Читать интересную книгу Новые стихотворения (1891-1895) - Дмитрий Мережковский

Кто гордость победить не мог,

Тот будет вечно одинок,

Кто любит, должен быть рабом.

Стремясь к блаженству и добру,

Влача томительные дни,

Мы все — одни, всегда — одни:

Я жил один, один умру.

На стеклах бледного окна

Потух вечерний полусвет.

Любить научит смерть одна

Все то, к чему возврата нет.

Умолкнет гордость и вражда,

Забуду все, что я терплю,

И безнадежно полюблю,

Тебя утратив навсегда.

Темнеет. Скоро будет ночь.

Друг против друга мы сидим,

Никто не может нам помочь, —

Страдаем оба и молчим.

1892

Киев

DE PROFUNDIS

Из дневника

…В те дни будет такая скорбь, какой не было от начала творения, которое сотворил Бог, даже доныне и не будет. И если бы Господь не сократил тех дней, то не спаслась бы никакая плоть. 

(Ев. Марка, гл. XIII. 19, 20)

I

УСТАЛОСТЬ

     Мне самого себя не жаль.

Я принимаю все дары Твои, о Боже,

Но кажется порой, что радость и печаль,

     И жизнь, и смерть — одно и то же.

Спокойно жить, спокойно умереть —

     Моя последняя отрада.

     Не стоит ни о чем жалеть,

И ни на что надеяться не надо.

     Ни мук, ни наслаждений нет.

Обман — свобода и любовь, и жалость.

     В душе — бесцельной жизни след —

     Одна тяжелая усталость.

II

DE PROFUNDIS[1]

Из преисподней вопию

Я, жалом смерти уязвленный:

Росу небесную Твою

Пошли в мой дух ожесточенный.

Люблю я смрад земных утех,

Когда в устах к Тебе моленья —

Люблю я зло, люблю я грех,

Люблю я дерзость преступленья.

Мой Враг глумится надо мной:

«Нет Бога: жар молитв бесплоден».

Паду ли ниц перед Тобой,

Он молвит: «Встань и будь свободен».

Бегу ли вновь к Твоей любви, —

Он искушает, горд и злобен:

«Дерзай, познанья плод сорви,

Ты будешь силой мне подобен».

Спаси, спаси меня! Я жду,

Я верю, видишь, верю чуду,

Не замолчу, не отойду

И в дверь Твою стучаться буду.

Во мне горит желаньем кровь,

Во мне таится семя тленья.

О, дай мне чистую любовь,

О, дай мне слезы умиленья.

И окаянного прости,

Очисти душу мне страданьем —

И разум темный просвети

Ты немерцающим сияньем.

1892

СЕЯТЕЛЬ

Над холмами полосою

Побелел восток вдали,

Дышат сыростью ночною

Глыбы вспаханной земли.

Видишь, мерными шагами

Ходит сеятель в полях.

Тишина, как в Божьем храме,

На земле и в небесах.

Все кругом священным страхом,

Как пред таинством, полно,

И руки спокойным взмахом

Рассевает он зерно.

И для труженика снова

Грудь земли родить должна,

Жатву хлеба золотого

Из погибшего зерна,

Созидая жизнь из смерти,

Пред лицом святых небес,

О, молитесь же и верьте:

Это — чудо из чудес!

12 августа 1892

ВЕЧЕРНЯЯ ПЕСНЯ

Следы забот, как иглы терний,

Оставил в сердце скорбный день.

Гори же, тихий свет вечерний,

Привет тебе, ночная тень!

Я жду с улыбкою блаженной,

Я рад тому, что жизнь пройдет,

Что все прекрасное — мгновенно,

Что все великое умрет.

Покой печальный и бесстрастье —

Удел того, кто мир постиг:

На миг — любовь, на миг и счастье,

Но сердцу — вечность этот миг.

Без упованья, без тревоги

От капли нектара вкушай,

И прежде, чем отнимут боги,

Ты кубок жизни покидай.

Любовь умрет, как луч заката.

Но память прошлое хранит,

И все, к чему уж нет возврата,

Душе навек принадлежит.

Да будет легким расставанье:

Ты мне, о солнце, подари

Еще последнее лобзанье,

Еще последний луч зари.

Я слышу в листьях слабый лепет,

Я слышу в море шепот струй:

Вот он — последний жизни трепет,

Любви последний поцелуй, —

И ты зашло, мое светило.

