Читать интересную книгу Моммзен Т. История Рима. - Теодор Моммзен

ГЛАВА III

ПОСЕЛЕНИЯ ЛАТИНОВ.

Родиной индо-германского племени была западная часть Средней Азии; оттуда оно распространилось частью в юго-восточном направлении по Индии, частью в северо-западном по Европе. Трудно точнее определить первоначальное место жительства индо-германцев; во всяком случае следует полагать, что оно находилось внутри материка и вдалеке от моря, так как для названия моря нет слова, общего для азиатской и европейской ветвей этого племени. По некоторым признакам можно с известной точностью считать родиной индо-германского племени страны, лежащие вдоль берегов Евфрата. Замечательно, что первоначальные места жительства двух самых важных культурных племен — индо-германского и арамейского — почти совпадают в географическом отношении, а это служит подкреплением для предположения, что существует родство и между этими народами; это родство, однако, совершенно не может быть прослежено в культурном и языковом развитии. Более точное указание местности так же невозможно, как невозможно проследить дальнейшие переселения отдельных племен. Европейская ветвь вероятно, после выделения индусов еще долго жила в Персии и в Армении, так как эти страны были по всем признакам колыбелью земледелия и виноделия. Ячмень, полба и пшеница искони произрастали в Месопотамии, а виноградная лоза — к югу от Кавказа и от Каспийского моря; там также находилось месторождение сливового, орехового и других легко пересаживаемых фруктовых деревьев. Достоин внимания и тот факт, что у большинства европейских племен, у латинов, кельтов, германцев и славян, море имело одинаковое название; отсюда следует заключить, что эти племена еще до своего разделения достигли берегов Черного моря или также Каспийского. Вопрос, каким путем италики добрались оттуда до цепи Альпов, и особенно, где именно жили они, еще будучи объединены с эллинами, может быть решен только тогда, когда будет выяснено, каким путем эллины достигли Греции — через Малую Азию или через дунайские области. Во всяком случае можно считать доказанным, что италики, точно так же как и индусы, попали на свой полуостров с севера. До сих пор еще можно ясно проследить движение умбро-сабельского племени по среднему горному хребту Италии в направлении от севера к югу; последние же фазы этого движения относятся к вполне историческим временам. Не так легко различить путь, по которому совершилось переселение латинов. Оно, вероятно, происходило в том же направлении, вдоль западного берега, конечно задолго до того времени, когда двинулись со своего места первые сабельские племена; воды достигают во время разлива высоких мест лишь после того как низменность уже покрыта водой: потому только более ранним поселением латинских племен на берегу моря объясняется тот факт, что сабеллы удовлетворились более суровой нагорной местностью и лишь оттуда по мере возможности внедрялись в среду латинских племен.

Общеизвестно, что от левого берега Тибра вплоть до Вольских гор жило латинское племя; но в этих горах, по-видимому, оставленных в пренебрежении во время первого переселения, когда еще были свободны равнины Лациума и Кампании, поселилось, как это доказывают вольские надписи, такое племя, которое было в более близком родстве с сабельским, чем с латинским. В Кампании, наоборот, до прибытия греческих и самнитских поселенцев, вероятно, жили латины, так как италийские названия Novla или Nola (новый город), Campani, Capua, Volturnus (от volvere, как Inturna от iuvare), Opsci (работники), как доказано, древнее самнитского нашествия и свидетельствуют о том, что во время основания Кум греками Кампанией владело италийское и, по всей вероятности, латинское племя авзоны. И коренные жители той местности, которая была впоследствии заселена луканами и бреттиями, т. е. собственно так называемые Itali (обитатели страны рогатого скота), причисляются лучшими исследователями не к япигскому, а к италийскому племени; ничто не мешает причислять их к латинскому племени, хотя совершившаяся еще до начала государственного развития Италии эллинизация этих стран и их позднейшее наводнение массами самнитов совершенно изгладили и там следы более древней национальности. И точно так же исчезнувшее племя сикулов ставится древними сказаниями в связь с Римом; так, например, самый древний из италийских историков Антиох Сиракузский рассказывает, что к царю Италии (т. е. Бреттийского полуострова) Моргесу явился беглец из Рима по имени Сикел, а эти рассказы, по всей вероятности, основаны на предположении писателей, что сикулы, жившие в Италии еще во времена Фукидида, были одного племени с латинским. Хотя поразительное сходство некоторых слов сицилийско-греческого диалекта с латинскими и объясняется скорее старинными торговыми сношениями Рима с сицилийскими греками, чем старинным сходством языков, на которых говорили сикулы и римляне, тем не менее все признаки указывают на то, что не только латинская, но, по всей вероятности, также кампанская и луканская земли, т. е. собственно Италия, между заливами Тарентским и Лаосским, равно как восточная половина Сицилии, были в глубокой древности заселены различным племенами латинской национальности.

Участь этих племен была далеко не одинакова. Те из них, которые поселились в Сицилии, в Великой Греции и в Кампании, пришли в соприкосновение с греками в такую эпоху, когда еще не могли устоять против влияния греческой цивилизации, и потому или совершенно эллинизировались, как например в Сицилии, или так ослабели, что без большого сопротивления были подавлены свежими силами сабинских племен. Таким образом, ни сикулам, ни италийцам с моргетами, ни авзонам не пришлось играть деятельной роли в истории полуострова. Иначе было в Лациуме, где греки не заводили колоний и где местному населению удалось после упорной борьбы устоять и против сабинов и против северных соседей. Взглянем же на ту местность, которой было суждено приобрести в истории древнего мира такое значение, какого не имела никакая другая страна.

