Он стал медленно загонять сам себе острие под ноготь, под которым выступила кровь. Потом на столешницу упала капля – одна, вторая… Кто-то из банды тяжело сглотнул, кто-то прикусил губу, кто-то с ужасом завороженно глядел, как человек сам себя подвергает пытке.
Она еще продолжалась. Одну за другой Плащ медленно загнал себе под ногти три английские булавки. Некоторое время он внимательно наблюдал, как из пальцев вытекают темно-красные капли. На его бледном лице с крупными чертами не отражалось боли. Оно только заблестело – кожа на щеках, подбородке и на лбу одинаково увлажнилась от пота.
Наконец Плащ выдернул булавки – одну, вторую и третью. Послышался вздох облегчения. Но он оказался преждевременным.
– Есть и другой виновник прокола, – сказал Плащ, вытирая кровоточащие пальцы чистым носовым платком. Голос его стал чуть глуше от нестерпимой, еще не отпустившей боли. – Один из вас. Моя вина в том, что я взял к себе и так долго держал паршивую овцу.
Молчание стало гробовым. Если Плащ так жестоко наказал сам себя, что он сделает с подчиненным? Страшно даже подумать.
– Вряд ли наша паршивая овца сотворила зло намеренно. Если бы за мою голову заплатили, нежданную встречу организовали бы совсем по-другому. Скорей всего кем-то из вас был допущен небольшой случайный просчет. Если каждый заглянет внутрь себя, вспомнит последние недели две, он поймет, где совершил ошибку. Мы не встанем из-за стола, пока не найдем виновного.
Никто не нарушил молчания. Теперь все боялись не только открыть рот, они боялись пошевелиться, отвести глаза, сглотнуть.
– Думайте, не впадайте в ступор. От мелких ляпов никто не застрахован. Ваше дело исповедаться, а я уже сам решу, кто виноват. Если кто-то скажет, что он чист и непорочен передо мной и товарищами, это заставит меня заподозрить в первую очередь его.
Теперь замолчал и Плащ. Стало отчетливо слышно тиканье старинных настенных часов. На лицах отражалась напряженная работа мысли, многим она явно давалась с трудом. Прошло почти пять минут, но никто не решался заговорить первым.
– Сейчас я начну убивать наугад, – спокойно заявил Плащ.
Никто не усомнился, что он на это способен. Застрелит одного, второго. Оставшиеся не посмеют ни бежать, ни тем более защищаться.
– Ничего такого не могу припомнить, – начал ближайший к нему справа человек с хищным, заостренным на конце носом и глазами навыкате.
– Не можешь и не надо. Поставим галочку, что Сыч ответил нам именно так.
Слово «галочка» напугало Сыча в связи с последним предупреждением шефа. Он стиснул зубы, как будто внутренним усилием без помощи рук собрался сдвинуть массивный стол.
– Даже не знаю… Ну, например… Бабу на прошлой неделе не в ту дырку трахнул. Может, зло на меня затаила.
Несколько его товарищей ужаснулись глупости сказанного. Услышав такое, Плащ может выйти из себя.
– Зло затаила и… – главарь банды ожидал продолжения.
– Не знаю… Может, у нее есть какой знакомый мусор, и она ему номер моей тачки скинула: поинтересуйся, мол, чем дышит человек.
– А что ты ей о себе рассказывал?
– Ничего, ноль, – с готовностью отчитался Сыч. – Не люблю вообще с бабами рассусоливать, это кто угодно может подтвердить.
Теперь признание Сыча уже не выглядело таким глупым. С одной стороны, изложил маловероятную, но связную версию. С другой – смешно убивать его за ту провинность, в которой он признался.
– Хочешь сказать, ты мог не заметить слежки?
– Нет, слежку бы я почувствовал. Но они могли засечь мою тачку на стоянке.
– Ты нарушал наши правила? Ставил тачку слишком близко?
– Нет. Ты велел вспомнить хоть одну ошибку, вот я и вспомнил. Досконально прикинуть последствия… Тогда надо сесть и как следует обмозговать.
– Думать надо всегда, даже когда другим местом работаешь, – подытожил Плащ и обвел взглядом остальных в ожидании очередного признания.
Второму «выступающему» было уже гораздо легче, пример Сыча вдохновлял.
– Я тоже вспомнил пару моментов, – бодрым голосом начал самый молодой участник банды.
Он сидел по другую руку от шефа – белобрысый с мелкой красноватой сыпью возле кадыка, в клетчатой рубашке с пачкой сигарет в нагрудном кармане. Трудно сказать, чем именно он соответствовал своей кличке Вирус, но прилипла она прочнее имени.
– Тогда вперед, – кивнул Плащ.
– Позавчера обедал в «Елках-палках» на Тверской. Подсел ко мне один странный тип. И так и сяк пробовал завести разговор. Я решил, он гомик – последнее время в Москве повсюду на них натыкаешься. Теперь уже сомневаюсь. Вдруг выведать хотел что-то?
– А чем ты с ним сокровенным поделился?
– Просто отшил по-хорошему, чтобы аппетит не портил.
– Где тогда ошибка?
– Не рассказал никому. Значения не придал. Может, они с разных сторон к нам подбирались.
Плащ кивнул, демонстрируя свое удовлетворение ответом. Тут же поспешно вступил третий его подчиненный. Рассказал, что в воскресенье его сотовый ловил больше помех, чем обычно.
– Потом опять ничего, а в воскресенье – полное дерьмо. Я уже хотел звонить провайдеру и на шишку там всех натянуть: за что я бабки плачу. В понедельник все опять наладилось. Теперь я думаю: не пытались ли словить сигнал?
– Лишнее сболтнул? – прищурился Плащ.
– Ни слова.
Признания продолжались. Четвертый, пятый и шестой члены банды вспомнили «ошибки» такого же порядка. Когда все закончили, главарь еще раз обвел всех взглядом и задержал его на Узбеке, который выступил третьим.
К узбекам этот человек не имел никакого отношения – всего-навсего родился в Ташкенте и жил там до семи лет, пока отца-офицера не перевели в другой город. Ширококостный, со здоровенными ручищами, внешне он был похож на борца. Реденькие усики еще больше подчеркивали телесные размеры и мощь.
Очень скоро всем стало ясно, что именно к Узбеку у шефа есть дополнительные вопросы. Плащ смотрел не мигая, в упор.
– Про мобилу все выдумал. Теперь рассказывай, где ты на самом