Тебя увижу ли я вновь?

Прости же все, что сердцу мило,

Прости, о солнце и любовь!

16 августа 1892

НИВА

На солнце выхожу из тени молчаливой,

По влажной колее неведомой тропы,

Туда, где в полдень серп звенит над желтой нивой

И золотом блестят тяжелые снопы.

Благослови, Господь, святое дело жизни,

Их жатву мирную, — тебе угодный труд!

Жнецы родных полей когда-нибудь поймут,

Что не чужой и ты, певец, в своей отчизне.

Не праздна жизнь твоя, не лгут твои уста:

Как жатва Господом дарованного хлеба,

Святое на земле благословенье Неба

И вечных слов твоих живая красота.

Как в полдень свежести отрадной дуновенье

На лик согбенного, усталого жнеца —

За бескорыстный труд и на главу певца

Пошли, о Господи, Твое благословенье!

16 августа 1892

НОЧЬ

   И непорочна, и незлобна,

   Небес таинственная дочь,

Нисходит на меня, амброзии подобна,

   Благоухающая ночь

   И несказанной грустью дышит.

Миры блестят, как пыль, как след ее ноги,

   И сердце трепетное слышит

   Воздушно-легкие шаги.

   И обнажились бездны ночи,

   Покров лучей дневных исчез,

   Как золотая ткань отдернутых завес…

   Да узрят Бога все, имеющие очи.

16 августа 1892

ТИШИНА

Бури лишь в юности сердце пленяют,

      Но пролетают:

   Сила ничтожна их дикая,

И после них остается одна

      Правда великая,

      Ненарушимая —

В сердце — покой, в небесах — тишина,

      Ибо лазурь

      Вечно — безмолвная,

      Недостижимая,

   Так же, как истина, полная,

      Выше всех бурь.

   Бог — не в словах, не в молитвах,

   Не в смертоносном огне,

   Не в разрушенье и битвах,

      Бог — в тишине.

Небо и сердце полны тишиной:

Глубже, чем все мимолетные звуки,

   Глубже, чем радость и муки,

      В сердце безбурном,

      В небе лазурном —

      Вечный покой.

3 сентября 1892

ОСЕННИЕ ЛИСТЬЯ

Падайте, падайте, листья осенние,

Некогда в теплых лучах зеленевшие,

   Легкие дети весенние,

      Сладко шумевшие!..

   В утреннем воздухе дым, —

   Пахнет пожаром лесным,

      Гарью осеннею.

Молча любуюсь на вашу красу,

   Поздним лучом позлащенные!

Падайте, падайте, листья осенние…

   Песни поет похоронные

      Ветер в лесу.

Тихих небес побледневшая твердь

   Дышит бессмертною радостью,

   Сердце чарует мне смерть

   Неизреченною сладостью.

Сентябрь 1892

ПАРКИ[2]

Будь что будет — все равно.

Парки дряхлые, прядите

Жизни спутанные нити,

Ты шуми, веретено.

Все наскучило давно

Трем богиням, вещим пряхам:

Было прахом, будет прахом, —

Ты шуми, веретено.

Нити вечные судьбы

Тянут Парки из кудели,

Без начала и без цели.

Не склоняют их мольбы,

Не пленяет красота:

Головой они качают,

Правду горькую вещают

Их поблеклые уста.

Мы же лгать обречены:

Роковым узлом от века

В слабом сердце человека

Правда с ложью сплетены.

Лишь уста открою, — лгу,

Я рассечь узлов не смею,

А распутать не умею,

Покориться не могу.

Лгу, чтоб верить, чтобы жить,

И во лжи моей тоскую.

Пусть же петлю роковую,

Жизни спутанную нить,

Цепи рабства и любви,

Все, пред чем я полон страхом,

Рассекут единым взмахом,

Парка, ножницы твои!

1892

МИКЕЛАНДЖЕЛО

Тебе навеки сердце благодарно,

С тех пор, как я, раздумием томим,

Бродил у волн мутно-зеленых Арно,

По галереям сумрачным твоим,

Флоренция! И статуи немые

За мной следили: подходил я к ним

Благоговейно. Стены вековые

Твоих дворцов объяты были сном,

А мраморные люди, как живые,

Стояли в нишах каменных кругом:

Здесь был Челлини, полный жаждой славы,