Читать интересную книгу Нищета. Часть вторая - Луиза Мишель

Анна и Петровский попали в одну и ту же партию и были спущены в недра земли. Один казак-конвоир, проходя мимо, так выразительно взглянул на них, что в сердцах обоих зародилась надежда. Это был Хлоп.

LIII. Снова у Бродаров

За несколько месяцев до описанных нами событий в судьбе Бродаров наступила полная перемена.

Огюсту рассказал об этом мальчишка, приемыш тряпичника. Приютив бездомного безыменного сиротку, старик называл его попросту «Малыш». Все привыкли к этому имени.

— На что имя? — говаривал сын гильотинированного. — Оно только служит помехой.

Тряпичник и Малыш обратились за помощью к Филиппу, и тот охотно согласился лечить незнакомого паренька. Благодаря своей молодости Огюст в короткое время почти совсем поправился (полное выздоровление при его слабогрудости было немыслимо). Окончательно же его поставили на ноги добрые вести, полученные от торговки птичьим кормом.

Совершенно неузнаваемый благодаря приличной одежде, купленной вскладчину Филиппом, Андре и художниками, молодой Бродар уехал в Сент-Этьен. Друзья снабдили его небольшой суммой денег на дорогу.

— Как хорошо, — заметил Жеан, — что дурень англичанин так и не взял нас в кругосветное путешествие, а то бы мы никогда не увидели Огюста.

Художники подружились и с Филиппом; Трусбан был в таком восторге от нового знакомого, что даже хотел написать с него гигантскую фигуру Свободы для своей грандиозной картины. Этот шедевр Жеан надеялся создать, как только раздобудет денег на холст и краски и найдет свободное время (сейчас его приходилось тратить на малевание вывесок, чтобы заработать на жизнь).

Когда великолепный замысел созрел, Трусбан спохватился, что позировать для фигуры Свободы должна женщина.

— Ничего, — сказал Лаперсон, — ты поместишь Филиппа в группе героев — сыновей Свободы.

Эта мысль чрезвычайно понравилась Трусбану; он решил изобразить на картине не только Филиппа, но и Огюста, негра, себя самого и всех остальных. Пока он обдумывал сюжет, подвернулся новый заказ. Хлеб в мастерской художников водился далеко не в избытке, и работу пришлось взять, хотя у заказчика было неприятное, по-лисьи хитрое лицо.

— Видите ли, — начал он, — я не хочу переплачивать и поэтому обратился к вам. Художники, менее нуждающиеся, меня не устраивают.

— Значит, — сказал Жеан, — вы решили, что нужда заставит нас быть сговорчивее?

— Вот именно.

— Очень мило!

— Как хотите. Я — подрядчик; сколько мне платят — вас не касается. Решайте: либо берете работу за мою цену, либо не берете вовсе. Но помните: если вы мое предложение не примете, то еще долго будете бедствовать, пока не найдется какая-нибудь работенка. А мне ничего не стоит отыскать других художников, таких же крезов, как и вы. Они накинутся на заказ, как голодные собаки на кость.

— Разрешите вам заметить, — возразил Жеан, — что вы говорите гнусности!

— А мне все равно. Мне нужны ваши кисти, а не ваша дружба.

— Старый сквалыга!

— Ну, ну, ребятки, не сердитесь! Ударим по рукам и заключим такой договорчик: «Мы, нижеподписавшиеся, берем на себя обязательство разрисовать фресками стены и потолки дома призрения неимущих девушек, руководимого княгиней Матиас. Плата — пять франков за квадратный метр».

— Вы с ума сошли! — воскликнули художники. — Хотите, чтобы мы работали даром?

— Это еще не все, — продолжал докладчик. — Дополнительное условие: сначала сделайте пробные фрески.

— Ах вы старый скряга! — вскричал Трусбан. — Ладно же, мы размалюем вам стены, как в доме одного рогоносца.

— Ни в коем случае. Фрески должны быть на благочестивые темы.

— Например, — вмешался Лаперсон, — сцены из «Песни песней» или из жизни святой Магдалины до ее обращения?

— Фрески будет принимать особа духовного звания.

— Час от часу не легче! — воскликнул Жеан, подстрекаемый любопытством. — Ладно, мы согласны: Лаперсон, Мозамбик и я, но харчи — ваши.

— Пусть будет так, — кивнул подрядчик, подумав: «Кормежка обойдется недорого!» Художники, со своей стороны, подумали: «Краски купим подешевле». Договор был заключен.

«Кому нужна роскошь в таком доме? — размышлял Трусбан. — Интересно было бы знать!»

* * *

Приехав в Сент-Этьен, Огюст помчался на улицу Демонто.

