Читать интересную книгу Друг из Рима. Есть, молиться и любить в Риме - Лука Спагетти

Правда, я играл в нападении, то есть ближе к воротам противника, нежели к своим, отсюда больше возможностей забить гол, нежели угодить в собственные ворота, но, конечно же, всегда существовала вероятность чего-то непредусмотренного: удар в штангу, неожиданный угловой удар по мячу соперниками, никогда нельзя загадывать. Одним словом, всегда можно ожидать подвох с возможностью «объесться Спагетти». Естественно, если бы потенциальный гол в свои ворота забил какой-нибудь Карло Бьянки или Марио Росси, то это была бы совсем другая история.

Однако же ничто не мешало мне тешиться мечтами. И отчаянно болеть за команду моего сердца, «Лацио».

Я рожден с «Лацио» в душе. Или по меньшей мере так мне кажется, потому что не помню точного момента, когда я стал ее болельщиком, а отсюда и ощущение, что это было всегда. Конечно, празднование 1974 года в честь первого в истории выигрыша моей команды чемпионата Италии дало существенный толчок моей футбольной вере, но, возможно, это были какие-то подсознательные послания, исходившие от моего отца, страстного приверженца «Лацио», когда я еще пребывал в чреве моей матери, и побудившие меня стать закоренелым лациистом.

«Лацио» – первая римская команда, которая была основана в 1900 году в самом сердце Рима, на площади Свободы, с выходом на Тибр, где и сегодня болельщики ожидают полночь с 8 на 9 января, чтобы отпраздновать день рождения своей любимой команды. В честь Греции, родины Олимпийских игр, были выбраны ее цвета, белый и небесно-голубой; что же касается герба, то замысел основателей был грандиозным: орел с распростертыми крыльями, гордая птица, символ римских легионов.

Как мог ребенок остаться равнодушным к подобной истории? Она бы и осталась чрезвычайно поэтичной и сентиментальной, если бы двадцать семь лет спустя не произошло непоправимое. Четыре второстепенных команды города слились, чтобы образовать новую, которую назвали «Рома».

Ее болельщики за эти годы неуправляемо множились таким образом, что сегодня в городе соотношение между болельщиками «Ромы» и «Лацио» составляет, вероятно, семь к одному. Но это не поколебало любовь как мою, так и моих друзей-болельщиков к бело-голубым майкам: как говорится, лучше меньше, да лучше… Однако сторонники «Ромы» всегда подчеркивали свое присутствие, даже расцветкой: но как можно сравнивать элегантное сочетание белого с голубым команды «Лацио» с кричащим красно-желтым «романистов» – любой стилист высокой моды согласился бы со мной!

Когда я начал в конце семидесятых годов следить за футболом как завзятый болельщик, дела в «Лацио», к сожалению, шли плохо, а вскоре на нее посыпались всяческие несчастья. Конечно же, как и во всякой большой любви, в футболе чем больше любишь, тем больше страдаешь: последовали тяжелые годы, кульминацией которых стал переход в лигу Б по причине договорных матчей. Вины болельщиков в том не было, но позор пал и на них. Я в своей бело-голубой майке играл на приходском поле, но группа сорванцов в красно-желтых всегда оказывалась более многочисленной, и насмехаться над болельщиком «Лацио» из лиги Б стало делом несложным. Тем более когда у тебя фамилия Спагетти…

Противостоять насмешкам было невероятно трудно. Точно так же, как организовывать состязание между ребятами: обычно против четырех жалких лациистов играли одиннадцать озверевших романистов. Возможно, именно поэтому мы, приверженцы «Лацио», становились все искуснее. Благодаря несчастьям нашей бедной «Лацио» мы, маленькие болельщики, уже научились проигрывать, в то время как наши красно-желтые кузены еще не наловчились выигрывать.

«Лацио» вернулась в лигу А только в конце чемпионата 1982–1983 годов: жаль, что именно тогда «Рома» выиграла кубок чемпионата Италии, ибо это достижение отравило мой первый спортивный бело-голубой восторг.

В этом возрасте, между восемью и тринадцатью годами, посещение стадиона было радостью и требовало соответствующей подготовки. Для того чтобы в душе затеплился хотя бы огонек надежды, требовалось доставать просьбами папу за несколько недель до матча. Как только удавалось убедить его, начиналось лихорадочное ожидание воскресного дня. На стадион, столичный Олимпийский стадион, ехали автобусом во избежание проблем парковки – уже тогда найти место для стоянки автомобиля в Риме было несбыточной мечтой – и прежде всего потому, что места не были пронумерованы, из дома уходили утром, чтобы хватило времени доехать, купить билеты в кассе и выбрать хорошее место из разряда дешевых, обычно стоячее.

