Читать интересную книгу День рождения в Лондоне. Рассказы английских писателей - Мюриэл Спарк

— Почему бы вам не пройтись перед обедом? — сказала миссис Левинсон.

— Что ты, мама, — сказала Марион. — Мне же надо заниматься.

— Тебе не помешает пройтись, — прошипела миссис Левинсон и впилась пальцами в руку Марион. — Он что, часто приезжает? — Затем, повысив голос, умильно: — Поведи его в парк. Дотуда минут пять, не больше.

Не слушая никаких возражений, миссис Левинсон выпроводила их, и они отправились в парк; Марион с унылой миной плелась нога за ногу. Рослая, белокожая брюнетка с зелено-карими глазами, она, если б не несколько чересчур рвущийся вперед нос, была бы красотка хоть куда.

— Почему ты не хотела пойти со мной? — спросил Маркус.

— Дело не в тебе, — сказала Марион, не глядя на него. — Просто мне надо заниматься.

— А ты не только в школе, ты и дома занимаешься?

— Да, — сказала она: ее раздражала как его тупость, так и догадливость. — В последнем классе надо много заниматься.

Маркус ничего на это не ответил, дальше они шли молча. Разговор с ним у нее не клеился и при более благоприятных обстоятельствах, теперь поддерживать разговор стало еще труднее: Маркус и пугал ее, и приводил в замешательство.

— Ты изменилась, — наконец прервал он молчание. — И не скажешь, что школьница. Совсем взрослая стала, а какая красотка.

— Спасибо, — сказала она, но благодарности не испытала. Вообще-то такой комплимент ее обрадовал бы, но в его похвале крылось что-то пакостное.

— А с парнями ты встречаешься?

— Хожу иногда на вечеринки.

Это была далеко не вся правда: она постоянно ходила на вечеринки, и то и дело схватывалась, и не на шутку, с матерью — та требовала, чтобы она ходила на вечеринки не так часто и возвращалась не так поздно.

— Хотелось бы мне пойти куда-нибудь с такой красоткой, как ты, — сказал Маркус. — Почему бы нам не сходить сегодня потанцевать? — и подхватил ее под руку.

— Я не могу! — от испуга голос у нее сорвался на крик, она стряхнула его руку. — Никак не могу: я уже договорилась встретиться с… с подругой.

— Ну и ладно, — неожиданно он повысил голос, заговорил бесстрастно, авторитетно, — что ты так разволновалась? Нет так нет.

Они уже шли по парку мимо платанов, чьи опавшие листья гонял ветер, мимо круглящихся зеленых взгорков, мимо оленей, пасущихся за загородкой посреди парка. Всякий раз, когда Маркус приближался к ней, Марион отстранялась, в результате, они продвигались по диагонали, точь-в-точь, как два слона, преследующие друг друга на зеленом шахматном поле.

За обедом — в честь приезда Маркуса на обед подали рубленую печенку и вареную курицу — миссис Левинсон снова приступила к Маркусу с расспросами. Он отвечал почтительно, но кратко: человек дела на слова скуп. Раз он прижался к Марион коленом, и она поспешно отдернула ногу.

— Послушайте, — с девической игривостью предложила миссис Левинсон, когда с обедом было покончено. — Почему бы нам не сходить в кино?

Маркус с ходу согласился, Марион понимала, что спорить бесполезно. От Голдерс-Грин они поехали на метро — машину взял мистер Левинсон, — и в вагоне смуглые, добродушные еврейские лица оборачивались на них и при виде формы Маркуса с гордостью перешептывались.

Маркус, похоже, ничего не замечал, немногословно, но вежливо отвечал на вопросы миссис Левинсон, пялясь между тем на ноги Марион.

В кино Марион постаралась сесть так, чтобы мать отделила ее от Маркуса. Никуда я с ним сегодня не пойду, думала она, ни за что. А если мама попытается меня принудить, выложу ей все-все.

Но ничего выкладывать не понадобилось. Вечер прошел en famille.[12] Когда Маркусу настало время идти спать, мистер Левинсон, разрумянившийся, сияющий, вручил ему похрустывающий конверт.

В эту ночь Марион заперла дверь, выключила свет и лежала, дрожа от страха, но, не услышав никаких подозрительных звуков, в конце концов заснула.

Наутро, когда она спустилась к завтраку, оказалось, что Маркус уже уехал — ему надо было вернуться на корабль.

— Могла хотя бы встать пораньше, попрощаться с ним, — сказала мать.

— Мама, — вырвалось у Марион, — он такой противный!

— Противный? — переспросила мать, поразившись такому взрыву чувств. — Что же в нем противного?

— Противный… и все тут! Не хочу об этом говорить. Прошу тебя, не заставляй меня никуда с ним ходить, очень прошу!

