Читать интересную книгу Друг из Рима. Есть, молиться и любить в Риме - Лука Спагетти

Так что я позаимствовал у моих дядей их старую расстроенную гитару фирмы «Эко», которая не представляла собой какой-либо ценности, но для начала этого было вполне достаточно. И, вооружившись учебником и нотами песен и, конечно, беспрерывно слушая музыку, я потихоньку начал, как самый настоящий самоучка, выстраивать связное исполнение, осваивая один аккорд за другим. Я и сейчас помню огромную радость от моего первого успеха: я целый день проигрывал ту мелодию в тональности фа-мажор.

Уверен, что в этот период мои родители серьезно подумывали о том, чтобы отделаться от меня: они всегда с большим вниманием относились к моим художественным наклонностям, как, впрочем, и способностям моего брата, но подозреваю, что выслушивать непрекращающееся биение по ушам этим бренчанием было тяжким испытанием для их терпения.

Я постепенно прогрессировал. Теперь у меня в запасе имелось несколько песен: например, наиболее простые из репертуара «Eagles» давались мне с легкостью. Но моя музыкальная жизнь круто изменилась раз и навсегда, когда я перешел на пластинки другого американского автора-исполнителя: Джеймса Тейлора[51]. Мне были знакомы две его песни: «Hard Times» и «Her Town Too», услышанные совершенно случайно. Они были включены в долгоиграющую пластинку, выпущенную четыре года назад, «Dad Loves His Work», последнюю из тех, что он сочинил до того момента. Была середина восьмидесятых годов, и ожидалось появление его нового творения: «That's Why I'm Here». А кроме того, в 1985 году Джеймс в первый раз приехал с концертом в Италию, в Рим. В моем распоряжении оказалось совсем немного времени, уже наступил июль, и самым простым делом было записать на магнитофонную ленту его «Самые большие хиты», белую пластинку, которую я нашел в доме моих дядей. По мере того как приближался вечер концерта, я начинал ощущать все возрастающее возбуждение.

За несколько часов до этого события вместе со своими дядями я уже стоял в третьем ряду перед подмостками дворца в ЭУРе[52]. Это было мое первое посещение стоячего концерта, к счастью, мой рост достигал уже метра восьмидесяти сантиметров, и мне удавалось видеть все. Чтобы скоротать ожидание, я рассматривал «Палаэур», одно из мест в Риме, предназначенное для больших концертов, постепенно наполняющееся людьми, и прекрасную сцену, заставленную чудесными инструментами, ожидающими ласковых прикосновений рук оркестрантов.

Когда погас свет, я был готов наблюдать за огнями фейерверка, боем барабанов и искусственным туманом, которые сопровождали выход на сцену Джеймса Тейлора в костюме рок-звезды. Он появился под гром аплодисментов один в тусклом свете единственного прожектора, улыбающийся мужчина с уже редеющими волосами, в джинсах и рубашке, всего-навсего с гитарой в руке. Аплодисменты стихли только тогда, когда его длинные пальцы заскользили по струнам гитары, и неслыханные ранее звуки погрузили дворец в полное молчание.

То была «You Can Close Your Eyes», и когда Джеймс Тейлор начал петь, я испытал такое ощущение, будто меня ударили кулаком в лицо. Я был парализован. Певец обладал сумасшедшим магнетическим зарядом, просто гипнотизирующим. Он стоял на сцене один со своей гитарой, но впечатление было такое, что играют трое. Во время пения Тейлор улыбался публике, а его взгляд был направлен прямо на зрителей.

Я совершенно уверен, что пару раз он взглянул в глаза и мне, выделявшемуся из армии ностальгирующих сорокалетних зрителей. Исполнитель закончил под исступленные вопли публики и начал другую песню, причем каждая казалась последним завершающим ударом, хотя концерт только начался: «Wandering», «Carolina in My Mind», «Sweet Baby James». У него был вид человека, играющего для своих друзей. Ему не нужно было лезть из кожи вон и пускаться во все тяжкие на сцене, чтобы привлечь внимание. Было достаточно его голоса, гитары и безусловного таланта, которым он добивался их слияния. Концерт продолжился выходом его оркестра, и со сцены полились шедевры, такие как «Your Smiling Face», «Steamroller», «You've got a Friend», «Up on the Roof», затем несколько новых песен из альбома «That's Why I'm Here», и представление закончилось вокальным исполнением «That Lonesome Road», которое совершенно доконало меня.

Я был ошеломлен и этим вечером вернулся домой шокированный и несколько обозленный на своих дядей, ибо они не сказали мне, что кроме Джона, Пола, Джорджа и Ринго у меня был еще один старый дядюшка, самый симпатичный изо всех: Джеймс.

На самом деле это было всего лишь началом долгой истории любви. Потому что мне удалось несколько раз встретиться со своим любимым бардом, так что теперь я без колебания могу провозгласить себя «послом по приему Джеймса Тейлора в Риме».

