Потому что жизнь покидает не его тело. А моё.
— Кейт? Генри?
Мамин голос прозвучал над нами, и я измождённо всхлипнула.
— Мама?
Она присела рядом с нами. От неё исходило тепло и аромат яблок и фрезий.
— Пойдём, милая, — пробормотала она. — Я держу тебя.
Но я не могла оторвать рук от Генри. Он похолодел, его глаза были распахнуты и не моргали, грудь не двигалась. Богам не нужно дышать, но Генри обычно это делал. Его сердце всегда билось, а теперь я не видела признаков пульса.
Он мёртв.
Я не помню, как появились остальные. В одну секунду мама прижимала меня к груди, держа за окровавленную ладонь, пока я кричала и рыдала, не замечая ничего вокруг. А в следующую — над нами навис Уолтер. Тео опустился на колено рядом с телом Генри, его губы быстро шевелились.
— Уведите её отсюда, — произнёс Уолтер. Его громогласный приказ казался чем-то далёким, пока я жалась в тёмном уголке в глубинах своего сознания. Чьи-то ласковые руки подняли меня. Кажется, голос Джеймса шептал какие-то успокаивающие слова, которых я не могла разобрать. Сама же я дёргалась, вырывалась, визжала. Я не могла бросить Генри. Если я покину его, то больше никогда не увижу, и тогда он по-настоящему умрёт.
Он не может быть мёртв. Просто не может.
Ещё одна пара рук вмешалась, но я была слишком погружена в себя — с тем же успехом можно было закрыть глаза и раствориться во тьме. Здесь меня никто не тронет. Здесь Генри везде и всюду. Здесь вновь наступила зима, и мы часами лежим в обнимку под тёплым пледом. Моя ладонь покоится на его тёплой груди, я чувствую его сердцебиение под своими пальцами, ровное и вечное. Здесь никто не умер.
Плач привлёк моё внимание, и я распахнула глаза. Никакого золотого зала уже не было, его сменила детская во дворце Каллиопы. Моё сердце сжалось. В колыбели лежал Майло. Значит, мама его не спасла.
Я стояла рядом с ним, притворяясь, что могу взять его на руки и покачивать, пока не уснёт. Притворяясь, что это не просто вопрос времени, когда огонь титанов в моих венах поглотит меня, а Майло останется сиротой. Я не знала своего отца, но дорожила временем, проведённым с матерью. У Майло даже этого не будет. Всё наше время вместе составили те несколько секунд перед тем, как Каллиопа убила его отца. Он даже не запомнит этого.
Нет, у нас есть сейчас. Даже если он не поймёт, что с ним была я, я могу быть рядом. И буду. Устроившись рядом с его кроваткой, я смотрела на него, не моргая, впитывая каждую секунду.
И ждала наступления неизбежного.
* * *
«Кейт».
Голос Джеймса донёсся до меня, пробившись сквозь то, что осталось от моего сердца. Я моргнула. Сколько прошло времени? Несколько минут? Часов? Дней? Нет, даже такое чудовище, как Каллиопа, не оставило бы Майло одного на такой срок. Он сладко спал в своей люльке, его маленькая грудь поднималась и опускалась. Каждый его вдох успокаивал меня.
«Возвращайся, Кейт», — шептал голос прямо мне в ухо, но я не откликалась. Нет, в реальном мире не осталось ничего для меня. Мама прожила немало тысячелетий до моего рождения, проживёт без меня и ещё несколько. Придётся.
Воздух стал плотнее от напряжения, в голосе слышалось раздражение: «Кейт, клянусь, если ты не очнёшься, я скажу Генри, что мы целовались. И что ты считаешь, что у меня классная задница».
— Генри?
Мои глаза распахнулись, теперь уже настоящие. Как и каждый раз до этого, мысль о том, чтобы расстаться с Майло, лишала меня воздуха, и размытые фигуры плавали перед глазами, пока я не смогла сосредоточиться.
Небесно-голубой потолок и пол цвета заката. Вот только если тот зал был залит золотым светом, то эта комнатка казалась меньше, скромнее, мрачнее.
Я отчаянно оглянулась по сторонам, ища взглядом Генри, но его здесь не было. Значит, Джеймс решил просто жёстко пошутить, чтобы вытащить меня из единственного места, приносившего мне некое подобие утешения.
