Читать интересную книгу Новые стихотворения (1891-1895) - Дмитрий Мережковский

Как в ночной грозе лилея,

Ласкам бога предаюсь.

Где я, что со мной, — не ведаю».

   Все покрыто тьмой,

   Только над водой —

Белый Лебедь с белой Ледою.

III

И вот рождается Елена,

С невинной прелестью лица,

Но вся — коварство, вся измена,

Белее, чем морская пена, —

Из лебединого яйца.

И слышен вопль Гекубы[4] в Трое

И Андромахи[5] вечный стон:

Сразились боги и герои,

И пал священный Илион.[6]

А ты, Елена, клятвы мира

И долг нарушив, — ты чиста:

Тебя прославит песнь Омира,[7]

Затем, что вся надежда мира —

Дочь белой Леды — Красота.

28 июля 1894

ГОЛУБОЕ НЕБО

Я людям чужд и мало верю

Я добродетели земной:

Иною мерой жизнь я мерю,

Иной, бесцельной красотой.

Я только верю в голубую

Недосягаемую твердь,

Всегда единую, простую

И непонятную, как смерть.

Над всем, что любит и страдает,

Дрожит, как лист в дыханье бурь,

Улыбкой вечною сияет

Неумолимая лазурь.

О, небо, дай мне быть прекрасным,

К земле сходящим с высоты,

И лучезарным, и бесстрастным,

И всеобъемлющим, как ты.

1894

ПУСТАЯ ЧАША

Отцы и деды, в играх шумных

Все истощили вы до дна,

Не берегли в пирах безумных

Вы драгоценного вина.

Но хмель прошел, слепой отваги

Потух огонь, и кубок пуст.

И вашим детям каплей влаги

Не омочить горящих уст.

Последним ароматом чаши, —

Лишь тенью тени мы живем,

И в страхе думаем о том,

Чем будут жить потомки наши.

1 августа 1894

СМЕХ

Эту заповедь в сердце своем напиши:

Больше Бога, добра и себя самого

Жизнь люби, — выше нет на земле ничего.

Смей желать. Если хочешь — иди, согреши,

Но да будет бесстрашен, как подвиг, твой грех.

В муках радостный смех сохрани до конца:

Нет ни в жизни, ни в смерти прекрасней венца,

Чем последний, бесстрастный, ликующий смех,

     Смех детей и богов,

     Выше зла, выше бурь,

     Этот смех, как лазурь —

     Выше всех облаков.

Есть одна только вечная заповедь — жить

В красоте, в красоте, несмотря ни на что,

Ужас мира поняв, как не понял никто,

Беспредельную скорбь беспредельно любить.

1894

Палланца

ЛЕОНАРДО ДА ВИНЧИ

О, Винчи, ты во всем — единый:

Ты победил старинный плен.

Какою мудростью змеиной

Твой страшный лик запечатлен!

Уже, как мы, разнообразный,

Сомненьем дерзким ты велик,

Ты в глубочайшие соблазны

Всего, что двойственно, проник.

И у тебя во мгле иконы

С улыбкой Сфинкса смотрят вдаль

Полуязыческие жены, —

И не безгрешна их печаль:

Они и девственны и страстны;

С прозрачной бледностью чела,

Они кощунственно прекрасны:

Они познали прелесть Зла.

С блестящих плеч упали ризы,

По пояс грудь обнажена,

И златоокой Мона-Лизы

Усмешка тайною полна.

Все дерзновение свободы,

Вся мудрость вещая в устах,

И то, о чем лепечут воды

И ветер полночи в листах.

Пророк, иль демон, иль кудесник,

Загадку вечную храня,

О, Леонардо, ты — предвестник

Еще неведомого дня.

Смотрите вы, больные дети

Больных и сумрачных веков:

Во мраке будущих столетий

Он, непонятен и суров, —

Ко всем земным страстям бесстрастный,

Таким останется навек —

Богов презревший, самовластный,

Богоподобный человек.

1894

Милан

СКУКА

Страшней, чем горе, эта скука.

Где ты, последний терн венца,

Освобождающая мука

Давно желанного конца?

Приди, открой великолепье

Иных миров моих очам:

Я сброшу тело, как отрепье,

И праху прах мой я отдам.

С ее бессмысленным мученьем,

С ее томительной игрой,

Невыносимым оскорбленьем

Вся жизнь мне кажется порой.

Хочу простить ее, но знаю,

Уродства жизни не прощу,

И горечь слез моих глотаю

И умираю, и молчу.