Первый раз это случилось в мае 1992 г. По завершении его концерта мне удалось умолить одного из охранников позволить мне войти и поприветствовать певца, когда тот закончит беседовать с журналистами, только для получения автографа. На самом деле я подготовил речь о любви, которая могла затянуться на несколько часов. Я настолько истерзал этого охранника, что он, потеряв терпение, сдался и впустил меня. Я держал за руку мою девушку Джулиану, и когда увидел Тейлора в глубине помещения, стоящего с двумя шеренгами журналистов по сторонам, то, как у пророка Моисея при виде Красного моря, мое сердце чуть не выскочило из груди.

Я приблизился к нему за автографом, и в этот волшебный момент вместо речей, готовившихся годами, у меня вылетело глупейшее: «Congratulations![53]» Потом я направился к выходу, но, сделав пару шагов, вернулся обратно, бросился ему на шею и запечатлел на его щеке поцелуй, а потом расплакался как ребенок. Он не ожидал ничего подобного от молодого человека, которому уже перевалило за двадцать, но мне хочется думать, что ему это понравилось. Тейлор ответил на мое объятие улыбкой любящего дядюшки и пару раз похлопал меня по плечу, в то время как журналисты хохотали, а Джулиана не могла поверить своим глазам.

Второй раз, 1997 год. Джеймс прибыл в Рим, чтобы представить свой новый диск «Hourglass». У него не были запланированы концерты, но певца пригласила какая-то радиопередача, о чем я немедленно пронюхал. Мы вместе с моим братом оседлали мотороллер и, вооружившись фотоаппаратом, кинулись к местонахождению радиостудии. И вот мой идол, умиротворенный и улыбающийся, выходит из ворот радиовещательной компании. Мы сделали несколько фотографий вместе, и мне даже удалось заменить «Congratulations!» чем-то более связным.

Потом был 1999 год, а затем 2002-й. В том году в Риме Джеймс Тейлор выступал в действительно особой обстановке, на площади дель Пополо, с бесплатным концертом. Это был единственный раз, когда мне не удалось встретиться с ним из-за огромной толпы и самого места представления, которые делали невозможным украдкой подстеречь его и приблизиться к нему.

Я взял реванш двумя годами позже, когда Джеймс возвратился в мае 2004 года, чтобы петь на «Кавеа», открытой арене Римского Аудиториума. «Кавеа» в течение дня является местом, открытым для посещения публики, здесь люди гуляют и присаживаются, чтобы посмаковать напитки или мороженое. И только во время проверки звука перед концертом доступ закрывается. Но Луку Спагетти это не обескураживало: он, когда началась проверка звука, уже более часа находился там, идеально замаскировавшись под рабочего сцены.

Проверка звука, возможно, наилучший момент, чтобы обменяться парой слов с артистами, не особо мешая им: нет большой толпы, и в их жилах еще не заработал адреналин представления. И вот тогда, после полудня, был сделан лучший снимок Луки Спагетти и Джеймса Тейлора, улыбающихся и сидящих бок о бок на арене.

Я следовал за моим идолом и за границей, от Франкфурта до Брюсселя, но для него поехал бы и на край света. В 2008 году, чтобы увидеть его, часами выстаивал под проливным дождем у Большого театра в Риме. Тейлор прибыл в автобусе вместе со своим штатом. Увидев его, я попросил разрешения войти, чтобы сделать один снимок с ним. Он согласился с обычной любезностью и даже снял меня на мобильный телефон, когда я бежал, промокший до нитки, под дождем, чтобы еще раз поблагодарить его.

Еще одно качество Джеймса, которым я всегда восторгался, – это то спокойствие, с которым он поет шедевры других авторов, такие как «You've Got a Friend», «Up on the Roof» или «How Sweet It Is», непременно благодарит и отдает дань уважения сочинителям этих вещей. Певец всегда делал это на всех концертах, где я бывал. Он мог бы ничего не говорить, однако со скромностью, свойственной только истинно великим людям, Джеймс никогда не забывает тех, кто написал эти песни.

Я хотел бы, чтобы Джеймс Тейлор, прежде чем жаловаться на меня за преследование, знал, что в действительности я просто обожаю его. И если я преданно жду его и прилагаю все усилия для встречи с ним всякий раз, когда узнаю о его приезде в наш город, так это только для того, чтобы заключить его в самые горячие объятия, которые Рим может предложить истинно желанному гостю по случаю благополучного возвращения. Я становлюсь безмерно счастливым от осознания, что транслирую эту страстную любовь всем моим друзьям, далеким и близким. Но с учетом того, как я изводил их все эти годы своей привязанностью к Джеймсу, можно понять, что они думают обо мне каждый раз, когда я называю его имя…