Читать интересную книгу Грёзы и чернила (СИ) - Джинкс Моро

капле, создавая иллюзию, что это ее сон, что это она пахнет вишней, а не та, кого Орфей так желал во сне или наяву, но Майра быстро от него отмахнулась.

Времени не хватало катастрофически, и она с усилием подтолкнула себя дальше, к графитово-серебряным глубинам памяти чародея, отлично зная куда именно стоит заглянуть в первую очередь.

Орфей по неизвестным причинам прятал нужную вещь в самом дальнем и темном углу, где обычно хранят только позорные детские воспоминания и болезненные истории о первой любви или разбитом сердце. У каждого человека оно было — это место. Хорошие воспоминания никто не хранит так глубоко. Напротив, люди выставляют их “на полку”, чтобы при случае вернуться и ощутить фантомную тень былого счастья.

Там было что-то еще, целый сундук, битком набитый поблекшими образами, но времени, чтобы ковыряться в чужой памяти, не было. Майра поудобнее перехватила склянку, подцепляя ногтем то, за чем пришла, и вздрогнула, когда воспоминание серой льдинкой звякнуло о дно пузырька. Вот и все, можно уходить.

Майра сделала глубокий вдох, соскальзывая с кровати. И замерла, будто ужаленная молнией.

Не открывая глаз, Орфей промотал — чересчур осмысленно, будто и не спал вовсе:

— Надеюсь, что у тебя веская причина будить меня, Лука. Я страшно устал.

Паника ударила по затылку, путая мысли. Тот самый внутренний голос, много раз спасавший, пульсировал в висках: “Уходи! Уходи! Уходи!”

Она отступила назад, не разбирая дороги. В бедро врезался острый угол стола, зазвенели потревоженные колбы и пробирки. За спиной что-то тревожно звякнуло, и Майра, ожидающая что Орфей окончательно проснется в любую секунду, подпрыгнула на месте, взмахнув руками. Плохая была идея: острая боль впилась в ладонь и щедро разлилась от запястья до локтя. Закусив губу, она поднесла руку к глазам — в неглубокой ране торчали мельчайшие осколки разбившейся реторты. Кровь — жидкая и темная — мерцала на стекле.

— Лука? — от подушки оторвалась встрепанная темноволосая макушка. Орфей завозился в постели, сонно щурясь и пытаясь вырваться из крепкого плена простыней.

— Что случилось?

Майра рванула к двери. Со второго этажа скатилась кубарем, громко ойкая, когда ступеньки пересчитывали ее ребра, одно за другим, но боль от пореза и выбитого плеча не шла ни в какое сравнение с тем облегчением, которое пришло, как только она распахнула дверь и выскочила во влажную тьму столичной ночи. Оглядываясь по сторонам, словно в любой момент из темноты могла высунуться рука закона и схватить ее за запястье, она шмыгнула на соседнюю улочку, оставляя за спиной дом из красного кирпича с резными решетками на окнах.

В переулке, между киоском фаст-фуда и закрытой аптекой, она остановилась перевести дух. Ладонь онемела и отзывалась болью, когда Майра, стиснув зубы, вытаскивала осколки из раны, что затягивалась на глазах. Сначала остановилась кровь, потом и порез затянулся нежной белой кожей. К утру от него не останется и следа. Она брезгливо вытерла ладонь о джинсы и двинулась дальше, чутко прислушиваясь к звукам вокруг.

Но Столица продолжала жить своей жизнью, не отвлекаясь на чужие тревоги. Майра для нее была мелкой букашкой, слишком незначительной, чтобы принимать ее в расчет, и в столь поздний час на улицах встречалась только нежить. Какой-то вампир, прислонившись к кирпичной стене, поманил ее ближе, путая со смертной, но как только осознал свою ошибку, то немедленно скрылся в подворотне. Надо же, сколько их развелось. Популярность кровососов в поп-культуре за последние два десятка лет не единственная причина того, что популяция вампиров стала намного шире, но и ее со счетов сбрасывать не стоило. Майра проследила за тем, как он улепетывает, озираясь и высоко подкидывая колени, а затем двинулась дальше — к условному месту встречи.

Древний ждал ее на углу, под неоновым светом круглосуточного бистро с золотым треугольником на витрине — символом гостеприимства для Столичных жителей.

Узнать же его можно было по приснопамятному пальто с пуговицами-костями и недовольному лицу. Образу голливудской красотки с золотыми локонами очень не шло выражение старческого раздражения и уныло поджатые губы, обведенные алой помадой.

— Чего копаешься? — рыкнул Древний, как только она появилась в поле его зрения. И тут же требовательно протянул руку. — Давай сюда!

Ага, разбежался. Майра остановилась в нескольких шагах, недоверчиво разглядывая Древнего. Он явно нервничал — бесконтрольно перебирал пальцами воздух, оглядывался по сторонам, будто опасался, что вот-вот из-за угла вывернет сам Орфей или представители Шабаша, чтобы арестовать его за совершенное преступление. Строго говоря, пока ему не передали воспоминание, он был совершенно чист, так что же не давало бедняге покоя?

— Сначала оплата, — голос звучал хрипло от нервов и усталости. Ноги тряслись и подкашивались, а на теле Майра чуть позже обязательно обнаружит десяток-другой синяков, но самое страшное уже позади, можно было подумать о делах насущных.

Древний фыркнул возмущенно и запустил руку в бездонный карман. Там что-то глухо звякнуло и вдруг затрещало, как будто он носил при себе ручную молнию в банке для неясных целей. В следующий миг Древний, оказавшийся слишком близко, уже впихивал ей ворох мятых купюр, ссыпал в подставленные ладони золотые монеты с чьим-то горбоносым профилем на аверсе. Монеты выглядели потертыми, весили немало, и Майра едва удержалась от того, чтобы прикусить одну. Так, на всякий случай.

— Вот, вот, забирай! — бормотал Древний торопливо, точно боялся, что пожирательница в любой момент отменит сделку. — Отдай его! Сейчас же!

— Где амброзия? — пробормотала она, не сводя глаз с бледного лица Древнего, надеясь уловить любую эмоцию, которая дала бы знать — обманули ли ее? Последние несколько дней были наполнены мучительными сомнениями. Тревожась и не находя себе места, Майра не покидала квартиры, час за часом рассматривая план по проникновению в дом номер четыре по Сливовой улице. А голод, и без того сводящий с ума, озверел настолько, что к ней помимо воли приходили видения, в которых она беззастенчиво набивает живот украденными снами, сочными и манящими, как спелые персики.

— Ты про это? — в неоновом свете блеснула склянка, зажатая в тонких паучьих пальцах. Древний ухмыльнулся, зная, что Майра всем существом тянулась к лекарству, но не торопился отдавать. Подносил к глазам, разглядывая юркую каплю амброзии на дне, тряс, будто надеялся услышать малиновый звон. Это могло продолжаться до бесконечности, пожирательница снов уже усвоила, что Древние спать и есть не могут, если не подразнят нелепых, неуклюжих смертных. Но в игру “кто кого переупрямит” могли играть и двое.

Когда она вытащила из кармана свою склянку, с бледно-серым кристаллом, Древний затаил дыхание и напрягся, словно гитарная струна.