на свободе.
Ованес снова пренебрег правилами дорожного движения и как угорелый помчался в суд, собрав по пути все красные сигналы светофора. Вместо очередных писем о штрафе, на телефон Ованеса пришло уведомление о передачи его нарушений в административный суд. Громко выругавшись, Ованес еще больше вдавил педаль газа. Подъезжая к зданию суда, он увидел отца, закованного в наручники, в сопровождении трех конвоиров. Они как раз заводили его через черный ход. У главного входа столпилось много людей, среди которых была мама Ованеса — Надежда Семеновна и шестнадцатилетний брат Рома. В стороне у урны, с кожанным кейсом стоял Рафиз Гараев. Уже далеко не молодой помощник прокурора, на счету которого было всего пару выигранных дел. Темные глаза бусинки, маленький рот и большие уши не придавали Гараеву привлекательности, однако это не мешало ему каждый день находить новую спутницу жизни. Он молча наблюдал за тем, как мама Ованеса металась из стороны в сторону со слезами на глазах. Рома сидел на лавочке с поникшим видом. Лёгкая улыбка тронула уголки губ Гараева и это очень разозлило Ованеса.
— Тебе чё блять, смешно? — Филикян подбежал к Гараеву и дернул его за руку.
— Кого я вижу! — глаза Гараева заблестели, — Какими судьбами?
— Хватит валять дурака! — тяжело дыша прыснул Ованес, — Моега отца вот-вот могут упечь за решетку, а ты всё шутки шутишь!
— Поправочка, — Гараев повёл указательным пальцем перед лицом Ованеса, — Во-первых, не могут посадить, а обязательно посадят. Наркодельцам место за решеткой. А во-вторых… это твой отец, а не мой, так с чего же я должен грустить?
— Он не виновен! — гаркнул Ованес. — Его подставили!
— Слушай, давай на чистоту. — Гараев выкинул окурок и подхватил Ованеса за локоть, отводя его в сторону. — Не я создал практику ареста всех наркосбытчиков, и не я сделал для городской прокуратуры репутацию отъявленных борцов с наркопреступностью. Ты же понимаешь, что теперь, ради поддержания статистики, мы просто обязаны дать этому материалу положительную оценку. Для этих целей, начальство определило меня, и раз уже мне выпала такая удача, то я обязательно ею воспользуюсь. Не всё же тебе собирать лавры.
— Ты чё несешь, мать твою?! Какая на хрен статистика? Какие на хрен лавры?!
— Господи боже, что же ты так разорался, то? Я все понимаю. Это твой отец и мне искренне тебя жаль, но… дружба дружбой — служба службой. Извини.
— Пожалуйста, откажись заяви протест. — умолял Ованес, — Прошу тебя.
— Все факты на лицо. Никто уже не даст мне пойти на попятную. Я конечно же могу это сделать, но скажи на милость чего ради? Чтобы моя и без того шаткая карьера окончательно рухнула? Ну уж нет, дружище! Ты себе этого не позволял, так почему же я должен? А?
— Всё с тобой ясно. Манда ты бюрократическая, вот ты кто!
— На себя посмотри! Тоже мне нашёлся благочестивый! — обозленный Гараев зашёл внутрь, громко хлопнув дверью.
«А ведь он прав» — подумал Ованес — «Я ведь абсолютно такая же бюрократическая манда. Господи, что происходит???»
— Сынок, — послышался тоненький голосок матери.
— Да, мама, — Ованес подошёл к матери и сел рядом с ней на скамейку, — Что случилось?
— Я знаю, что воспитывала тебя добропорядочным и честным человеком, но… Это правда?
— Что правда, мам?
— То что тот человек говорил о тебе? Ты и в правду тоже так работаешь? Пожалуйста скажи мне что он лжёт.
Надежда Семеновна закатила глаза и схватилась за сердце.
— Мам! Мама! Что с тобой?
— Всё в порядке. Это уже не в первый раз случается.
Младший брат Ованеса Рома подбежал со стаканом воды и поднёс его к губам матери.
— Езжайте домой, мам, — Ованес кивнул Роме, чтобы тот вызывал такси, — Я останусь здесь и дождусь папу. Всё будет хорошо. Обещаю.
Надежда Семеновна погладила руку сына и кивнула в знак согласия, посмотрев на Ованеса глазами полными надежды.
— Рома, отпишись, как доедете до дома.
— Хорошо. — брат недолго помолчал, а затем спросил. — Папу действительно не посадят?
Ованес поджал губы и ничего не ответив, зашёл внутрь здания суда. «Мама не выдержит, если я скажу ей правду» — подумал Ованес и уперся в закрытый турникет.
— Откройте! — приказал Ованес.
— Извините, господин Филикян, но судья дала указание не запускать Вас в зал.
— Кто судья? Назовите ее имя.
— Это конфиденциальная информация.
Мимо проходила знакомая девушка, работающая секретарём судебного заседания. Ованес окрикнул ее и она подошла.
— Ильмира, кто судья? Дубцова или Эриков?
— Извини Ованес, но опережая твои просьбы, сразу же скажу нет. Я не смогу тебе помочь попасть на слушание.
— Почему?
— Это было инициативой Гараева. Он переговорил с судьей и убедил ее в том, что твоё присутствие превратит судебное слушание в фарс. Он рассказал ей о том, что ты якобы вёл себя агрессивно по отношению к нему.
— Гараев значит? Гнида волосатая! Так значит, да? — ругался Ованес.
— Извини, я должна идти открывать слушание.
Ованес махнул рукой и присел на первый попавшийся стул. Он обхватил голову руками и если бы волосы на голове у него были длинными, то он бы точно их всех повырывал. Ему хотелось кричать, но этого делать не стоит, если же он не хочет, чтобы его и вовсе вывели на улицу. Ованес чувствовал всю свою беспомощность и весь его показушный авторитет ему здесь ничем не помогал. Только сейчас он стал осознавать тяжесть всего того, что он творил все эти годы. Одно дело, когда ты сажаешь преступника, находясь в неведении и руководствуясь твердыми фактами, указывающими на виновность подозреваемого. Другое дело, когда ты заведомо знаешь о невиновности человека, и всё равно продолжаешь его топить, обрекая на мучения в стенах тюрьмы. «Куда делась вся твоя прыть, Ованес?» — спросил он самого себя и громко фыркнул, обратив на себя недоумевающие взгляды судебных приставов у поста охраны.
— Отец? — спросил лысый пристав в очках и с тоненькой бородой-испаньолкой вокруг рта, — Мы видели фамилию.
— Да, отец.
— Фамилия судьи — Демидова. — прошептал второй пристав, лет пятидесяти с овальным лицом, обрамленным капной седых волос. — Как звать не знаем. Она новенькая. Перевелась из Боровского райсуда. Никто о ней ничего не слыхивал, так что какой-либо информацией поделиться на этот счёт не могу.
— И на том спасибо. — Ованес кинул признательную улыбку.
Выйдя на улицу, он подкурил сигарету. Ему оставалось лишь ждать и надеятся на благосклонность новоиспеченного судьи. «Господи, кого я обманываю. Сто за двести, что она такая же как и все. Система никогда не даёт сбоя» — подумал он и, прикончив сигарету несколькими длинными затяжками, потянулся за