Читать интересную книгу Стихи: История наша, Будущее, другие Миры - Инна Ивановна Фидянина-Зубкова

class="p1">заучивают наизусть.

Дети детей не обучены

почему-то строем шагать:

изобретают гаджеты —

их у них не отнять!

Кем-то история писана,

чей-то воюет солдат.

Детям детей на лысины

падает снегопад

то ли зимы новой ядерной,

то ли снег белый из туч.

Но дети детей не плакали,

у них нескончаемый Путч:

зима почти до обеда,

после обеда весна,

до полуночи где-то лето,

а ночь — это осень сама.

У наших внуков всё просто:

если есть пустой полуостров,

отдохнувший от ядерной пыли,

то там они что-то забыли,

им туда непременно надо,

давно там не было града,

который объявит войну

земному всему полотну!

Дети детей воркуют

и рисуют, рисуют, рисуют

геометрические объекты.

А я, доедая объедки,

со своего же стола:

«Скоро рожать — дочь у меня.»

Апокалипсис, выбор, один остался

Тебе «смешно» — один остался,

в войну большую не ввязался,

а молча вылез из подвала.

Много земли или мало,

тебе выбирать себе место.

Бери палку, иди за невестой:

где-нибудь да найдётся.

Диверсант никогда не сдаётся.

Не потому что так надо,

а просто немного нам надо:

ноги, чувство и время.

— Нет у вас смены!

— Нет у тех кто сдаётся, —

разведчик за палку берётся,

но не идёт, а вырубает крест.

Перед глазами «прогресс» —

не восстановишь!

И прошлую жизнь не упомнишь.

Не упомнишь её и не надо.

Топор и пила из ада

дом деревянный сложат.

По людям любовь не гложет.

Значит, так легче природе.

Пообещай, вы её не взорвёте!

Я укрою мёртвых тёплым пледом

Душа древнее Вселенных

и знает тайны планид.

О Вечности вы мечтали?

Она во мне и скрипит

старостью очень глубокой,

морщинами всех времён.

Привыкаю я понемногу к

— Придёт время, тебя согнём!

Ах, ваши смерти! Пред мною

души мёртвых встают стеной.

Я их теплым пледом укрою:

— Лежите, а я домой! —

и полечу, как прежде,

в темноте искать светлый след,

он где-то есть, я знаю,

он машет хвостами комет!

Зима на землю опустилась

На землю тихо опустилась зима.

А за зимою пришла война,

непривычная война, неприличная,

без криков, без лиц, обезличенная,

всё смела на пути, в прах развеяла.

А ты жила, как во сне, и не верила,

что сегодня живёшь, а завтра нету

ни тебя, ни родных. Ищи по свету

белый день, тёмную ночь, добрую зиму.

А я душа, я никто, я дальше двину.

Ведь на планету зима опускалась

белым, белым, ледяным покрывалом.

Тихая зима пришла, тихая:

ни людей, ни машин, ни лиха. Я

кружила над землёй, кружить устала,

улетела душой, улетала.

А на почву то ли снег, то ли пепел.

Лишь у памятников лик остался светел.

Белым, белым, ледяным покрывалом

накрывало, накрывало и пропало.

Всё пропало, тишина одна осталась.

Ты, Природа, зря что ли старалась?

За зимою света белого не видно.

Деревце растёт. Сыны лежат. Обидно.

Экологический апокалипсис

Звери гуляли зверями,

люди были людями.

Но даже народные песни

имеют свойство заканчиваться.

А отмалчиваться

кому-то было не велено,

кто-то молчал намеренно.

Да гори оно огнём!

Вина на нем, на нем, на нем…

Звери дохнут, люди мрут.

Кто остался, тот не тут.

Не тут «свободная воля»,

не тут «один в поле воин»,

не тут «человечества ради»,

не тут «представлен к награде».

Лишь дома пустые и мыши,

заяц конченый волка рыщет,

а искусственный медведь

ищет место — дух согреть.

Все это было невесело,

пыль свои пакли развесила

на пороге грядущих лет.

И за что бы ты ни боролся,

Природа скажет: «Доверия нет!»

Никакой печали, лишь старики и собаки (Прошел ещё миллион-другой лет)

Не было никакой печали,

старики как-то вяло вздыхали,

головами седыми качали

да говорили: «Нет беды на свете,

потому что проданы дети,

и умерли те, что остались;

все мужчины глупо передрались;

а женщины с панелей упали:

встав, ни честь, ни совесть не подняли».

Вот и остались на свете

старики да дряхлые собаки,

им, куда уж старым, не до драки!

И плакать они разучились —

зачерствели. Не вчера ж они родились.

Их память забыла о бедах,

о тридцать девятых победах.

Не помнить — это удобно:

душа сидит не голодной,

а очень умиротворённой —

в саму себя влюблённой.

Не было больше печали.

Старики головами качали

и вздыхали. Собаки скучали.

Ты в стариков вгляделся,

очень спокойно разделся

и лёг спать после боя-драки,

без детей, без жены, без собаки.

Ты лег умиротворенный,

в душу свою влюбленный,

и приснился сам себе стариком:

с собакой, клюкой и песком.

Мрачное будущее (Иди на работу, мистер)

Ходят, бродят чьи-то люди,

ходят, бродят лизоблюдят,

убивают города;

а во рту одна вода:

воду льют и воду пьют,

воде жизни не дают.

Жаждой вечною гонимы

съели дочь, продали сына;

а в итоге нищета

да в словах одна вода.

С рупором дома обходят

и приказывают: «Спать!»

Завтра рано всем вставать

и на фабрики лететь,

там работать, пить и есть

изо дня в день каждый день.

Накрывает век наш лень,

лень прокралась в города,

легла на пашни и поля,

укрывает одеялом.

Что же вам недоставало,

людям, людям человекам?

Век за веком, век за веком

разрушение мозгов!

Люди ищут берегов:

берег левый, берег правый.

Нет, не видно переправы.

Рвись не рвись, нет тут и леса,

только море интереса:

политического, стратегического,

оружия ядерного, биологического.

Падала, падала, падала печаль.

Капала, кровь, капала… капала — не жаль!

Не жаль было нам человечества,

оно гибло от жажды вечности.

И вода, вода, вода

утекала мимо рта.

А люди ходили, бродили,

о прошлых годах говорили

и мечтали, мечтали, мечтали

о сеновале в сарае,

синице в руках,

журавлях в небесах,

о воздухе свежем и чистом.

Эх, иди на работу, мистер.

Твоя жизнь

Твоя жизнь — неприступная крепость,

ты в ней закрылся, не влезть нам!

Твоя жизнь, в общем-то, прекрасна:

одинока, скупа — неважно.

Не так важна,

ведь в ней нет даже горя,

споров, дорог и моря.

Твоя жизнь — большое яйцо

и молодое лицо

не ведающее страха!

Ты, как герой Росомаха —

одинокий и волевой.

Слышь, скорлупу открой.

Не видишь, солнце стучится!

Не пора ли, дружок, влюбиться?

И босиком по снегу —

к белому, белому веку!

Светлое будущее апокалипсиса

Светлые