Анжела и Софи вязали; Луизетта подражала им, пытаясь связать маленькую шаль для куклы. Младшие сестры не узнали Огюста, который спросил у них, дома ли отец. Юноша не смог сдержаться и, расплакавшись, кинулся Анжеле на шею. Он вообразил, будто от него скрывают смерть отца; пришлось повести его в больницу. И вот с опрометчивостью, присущей их возрасту, Анжела и Огюст явились к Бродару. Тот мог бы умереть от потрясения… Но оно, наоборот, спасло его.

С прозорливостью, свойственной тем, кому всегда угрожает опасность, Бродар ни о чем не расспрашивал сына, приехавшего под именем Жильбера Карадека. Соседям Анжела сообщила, что Жильбер собирается стать учителем, а если это не выйдет, то спустится в шахту, чтобы заменить отца и помочь сестрам. Такая преданность семье, по общему мнению, делала ему честь, и тот же благотворительный комитет, что достал работу для Анжелы, занялся судьбой ее брата. Женщины дьявольски настойчивы: редко бывает, чтобы им не удалось выручить или же погубить человека, если они этого хотят. Огюста они сумели выручить. Однажды секретарша комитета, сияя, взбежала на третий этаж старого дома на улице Демонто.

— Хорошая новость, дети мои! Ваш отец может теперь болеть, сколько ему угодно!

Взволнованные, сестры и брат окружили ее. Привыкнув, что жизнь их не балует, они не ждали ничего хорошего. Тем больше их обрадовало, когда оказалось, что по предложению комитета Огюст принят помощником учителя в школу поселка Терр-Нуар, чтобы помогать г-ну Полюсу, воспитавшему за сорок лет чуть ли не три поколения. Огюсту пришлось взять на себя все преподавание, так как старик мог лишь наблюдать за ходом уроков и рекреаций да улыбаться детям.

Неподалеку от школы семья сняла домик. Бродара перевезли туда из больницы. Газеты, принесенные дочерьми, он так и не успел прочесть по слабости зрения и забыл их под подушкой. Но очень скоро ему пришлось узнать, о чем в них написано…

Анжела и Софи по-прежнему занимались вязанием и добавляли свой скромный заработок к жалованью Огюста. Бродар больше не спускался в шахту и ухаживал за садиком, окружавшим их дом. Луизетта начала ходить в школу; ее сестры тоже собирались учиться. «Неужели наши беды кончились?» — спрашивали они с тревогой. Подчас им казалось, что безмятежное счастье обязательно сменится новыми ударами судьбы…

— Черт знает, как везет этим Карадекам! — говорил г-н Поташ своим друзьям. — А ведь старшая дочь — шлюха, а отец — наверняка бандит, как все нищие!

Однако родители мальчуганов, учившихся в школе дядюшки Полюса, были очень довольны новым учителем. Каждый день члены семьи Карадеков просыпались со страхом, как бы их счастье не рассеялось вместе с ночными снами. Но нет, это не был сон!

Однажды вечером, вернувшись домой позже обычного, Огюст увидел двух крестьянок, сидевших подле его отца. Узнав Клару и тетушку Грегуар, юноша едва не лишился чувств. Большая, забрызганная грязью черная овчарка, радостно визжа, прыгнула ему на грудь и чуть не опрокинула его.

Старая фермерша, родственница Жана, очень хорошо приняла беглянок из Парижа; они подружились с нею. Живя в некотором достатке, на свежем воздухе, обе преобразились. Старушка поправилась, Клара похорошела. Подобно Карадекам, бедные женщины с трудом верили своему счастью. Им не хватало лишь встречи с друзьями, и вот они приехали в Терр-Нуар, узнав на улице Демонто новый адрес Бродаров.

Сколько было рассказано в этот вечер! Они не могли наговориться, не могли наглядеться друг на друга. Но разве суждены беднякам беззаботные дни? За ними непременно следует какая-нибудь катастрофа.

Виноградная лоза, обвитая вьюнком, заглядывала в окна; из сада доносился аромат распускающихся роз, а с лугов — запах скошенного сена… Какой привлекательной казалась жизнь этим обездоленным, вдруг нашедшим оазис в пустыне!

— Ах, если бы все могли быть так счастливы! — вздохнула тетушка Грегуар.

Заважничавший Тото всем клал на колени и плечи свои грязные лапы. Под конец им овладела Луизетта и прочла ему нотацию, на которую он отвечал довольным ворчанием.

Огюст больше чем когда-либо восхищался миловидностью и грацией Клары и мечтал о том, чтобы она стала спутницей его жизни. Как это было бы хорошо! Клара тоже о чем-то мечтала. Анжела и Софи, несмотря на молодость, успели пережить много невзгод и теперь, не заглядывая в будущее, наслаждались спокойным счастьем этих дней. Им больше ничего не было нужно. Бродар, подперев голову рукой, слушал голоса своих детей и старался убедить себя, что все это ему не пригрезилось.