Еще в самой глубокой древности равнина Лациума была театром громадных переворотов в недрах природы; медленно действующая преобразующая сила вод и взрывы грозных вулканов наваливали слой за слоем той почвы, на которой должен был разрешиться вопрос, какому народу будет принадлежать всемирное владычество. Эта равнина замыкается с востока горами сабинов и эквов, составляющими часть Апеннин; с юга — вздымающимся до высоты 4 тысяч футов высоким горным хребтом вольсков, который отделяется от главной цепи Апеннин старинной областью герников — плоскогорьем Сакко (Треруса, одного из притоков Лириса) и, направляясь от этой площади к западу, заканчивается Террачинским мысом; с запада — морем, которое образует на этих берегах лишь немногочисленные и незначительные гавани; на севере расстилается широкая равнина, переходящая в далекую холмистую страну этрусков и орошаемая «горным потоком» Тибром, вытекающим из умбрских гор, и рекой Анио, вытекающей из сабинских гор. На ее поверхности разбросаны, подобно островам, частью крутые Сорактские известковые утесы с северо-востока, утесы Цирцейского мыса с юго-запада, равно как похожий на них, хотя и менее высокий, Яникул подле Рима, частью вулканические возвышенности с потухшими кратерами, которые превратились в озера, местами оставшиеся в своем прежнем виде и по наше время; самая значительная из этих возвышенностей — альбанский горный кряж, который одиноко возвышается над равниной между вольскими горами и Тибром.

Там поселилось то племя, которое известно в истории под именем латинов, или, как оно было впоследствии названо в отличие от латинских общин, основанных вне этой области, «древних латинов» (prisci Latini). Но занятый им округ Лациума составлял лишь небольшую часть среднеиталийской равнины. Вся страна к северу от Тибра была для латинов чужой и враждебной областью, с жителями которой был невозможен вечный союз или прочный мир, а перемирия, по-видимому, заключались лишь на короткий срок. Тибр с самой глубокой древности был северной границей, и ни в истории, ни в самых достоверных народных сказаниях не сохранилось воспоминаний о том, как и когда установилось это богатое последствиями разграничение владений. В то время, с которого начинается наша история, плоская и болотистая местность на юге от Альбанских гор находилась в руках умбро-сабельских племен рутулов и вольсков; даже Ардеа и Велитры не были коренными латинскими городами. Только средняя часть этой равнины, лежащая между Тибром, предгорьями Апеннин, Альбанскими высотами и морем и образующая площадь почти в 34 немецких квадратных мили, т. е. немного более обширную, чем теперешний Цюрихский кантон, составляла собственно так называемый Лациум, «равнину» 10 , как она представляется нашим взорам с высот Монте-Каво. Там местность довольно ровная, но не плоская; за исключением песчаного морского берега, покрытого наносной землей частью из Тибра, она повсюду пересекается небольшими высотами и даже нередко довольно крутыми туфовыми холмами и глубокими расщелинами, а эти беспрестанные возвышения и понижения почвы образуют зимою в промежутках те болота, которые выделяют испарения во время летней жары и благодаря особенно гниющим в них органическим веществам распространяют злокачественную лихорадку, которая и в древности, как и теперь, была в летнюю пору настоящим бичом того края. Ошибаются те, которые полагают, что причиною этих миазмов был упадок, в который пришло земледелие от дурного управления в последний век республики и при папах; эту причину следует искать в недостаточном стоке вод, который и в настоящее время производит такое же действие, как и тысячи лет назад. Впрочем, не подлежит сомнению, что при интенсивной обработке почвы воздух до некоторой степени утрачивает свою вредоносность, а причина этого еще не вполне выяснена. Отчасти она должна заключаться в том, что обработка верхних слоев земли ускоряет высыхание стоячих вод. Все-таки для нас остается необъяснимым, как могло появиться густое земледельческое население в таких местностях, как латинская равнина и низменности Сибариса и Метапонта, где в настоящее время нельзя найти здоровых жителей и где путешественник неохотно остается на ночь. Но следует помнить, что народ, стоящий на низкой ступени культуры, вообще более чуток к требованиям природы, более способен применяться к этим требованиям и, быть может, также одарен более эластичной физической организацией, которая дает ему возможность уживаться с местными условиями. В Сардинии до сих пор занимаются земледелием при точно таких же природных условиях; там воздух так же вредоносен, но крестьянин спасается от его влияния осторожностью в одежде, пище и выборе самых удобных часов дня для своих работ. Ничто так не предохраняет от aria cattiva, как ношение шерсти на теле и пылающий огонь; этим и объясняется, почему римский поселянин постоянно носил толстые шерстяные одежды и никогда не гасил огня на своем очаге. Что касается всего остального, то эта местность должна была казаться привлекательной земледельческому народу, искавшему мест для поселения; почву легко возделывать при помощи кирки и мотыги, и она дает даже без всякого удобрения урожай, который, впрочем, не особенно велик по италийскому масштабу: пшеница вообще родится сам-пят 11 . В хорошей воде нет избытка, оттого-то каждый источник свежей воды и имел в глазах населения особую ценность и святость.