Миссис Левинсон обняла ее за плечи.

— Детка, это ты зря: просто он тобой любуется, он же сказал, что ты красавица. Он ничего плохого не хотел, повадка у него такая, вот и все; ты вспомни, что ему довелось пережить. Мы должны быть благодарны…

В следующем году Маркус прислал несколько писем, но сам не приезжал. Миссис Левинсон воспринимала письма Маркуса как свидетельство его достижений, славных свершений, следовавших одно за другим.

— Билл, милый, Марион, дорогая: Маркус! — выпевала она — можно подумать, что Маркус явился собственной персоной.

Известие, что Маркус опять приедет, и взбудоражило, и напугало Марион. За прошлый год она обрела уверенность в себе: ведь она уже не школьница, а студентка, привлекательная девушка, и живет, как и положено молодой лондонской еврейке на выданье, чередуя вечеринки со свадебными приемами и благотворительными комитетами, а встречают и провожают ее молодые богачи на мощных машинах. Тем не менее она насторожилась. На этот раз, когда мать сообщила: «Радостная новость, Маркус приезжает!» — она сказала только: «Мама, я что, должна быть в это время дома? Ты же знаешь, я его не переношу», а неизбежный скандал отвратила так: «Будь по-твоему, но я с ним никуда не пойду. Нет и нет». В конце концов мистеру Левинсону пришлось вмешаться, чтобы хоть как-то помирить их.

Маркус прибыл в той же форме, о переменах свидетельствовала лишь красная полоска на рукаве, говорившая, что он получил повышение. Марион поглядывала на него с опаской: так кошка посматривает на терьера, который того и гляди сорвется с поводка.

— До чего ж она похорошела, — сказал Маркус, пожирая Марион глазами. — Стала еще красивее. А нарядная какая! Надо надеяться, она согласится сходить со мной куда-нибудь.

— Согласится, как не согласиться, — сказала миссис Левинсон, дочь злобно зыркнула на нее.

На этот раз Марион сочла, что Маркус ведет себя не только пугающе, но и оскорбительно, так что он не только устрашал, но и злил ее. Она уже привыкла к почтительным ухаживаниям, комплиментам, которые расточались без дальнего умысла, а то и без какого-либо умысла вообще, последствием которых мог быть разве что ужин в дорогом ресторане или вечер в ночном клубе, а замужество крохотным блестящим зайчиком маячило лишь в конце длинного туннеля.

— Почему это ты не хочешь никуда со мной пойти? — спросил Маркус, едва они остались в гостиной одни. — Раз в год, на большее я не претендую.

— Маркус, я занята, — сказала она. — У меня нет и минуты свободной.

— Ты такая красотка, — сказал он. — Тебе надо встречаться не с этими маменькими сынками, а с настоящими мужчинами, — и потянул к ней лапищу.

— А я и встречаюсь с мужчинами! — отрезала Марион, отодвигаясь от него, и рассердилась на себя: с какой стати она удостаивает его ответом. — С мужчинами и постарше, и поинтересней тебя.

Маркус меж тем улыбался, как ни в чем не бывало.

— Ну уж нет, — сказал он. — Они не объехали весь свет, как я. Не повидали того, что я.

На этот раз он собирался прожить у них три дня. Зная это, Марион позаботилась до отказа заполнить эти дни встречами и всевозможными делами, отменить которые было никак невозможно, так что дома она почти не бывала.

— Что бы тебе быть с ним поприветливее, — сказала мать. — Сколько он у нас пробудет — всего ничего.

— Мама, он — твой гость, — сказала Марион, — не мой, — но миссис Левинсон призвала на помощь мистера Левинсона — объединив силы, они иногда принуждали ее есть дома, и все время, пока они сидели за столом, Маркус пожирал ее глазами.

На ночь она, как и прежде, запирала дверь. На вторую его ночь у них в доме она проснулась в ужасе: ей почудилось, что ручка двери медленно поворачивается. Но в комнате стояла тишина, ручка не двигалась, из коридора не доносилось ни звука.

В этот раз Маркус ходил не в форме, а в коричневом, сидевшем на нем мешком костюме. При всей его замкнутости и непроницаемости, в нем всё же проглядывало нечто опасное и вместе с тем убогое, приводившее на память немые немецкие фильмы. Он часто уходил по своим делам; когда они оставались вдвоем, намекал на эти дела, многозначительно подмигивая, поводя плечами, но с какой целью — напугать или вызвать ревность — неясно.

В третий, последний его вечер у них, все разошлись кто куда: мистер и миссис Левинсон отправились на благотворительный бал, Марион на ужин в ресторане, Маркус, как он загадочно сообщил, «в Вест-Энд».