Выскочив наружу, он сторожко оглянулся, потом по охотничьей привычке распластался на земле и приложил к ней ухо. Старый прием не подвел и теперь: он явственно разобрал легонькое сотрясение земли. Это не всадники, а пешие — но человека четыре-пять, а то и больше.
Больше. Семеро. Они появились из мрака как раз с той стороны, откуда их гасконец и ждал, — от большой дороги, с того места, где они могли сразу разглядеть фонарь…
Он вытащил из-за пояса пистолеты и спрятался за углом дома, тихонечко взводя курки. Семеро старались ступать как можно тише — но к дому они двигались в полный рост, так, словно у каждого лежал в кармане кусок веревки повешенного [4]. Все с обнаженными шпагами, все шагают молча, как призраки…
Подпустив их достаточно близко, д'Артаньян поднял пистолет, тщательно прицелился в самого дальнего и выстрелил. Потом из другого пистолета уложил второго.
И тут же над головой зазвенело стекло, высаженное, надо полагать, дулом мушкета, а вслед за тем мушкет оглушительно выпалил и грянули еще два пистолетных выстрела.
В дверях конюшни блеснули две вспышки — это стрелял из своих пистолетов Лорме.
Пороховой дым не успел рассеяться, когда д'Артаньян бросился вперед, вопя во всю глотку: «Бей, руби!» — чтобы его спутники ненароком не зацепили и его, вздумай они снова открыть огонь.
Семь выстрелов со стороны осажденных уложили троих, что было весьма неплохо, ибо уменьшило силы наступавших почти наполовину. Ага, и четвертый ощутимо задет — он вдруг выпустил шпагу и, сгибаясь пополам, охая, наугад пошел куда-то во мрак…
Пятый выбыл из дела парой мгновений позже — д'Артаньян, налетев как вихрь, уложил его одним ударом в горло. Оставшиеся двое, наконец-то придя в себя, отскочили. Один встал в позицию ан-гард [5], заслоняясь поднятым клинком на испанский манер, другой с величайшим хладнокровием, по скупым движениям видно, вырвал из-за пояса пистолет и выстрелил в д'Артаньяна.
Гасконец — как сторона, нападавшая внезапно, а значит, более хладнокровная, — был начеку, он упал на колено, и пуля просвистела над его головой.
При вспышке выстрела и он, и стрелявший моментально узнали друг друга.
— Арамис?!
— Лорд Винтер?!
Восклицание англичанина показало д'Артаньяну, что белобрысый милорд до сих пор искренне считает его посланцем заговорщиков… Это следовало использовать.
— Какого черта вы здесь делаете?
— Это моя маленькая тайна, милорд, — сказал д'Артаньян, зорко следя за противником.
Но тот, опустив шпагу, и не думал нападать. Более того, он резко бросил второму, вознамерившемуся было то ли от отчаяния, то ли от злости перейти в нападение:
— Стой на месте! Арамис, черт меня побери… Не мешайте! Мне нужны не вы… откуда я знал, что вы — здесь? Мне нужна женщина…
— Она под моей защитой, — отрезал д'Артаньян не допускавшим дискуссий тоном.
— Арамис, отойдите! Вы ничего не знаете…
— И нет нужды. Повторяю, эта женщина под моей защитой. Убирайтесь, откуда пришли.
— Послушайте! — в бешенстве крикнул англичанин. — я пришел сюда за ней и не уйду, пока…
— Отлично, — сказал д'Артаньян. — В таком случае, попробуйте войти. Посмотрим, как это у вас получится, Винтер… Вас, кажется, осталось только двое?
— Арамис! Я не собираюсь с вами драться, и вы прекрасно знаете, почему…
— Ну, тогда отправляйтесь восвояси, — сказал д'Артаньян. — Иначе, даю вам слово дворянина, мне придется… Выбирайте, милорд. Или то, наше дело, или — бой на ступеньках этой лачуги… Ну? Я оставляю решение за вами…
Ожидание тянулось несколько мучительно долгих мгновений. Потом англичанин, прямотаки взревев от бессильной ярости, крикнул своему оставшемуся в живых сообщнику:
— Уходим, живо! Черт бы его побрал…
В окне второго этажа раздался пистолетный выстрел, и пуля сбила с англичанина шляпу. Наверху разочарованно вскрикнула Анна, но второго выстрела не последовало — должно быть, она успела зарядить только один пистолет.
На миг задержавшись, лорд Винтер крикнул:
— Благодарю за любезность, милая Анна! Непременно постараюсь ответить тем же, как только подвернется случай!
И вместе со своим сподвижником растаял во мраке. Д'Артаньян остался на поле боя полным и несомненным победителем. Ни один из лежавших у его ног и поодаль не шевелился. Вокруг становилось все ярче — пожар на мельнице разгорался не на шутку. Пищи для огня, отлично просушенного дерева, там было достаточно, мельница стояла тут не одно десятилетие, если не столетие, и теперь из всех окошек с треском вырывались длинные языки пламени, уже взметнувшиеся выше конической крыши, уже лизнувшие крылья…
Д'Артаньян вбежал в дом, предосторожности ради крича:
— Это я, это я!
И едва не столкнулся с Анной, спешившей навстречу с пистолетом в одной руке и шпагой в другой:
— Где он?
— Скрылся, — ответил д'Артаньян.
— Как же я промахнулась… Я целила прямо в голову…
— Случается, — сказал д'Артаньян. — Где Планше? Ага… Молодец, ты все-таки одного подстрелил…
— Я старался, сударь…
— Давайте отсюда побыстрее убираться, — сказал д'Артаньян. — Они могут передумать и вернуться… Вдруг у него есть еще сообщники поблизости? И потом, пожар совсем скоро разойдется так, что сюда сбежится вся округа. А объясняться придется нам, поскольку никого другого на эту роль не подберешь…
Планше первым выскочил наружу и громко позвал Лорме. Тот выехал верхом из распахнутой двери конюшни, пригибая голову, чтобы не удариться о притолоку, ведя в поводу остальных лошадей.
Круто развернув на месте своего английского жеребчика, д'Артаньян оглянулся. Представшая его взору картина была жуткой, величественной и притягательной одновременно — вся мельница, высоченное соружение, уже была объята тугими волнами золотистого пламени, гудевшего и трещавшего, пылающие крылья продолжали размеренно вращаться, чертя в ночном небе причудливые круги…
Он поневоле засмотрелся — и, не скоро опомнившись, погнал коня вслед за остальными.
Блуждать верхами в кромешной тьме по незнакомой местности было бы сущим безумием — кони могли поломать ноги, всадники могли сломать шеи. И они двинулись вдоль реки, где было чуточку светлее, над берегом, над отражавшимся в темной воде мириадом звезд. Ехали, пока пожарище не скрылось за горизонтом, — только небо в том месте долго еще оставалось светлым…
Погони не было — да ее и не особенно следовало опасаться. Без сомнения, нападавшие рассуждали точно так же, хорошо представляя, какие неудобства ждут тех, кто решится сломя голову носиться верхами по бездорожью…