Читать интересную книгу Все новые сказки - Нил Гейман

Он кивает.

— Да. И для моего личного комфорта тоже. Вризхонгил — довольно прохладная планета. Все эти адские месяцы, — кивает он на окно, — я не устаю благодарить того, кто изобрел кондиционер.

Нэнси сидит здесь в его свитере — в комнате очень холодно.

— Место, где я родился, считается у нас теплым, — говорит он. — Там климат примерно как в Фербенксе. Был. Ну, так или иначе…

— Тогда почему вы здесь сейчас? Почему не в Арктике?

— Самое подходящее место для меня, а?

Но она не принимает его шутки.

— Несчастный случай, — произносит он.

Он как раз заканчивал свой очередной ежегодный облет Северного полушария, только что повторно посетив и запечатлев большой индейский город Каокия — в месте слияния Миссисипи и Иллинойса. Летя назад, к станции, он внезапно потерял управление и разбился у озера Мичиган. Ему удалось спасти золото, паралазер, видеооборудование и маяк (он коснулся проблескового устройства на столе), а самолет затонул.

— В таком случае порядок действий определен очень четко: нужно находиться максимально близко к месту аварии и ждать подмоги… Кроме того, у меня и не было возможности вернуться в Арктику. Поэтому я построил в лесах жилище и сосуществовал с аборигенами. Время от времени мне приходилось размахивать моим паралазером, чтобы чувствовать себя в безопасности. И боюсь, я никогда не разуверял их в существовании Белого Бога с Неба.

— Извините, а как же европейские поселенцы?! Что вы скажете о них?

— Они прибыли позже. Намного позже, — он делает паузу, возможно — для усиления эффекта: — Триста пятьдесят шесть лет спустя. Я потерпел крушение в феврале тысяча триста семнадцатого года. Когда прибыли французы, они, к счастью, пропустили мимо ушей рассказы индейцев: еще один сверхъестественный герой среди множества сверхъестественных героев у дикарей.

— Так, значит, чтобы прокормиться, вы охотились и занимались собирательством?

— Я не ем вообще. Мое тело поглощает питательные вещества прямо из воздуха. — В этот момент он начинает испытывать неловкость от мысли, что она может захотеть воспользоваться его санузлом. А там нет и никогда не бывает туалетной бумаги.

Он рассказывает ей, как перебрался в Чикаго практически с момента его основания, как продавал золото, работал где придется, чтобы не тратить запасы золота, как потерял видеокамеру и паралазер в большом пожаре 1871 года, как трудно было в те времена с подоходным налогом, удостоверением личности и карточкой социального обеспечения. Разумеется, он никогда не обращался за медицинской помощью к врачам и старался менять место жительства до того, как соседи успевали заметить, что он вообще не стареет. Это его четырнадцатая квартира. И за исключением тех лет, что он провел в Виннетка, с 1940-го по 1960-й, чтобы испытать на себе особенности проживания за городом («Антрополог всегда остается антропологом»), начиная с 1837-го, он жил в Чикаго.

Они разговаривают уже больше трех часов. А до ее прихода Николас бодрствовал тоже порядка трех часов. Он становится все более сонным.

— Вы так ничего и не рассказали о вашей планете, — говорит Нэнси. — Ваши люди, ваша история… у нас так много тем для разговора!

— Да, действительно. Но если не возражаете — я бы хотел закончить на сегодня и продолжить нашу беседу завтра.

— О, разумеется, конечно, извините…

А что если он сбежит? Или скоропалительно умрет? Тогда, успокаивает она себя, у нее останутся записи сегодняшнего разговора, фотографии — она сфотографировала его, его станцию и знает ее местоположение. Так что все в порядке.

— Спасибо. Все это так… необычно… так странно… я не могу подобрать слов, чтобы высказать… Спасибо.

— Я тоже рад. Мне приятно, что именно вы — тот человек, кто совершил это открытие. Я очень, очень удачлив, мне повезло.

— Вам повезло? Нет уж, это я как будто выиграла джекпот в лотерею.

Он начинает хихикать. И хихиканье, по мере того как он все больше расслабляется, превращается в ржание.

Что это? Она испугана. Он что, собирается ей сообщить, что все это розыгрыш, обман? Что он — актер в каком-то невероятном, тщательно продуманном реалити-шоу?

— Простите меня, — говорит он, все еще смеясь. — Усталость напрочь лишила меня манер. Простите.

— Но в чем дело?

— Есть другая часть истории, которую вам следует знать. Я собирался приберечь ее на завтра. Но теперь, когда я вас так расстроил, придется все рассказать прямо сейчас.

И он начинает — с более подробного, чем раньше, описания своего самолета: маленький, всего 26 футов в длину, большой прозрачный купол, полозья вместо колес и много навигационных приборов спереди фюзеляжа.

