это проверить. Хотите – сообщайте о моей поездке инквизиции. Ближайшее отделение как раз находится там, куда я направляюсь. Я ничего не скрываю.
– А давай-ка мы тебя туда и проводим, еретик! – выкрикнул кто-то из этого сборища.
Ансель постарался скрыть волну дрожи, пробравшей его.
Еретик.
Даже произнесенное простыми крестьянами, это слово звучало как приговор.
Откройте! Святая инквизиция!
Ансель постарался взять себя в руки и ничем не выдать своих чувств.
«Как же скор простой народ на суждения и принятие решений», – с досадой подумал он. В другой ситуации можно было бы постараться договориться с крестьянами, а то и напомнить об их повинностях графской семье, чьим почетным гостем на этих землях он являлся. Однако сейчас Ансель принял решение всеми силами отгородить семью Кантелё от всего, что с ним происходит, а на увещевания крестьян, не слишком гибких умом, просто не было времени.
– Если это столь важно для вас, и если это единственный способ успокоить вашу тревогу, что ж, пусть кто-нибудь из вас сопровождает меня до Руана. Не имею желания ни обманывать вас, ни сопротивляться.
«Какая, по сути, разница?» – мрачно добавил он про себя. – «Может, так даже лучше. Эти люди смогут подтвердить мои слова о том, что я направлялся в Руан и не собирался убегать от инквизиции. Они подтвердят, что я не оказал никакого сопротивления и явился добровольно, а значит, Лоран, возможно, внемлет».
Крестьяне нерешительно зашевелились. Как и предполагал Ансель, отсутствие сопротивления их несколько обескуражило, и на поверку желающих приближаться к делам инквизиции было не так уж много.
– Итак? – поторопил он.
На миг у него создалось впечатление, что селяне все же решат пропустить его. В конце концов, дорога была одна, и поворотов с нее вплоть до Руана почти не было, лишь в небольшие деревни. Всаднику на коне больше некуда было направиться, кроме как в город. Ансель терпеливо ждал, пока эта простая мысль наконец дойдет до окруживших его мужчин.
Громкий стук копыт прорезал ночь, сопровождаясь коротким ржанием лошади.
Ансель резко обернулся в седле.
Стремительное нечто, чуть не врезавшись в людей, перегородивших дорогу, резко остановилось, мгновенно превратившись при свете факелов в Гийома де'Кантелё. Его лошадь стукнула копытами по земле, подняв дорожную пыль, которая была видна даже в колеблющемся пламени.
– Что здесь происходит? – требовательно и громко воскликнул он, обведя собравшихся взглядом и остановив его на обомлевшем мужчине, замершем в седле. Его он ожег глазами с особой старательностью. – Ансель! Какого черта?!
– Гийом… – ошеломленно проговорил тот.
«Я ведь не выдавал себя. Почему он здесь?»
– Ты действительно думал, я не замечу? – криво усмехнулся Гийом, глядя на него почти снисходительно. Затем его внимание вновь обратилось к крестьянам: – А вам что надо? Идите спать, нечего здесь делать! У господ свои дела, они вас не касаются.
– Он еретик! – Кто-то из мужчин обличительно указал на Анселя. – Он хотел сбежать!
Гийом округлил глаза так, что в них отразилось пламя факелов, делая его взгляд немного безумным.
– Еретик? – хмыкнул он. – С чего вы это взяли? Так или иначе, решать это инквизиции, а не вам, а инквизитор сегодня днем покинул эти земли ни с чем, так что повторяю: расходитесь по домам, вам нечего здесь делать! – Он укоризненно посмотрел на учителя. – Ансель, разворачивайся и возвращайся в особняк.
– Гийом, я не…
– Нет, нет и нет! – упрямо покачал головой молодой человек. – Я не приму твоих отказов. У меня много вопросов, знаешь ли, и я не отцеплюсь, пока ты на них не ответишь. – В голосе его звучал гнев вперемешку с тревогой.
– Гийом, уходи отсюда, – тихо проговорил Ансель, понимая, однако, что тот не послушает. Момент был упущен.
«Я выдал себя», – с отчаянием признал Ансель. – «Боже, и зачем я только поддался чувствам и пошел в библиотеку?»
– Уйду только с тобой! – злобно ответил юноша, упрямо взглянув на учителя. – И ты объяснишь мне, почему так поступил. Я устал не понимать!
– Он еретик, – повторил кто-то из жителей деревни. – И все его поступки – злые козни против Бога!
Небольшое сборище снова разразилось согласным гомоном.
– Пошли вон! – злобно огрызнулся Гийом. – Это приказ!
Услышав его гнев, некоторые крестьяне попятились, но большинство почему-то не спешило его слушать.
Ансель едва удержался от того, чтобы застонать.
– Гийом, уезжай. Я разберусь…
– Ты уже «разобрался»! – не унимался Гийом. С вызовом вздернув подбородок, он вновь заговорил обличительно: – Вот, к чему это привело! – Он обвел кивком небольшую толпу селян с такой обидой, будто Ансель сам собрал здесь этих людей.
– А раз инквизитор ездил к тебе, может, и ты еретик? – послышалось от кого-то.
Гийом медленно повернул голову к собравшимся крестьянам.
– Кто это сказал? – угрожающе-спокойным голосом проговорил он. – Кто посмел так обратиться к своему графу?
– Я, – выступил вперед староста. Страха в его голосе не было, лишь вызов. – Ваше сиятельство ведет себя странно, и мы все это видим. Вы похожи на одержимого. – Голос его на миг дрогнул, однако он продолжил: – Если выбирать между вашим гневом и инквизицией…
– Предатели! – прошипел Гийом, потянувшись к мечу на поясе. – А ведь я хотел сделать для вас как лучше! Трусливые, неблагодарные…
– Не надо! – попытался остановить его Ансель, однако не смог даже дотянуться, чтобы положить руку ему на плечо. О том, чтобы перехватить его руку с мечом, и речи не шло.
– Вам это даром не пройдет! – холодно проговорил Гийом, обнажая меч. – Подойди и повтори то же самое с клинком у горла, если осмелишься! – крикнул он. – Ну же, скажи своему господину, что он одержимый, еще раз!
Ансель замер, не зная, что предпринять, и толком не понимая, что собирается делать граф.
– Трусишь? – с издевкой спросил Гийом, приближаясь к обидчику. Вид знатного человека на коне с обнаженным мечом в твердой руке и с нехорошей улыбкой на лице, напугал крестьянина достаточно, и он попятился. – Кидаешься громкими словами, а после трусишь? Думаешь, теперь за молчание тебе ничего не будет? – Он замахнулся мечом. Клинок ярко блеснул в свете огня.
«Что он делает?» – ужаснулся Ансель. – «Неужто он сможет вот так запросто ранить человека? Это ведь не так-то легко!»
Однако послышался вскрик боли, и крестьянин отшатнулся на несколько шагов, зажав рукой плечо, по которому скользнул меч. На его одежде в переливах пламени факелов заблестела кровь. Гийом развернул коня перед дружно отступающими обидчиками, по-прежнему твердо держа меч.
– Еще желающие обвинить меня в чем-то? –