— Как ты себя чувствуешь? — Мама стояла рядом с кроватью, прикладывая к моей руке компресс из чего-то, пахнущего мёдом и мандаринами. Заметив мой взгляд, она ласково убрала мои волосы назад и слабо улыбнулась, вот только глаза оставались грустными. — Это снимет боль. Тебе придётся походить с перевязанной рукой, но яд распространяться уже не будет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я замотала головой.
— Сними.
— Что? — Она свела брови. — Милая, это нужно для спасения твоей жизни…
— Не хочу, — я резко села, срывая компресс. Моё тело протестующе заныло. Плевать. Генри мёртв, а я больше не смогу взять сына на руки. Не хочу, чтобы мою жизнь спасали.
Мама опустила ладонь на моё здоровое плечо и мягко, но уверенно надавила, возвращая меня в лежачее положение. У меня не было сил сопротивляться.
— Жаль. Я твоя мать, и нравится тебе это или нет, но я не дам тебе умереть, когда могу этому помешать.
Я шмыгнула носом, глядя в безоблачный потолок.
— Я не могу, мамочка.
Я не называла её так со второго класса, после того как самая популярная девочка в нашей частной нью-йоркской школе услышала, что я так обращаюсь к маме, и дразнила за это последующие четыре года.
— Не можешь что?
Она вернула компресс на мою руку. Было адски больно, но это ощущение больше не распространялось.
— Мой малыш, — прошептала я. Она хоть знает, что стала бабушкой? Знает про замысел Каллиопы? Или думает, что я просто сбежала с Авой на девять месяцев, забыв про неё?
Она помедлила, отводя глаза.
— Знаю. Мне очень жаль, Кейт.
И всё. Простое признание факта. Не предложение отправиться на поиски. Не обещание вернуть его и наказать Каллиопу при первой же возможности. Я с трудом сглотнула, будучи на грани истерики.
— Его зовут Майло… Генри был рад. Ему понравилось имя.
— И наверняка всё ещё рад, — голос Джеймса донёсся до меня сквозь туман.
— Всё ещё? — мой голос надломился, и хотя мама по-прежнему удерживала меня за плечи, я приподняла голову.
Джеймс прислонялся к дверному косяку, его светлые волосы были взъерошены, а щёки разрумянены, словно он только что пробежал марафон. Или я просто давно не видела его при дневном свете.
— Он в другой комнате. О нём заботится Тео, — сообщил Джеймс.
Тео — член Совета, способный исцелять раны, нанесённые титанами. А если не исцелять, то хотя бы облегчать боль.
Это вообще возможно? Судя по тому, каким стеклянным стал взгляд Генри, как остановилось его сердцебиение, как застыло его тело, нет, невозможно.
— Генри жив?
Мгновение между моим вопросом и ответом Джеймса тянулось вечность. Мне отчаянно нужно было услышать правду, и в то же время я не хотела ничего знать. Я могла бы остаток вечности цепляться за сладкую надежду, подаренную Джеймсом. Пусть Генри всегда будет в другой комнате, живой, и ждёт меня.
— Да, — ответил Джеймс, и я тихонько всхлипнула. Мама коснулась мой щеки, но я не смотрела на неё, вперившись взглядом в своего лучшего друга.
— Можно мне взглянуть на него? Мне нужно увидеть его.
К чёрту постельный режим. Я снова села, но мама второй раз вернула меня на место, на этот раз ещё настойчивее.
— Увидишь его, как только позволит твоё состояние, — ответила она, при этом бросив быстрый взгляд на Джеймса. Они почему-то переглянулись, и меня это напрягло.
— Что? — Шея разболелась от попыток держать голову приподнятой, но я не могла сдаться. — Что происходит?
Джеймс потупился, и мыльный пузырь моей надежды лопнул.
— Он без сознания, и есть вероятность, что он уже не очнётся.
Я сжала покрывало здоровой ладонью. Он не умер, но и не совсем жив. Застрял между жизнью и смертью, как моя мама, когда я была в поместье Эдем, где Совет проверял меня. Вот только Генри бессмертен, он не сможет обрести покой.
Даже не знаю, что хуже: смерть или… это.
— Тео остановил распространение яда, но рана Генри прямо на груди, — сказал Джеймс. Он подошёл к кровати и взял меня за руку, мягко сжав. Мои пальцы дёрнулись. — Мы не знаем, как сильно он пострадал. И сможет ли Генри оправиться.