорены и платили мне дань. И в последние годы я жил, наслаждаясь спокойной жизнью. И закончил её на пиру у Радослава, выпивая скифское вино и вкусные славянские мёды. Я уснул в блаженстве и больше не проснулся. Это была лёгкая и хорошая смерть. Я умер в кругу своих родных и близких друзей, вознося тосты за нашу славу. Венеды оказали мне царские почести, насыпав на месте моей могилы огромный курган и дав мне в мой вечный путь всё необходимое. Мои верные кони покоятся там, в соседней зале, — скиф указал рукой. — К их сёдлам пришиты скальпы всех моих врагов, которых я сумел победить. Видишь мой лук? — скиф взял в руки внушительное красивое оружие. — Его колчан сшит из кожи, взятой с правых рук моих противников. Он всегда добавлял мне силы и меткости.
— А почему именно из правых рук, а не из левых?
Павлуху прилично накрыло от вина и он задал уточняющий вопрос.
— Странный ты воин, Павел, не знаешь таких простых вещей, — усмехнулся Араксай важно. — Даже заносчивым грекам известно, вся сила воина в его правой руке. От того, как сильно он сможет натянуть тетиву лука, зависит, как далеко и мощно полетит его стрела.
— А если человек левша? — задал коварный, на его взгляд, вопрос Пашка.
Скиф недоумённо пожал плечами.
— Если человек лучше владеет левой рукой, он идёт в жрецы, — как несмышлёнышу объяснил царь.
— Не вижу связи, — улыбнулся порядком захмелевший Павлик.
Скиф захохотал.
— Я не Анахарсис, объяснять столь очевидные вещи. Но скажу тебе даже более. Что если скиф одинаково хорошо владеет обеими руками, то он может быть и воином, и жрецом одновременно. Как, например, я.
-Так ты был ещё и жрецом? — удивился Павел.
— Да, я умел общаться с богами и истолковывать их знамения, — важно заявил Араксай. — Я был первый среди воинов и первый среди жрецов своего народа, — скиф вынул из-под одежды золотой кулончик и поцеловал его.
Павлуха острым взглядом заметил изображение крылатого грифона. Сразу же созрел вопрос, интересовавший его ещё в юности.
— Скажи мне, Араксай, твой народ делал искусные и очень красивые вещи, изображая различных реально существующих животных, оленей, лошадей, кабанов, пантер и т.д. А вот грифоны, они что, тоже реально существовали? Или вы их просто придумали?
— Что значит, придумали? — важно ответил скиф. — У моего отца царя Агаэта были два ручных грифона. Они жили рядом с его шатром и охраняли сокровищницу. Я, правда, их не застал. Они умерли незадолго до моего рождения. Но я прекрасно помню, как отец рассказывал мне про них.
Пашка изумился такой информации и немного задумался. Замолчал и скиф, тоже отхлёбывая вино из своей чаши.
— А хочешь, я покажу тебе тех подлых собак, которые лет двести назад пытались меня обокрасть?
— Они тоже живые и с ними можно пообщаться?
— Конечно же, нет, — усмехнулся Араксай. — Их кости давно побелели и лежат разбросанными в соседней комнате. Я не допустил их в свою усыпальницу, и они задохнулись там от нехватки воздуха.
— Давай посмотрим, —