Сентябрь 1894

НАДЕЖДА

Надежда милая, нельзя тебя убить!

Ты кажешься порой мне страшною химерой,

И все-таки я полн беспомощною верой.

Несчастная! как я, должна ты лгать, чтоб жить.

Ты в рубище зимой встречалась мне порою

На снежных улицах, в мерцанье фонаря;

Как изгнанная дочь великого царя,

С очами гордыми, с протянутой рукою.

И каждый раз, глупец, я брал тебя домой,

И посиневшие от холода, в тревоге,

Отогревал в руках твои босые ноги;

И рад был, что ты вновь смеешься надо мной.

На золотых кудрях еще снежинки тают,

Но мой очаг горит, наполнен мой бокал…

Мне кажется, что я давно тебя искал…

И легкою чредой мгновенья улетают.

Я знаю, что меня ты к бездне приведешь,

Но сердцу надо быть счастливым хоть ошибкой,

Я знаю, что ты — смерть, я знаю, что ты — ложь,

И все-таки тебя я слушаю с улыбкой.

Уйди, оставь меня! Что значит эта власть?

Но нет, ты не уйдешь — до вечного порога.

Я проклинал любовь, и проклинал я Бога,

А не могу тебя, безумную, проклясть.

25 сентября 1894

СТАЛЬ

Гляжу с улыбкой на обломок

Могучей стали, — и меня

Быть сильным учишь ты, потомок

Воды, железа и огня!

Твоя краса — необычайна,

О, темно-голубая сталь…

Твоя мерцающая тайна

Отрадна сердцу, как печаль.

А между тем твое сиянье

Нежней, чем в поле вешний цвет:

На нем и детских уст дыханье

Оставить может легкий след.

О, сердце! стали будь подобно —

Нежней цветов и тверже скал, —

Восстань на силу черни злобной,

Прими таинственный закал!

Не бойся ни врага, ни друга,

Ни мертвой скуки, ни борьбы,

Неуязвимо и упруго

Под страшным молотом Судьбы.

Дерзай же, полное отваги,

Живую двойственность храня,

Бесстрастный, мудрый холод влаги

И пыл мятежного огня.

28 сентября 1894

НОЯБРЬ

Бледный месяц — на ущербе.

Воздух — звонок, мертв и чист.

И на голой, зябкой вербе

Шелестит увядший лист.

Замерзает, тяжелеет

В бездне тихого пруда,

И чернеет и густеет

Неподвижная вода.

Бледный месяц на ущербе

Умирающий лежит,

И на голой черной вербе

Луч холодный не дрожит.

Блещет небо, догорая,

Как волшебная земля,

Как потерянного рая

Недоступные поля.

24 ноября 1894

ОСЕНЬЮ В ЛЕТНЕМ САДУ

В аллее нежной и туманной,

Шурша осеннею листвой,

Дитя букет сбирает странный,

С улыбкой жизни молодой…

Все ближе тень октябрьской ночи,

Все ярче мертвенный букет.

Но радует живые очи

Увядших листьев пышный цвет…

Чем бледный вечер неутешней,

Тем смех ребенка веселей,

Подобный пенью птицы вешней

В холодном сумраке аллей.

Находит в увяданье сладость

Его блаженная пора:

Ему паденье листьев — радость,

Ему и смерть еще — игра!..

1894

НА ОЗЕРЕ КОМО

Кому страдание знакомо,

Того ты сладко усыпишь,

Тому понятна будет, Комо,

Твоя безветренная тишь.

И по воде, из церкви дальней,

В селенье бедных рыбаков,

«Ave Маria» — стон печальный,

Вечерний звон колоколов…

Здесь горы в зелени пушистой

Уютно заслонили даль,

Чтобы волной своей тенистой

Ты убаюкало печаль.

И обещанье так прекрасно,

Так мил обманчивый привет,

Что вот опять я жду напрасно,

Чего, я знаю, в мире нет.

1894

СРЕДИЗЕМНОЕ МОРЕ

   Я уйду из глубоких аллей

И от виллы, где дышит в тени колоннады

         Дух Эллады,

      От счастливых людей,

      Прочь от жизни усталой,

      Я уйду в эти скалы,

   Где лишь мох, солнцем выжженный, чахнет,

Где свободнее ветра порыв и сильней

Меж изглоданных влагой, колючих камней

   Море солью и свежестью пахнет.

      Наша радость и горе,