— Когда люди Севера видели мой самолет, скандинавы, саамы и другие, девятьсот или тысячу сто лет назад, — как он летит по небу в самом разгаре зимы — как вы думаете, как они его воспринимали?

Нэнси качает головой — она понятия не имеет, что он пытается сказать.

— Летающие санки, в которых сидит бородатый человек, приносящий подарки.

— О господи!

— А кто везет эти санки? Никто? Этого быть не может… на фюзеляже множество антенн. И эти антенны казались им… чем?

— О боже!

— Правильно: рогами северных оленей.

У нее было почти три недели, чтобы привыкнуть к мысли, что она обнаружила следы существования внеземной цивилизации и что она может вступить в контакт с существом с другой планеты. Но живой Санта Клаус — это уже слишком…

— Когда люди спрашивали, как меня зовут, я использовал свое настоящее имя, приспосабливая его к местному наречию: Николас, Николай, Никола. И когда они спрашивали, где я живу, — я тоже не видел никаких препятствий для того, чтобы сказать правду: «За горами Корватунтури, — говорил я, — на самой макушке мира». Правда, не помню, чтобы когда-нибудь я упоминал Северный полюс…

Когда она приходит на следующий день и звонит в дверь, ей никто не отвечает.

О, нет! Она нажимает кнопку снова. И собирается нажать ее в третий раз, когда вдруг слышит в динамике его голос:

— О, Нэнси, простите! Поднимайтесь!

Она не помнит, чтобы когда-нибудь так волновалась. Он все еще здесь, он дружелюбно настроен, а окна его по-прежнему покрыты морозным узором изнутри. Он просматривал свои материалы перед ее приходом и приглашает Нэнси присоединиться к этому занятию. Она садится на диван и с любопытством смотрит на маленький черный сферический девайс, смутно напоминающий ей магический шар.

— Боюсь, я никогда не заботился о том, чтобы узнать способ его подсоединения к телевизору, — смущенно говорит он, касаясь кнопки включения.

— Господи, они со звуком! — вырывается у Нэнси, и она сама смущается своей реплики. — Простите. Я просто идиотка. Конечно, они со звуком.

Она видит снятые сверху кадры: индейцы Лакоты, преследующие бизона на утесе в Сенд-Хиллс, джонки и гондолы на реке Тигрис в Багдаде, недостроенную Великую Китайскую стену; она видит и слышит выстрелы в шумной таверне «Викинг» в Северной Англии, видит, как мужчины упаковывают фрагменты бронзовой скульптуры в ящик — Бенин, одиннадцатый век; наблюдает за театрализованным морским сражением в Колизее Рима, смотрит, как малыш, улыбаясь в камеру, что-то говорит по-японски, видит высокого безбородого человека, произносящего речь в Чикаго летом 1858 года.

— Да, — говорит он, — да, это Авраам Линкольн.

Она потрясена.

Она могла бы смотреть бесконечно, но после вчерашнего боится упустить время — очень скоро он снова захочет спать.

— Я хочу обсудить с вами, Николас, в каком направлении вы хотели бы двигаться дальше.

— Мы можем смотреть эти записи. Можем разговаривать. Как вам будет угодно.

— Я имею в виду вообще. Я сделаю все, что вы скажете. Я могла бы отвезти вас на станцию, а там вы бы посмотрели — вдруг за эти семьсот лет все-таки пришло какое-то сообщение для вас с Вриз… Вризхол… извините. И вы могли бы отправить им сигнал.

— А потом ждать сто двадцать четыре года, чтобы получить ответ? Если там вообще кто-то есть, чтобы ответить… — качает он головой. Если бы он мог кричать — он бы сейчас кричал.

Она выдерживает паузу.

— Ну… если вы мне разрешите… если я могу рассказать вашу историю миру — я имею в виду прямо сейчас, до того как вы уйдете… если же вы хотите сохранить все это в тайне до вашей смерти — я пойму, вы имеете полное право оберегать свою частную жизнь, вот что я имею в виду.

— Спасибо. Спасибо. Я благодарен. Но несмотря на то что я действительно очень стар, я вполне могу протянуть еще тридцать, сорок и даже пятьдесят лет — вризхонгилианцы живут около двух тысяч лет.

— Ну и прекрасно!

— Но мне кажется, вы испытали бы большое разочарование, если бы пришлось столько времени ждать. А вдруг на станцию наткнется кто-то еще? — Он наклоняется вперед. — Я устал хранить свой секрет, Нэнси. Понимаете? Я готов. — Он мысленно готовил фразу: «Я готов к крупному плану, мисс Цукерман!» — но потом подумал, что она вряд ли сможет ее оценить.