Затем приходилось долго ждать, так как матч не начинался раньше 14.30. Привилегированные же зрители, которые сидели на трибуне с пронумерованными местами, могли позволить себе прибыть незадолго до свистка, возвещающего о начале игры. Но для меня пребывание на набитых людьми трибунах не было тягостно: мне нравилось наблюдать пеструю и возбужденную толпу вокруг себя и готовиться к волшебству зрелища.

Возможно, для моего отца, который сам также был ярым болельщиком, поездка со мной на стадион являлась скорее пыткой, нежели радостью. Для него это означало отказ от воскресного обеда в день, когда кулинарное искусство моих бабушки и матери достигало наивысшей точки и за столом сидели и трапезничали часами, болтая и попивая вино, наслаждаясь этим времяпрепровождением, которого не могли позволить себе в течение недели. А для меня потеря воскресного обеда по причине похода на стадион всегда была праздником и подкрепиться бутербродом не составляло никакой проблемы. Так что вкус бутербродов с ветчиной, которые мы приносили с собой из дома, еще не выветрился из моей памяти, и я верю, что у меня он всегда будет ассоциироваться с волнением этих минут, таких напряженных в моей жизни болельщика.

Я вспоминаю, как первый раз вошел на стадион, в солнечный полдень, отчего трава показалась еще более зеленой, потом напряженное ожидание выхода команд на поле и, наконец, саму игру, которую впервые видел под совершенно новым углом с недорогих мест на трибунах. И затем шок – мне следовало ожидать этого, ясное дело: комментариев не было! К счастью, с помощью спортивных передач воскресным вечером, которые показывали все голы, забитые в течение дня, и благодаря нескольким годам тщательного изучения фотографий во вкладышах из пачек с печеньем мне было несложно узнать моих любимцев даже без каркающего голоса комментатора, выкрикивающего имя каждый раз, когда один из них завладевал мячом.

В восьмидесятые годы я начал ходить на стадион с друзьями, без обязательного привлечения к этому мероприятию моего отца. Это был нелегкий период, а стадион не принадлежал к числу самых безопасных мест. В Италии лишь недавно закончились так называемые свинцовые годы[49], и взрослые не чувствовали себя спокойно, отпуская детей шататься по городу. Прежде всего когда имело место состязание: матч «Лацио» против «Ромы».

В нашем городе это противостояние двух команд, тем более это феномен, который выходит за пределы человеческого понимания: каждый болельщик, будь то лациист или романист, ожидает и переживает его по-своему, со своими суевериями и заклинаниями против дурного глаза. Кто-то приходит на эту игру каждый раз в течение многих лет, облаченный в одну и ту же одежду, кто-то погружается в медитацию на всю предшествующую матчу неделю, кто-то взвинчивает себя и заявляется на стадион полный ненависти к противнику, а кто-то, напротив, теряет последние силы от нервного напряжения.

Полагаю, что в немногих столицах мира спортивные соревнования так определяют городскую жизнь. Каждый день в Риме просыпаются, умываются, удостоверяются в том, что с соответствующих тренировочных баз прибывают хорошие известия, и только затем начинают работать. Я наконец-то пришел к убеждению, что истинный столичный болельщик, перед тем как доказывать любовь к собственной команде, обречен исполниться ненависти и желать самого плохого со спортивной точки зрения команде с другого берега Тибра.

Таким образом, как это ни парадоксально, я считаю, что моим первым большим успехом болельщика «Лацио» было поражение «Ромы» по пенальти в финале Кубка чемпионов в Ливерпуле в 1984 году. Это была моя месть: над нами смеялись за переход в низшую лигу, который команда заслужила не на поле, а теперь, благодаря этому поражению по пенальти, я создавал себе иллюзию, что они наконец-то научатся проигрывать.

6. «Music»[50]

От незавидной участи человека с фамилией Спагетти меня прежде всего спасла музыка.

Первой песней, которую я спел, была «Mamunia» Пола Маккартни и группы «Wings», включенная в чудесный альбом «Band on the Run». Шел 1973 год; мне стукнуло три года, я произносил свое имя как «Кука Петти», был первым и единственным внуком в семье и потому безраздельным повелителем моих родителей, дедов и бабок, для которых возможность повидать меня каждый раз становилась праздником.