— Как я могу называть тебя, принцесса? — ее зовут Джесси, но я с трудом могу признаться, что пялился на нее две ночи, даже сейчас.
Она улыбается мне, и я клянусь, что в изгибе ее губ есть лукавство.
— Ну, вообще-то, мне очень нравится принцесса. Но, полагаю, ты мог бы звать меня Джесси. Если хочешь. А как насчет тебя? Как тебя зовут? Или у горгулий нет имен?
— У нас есть имена, — будь я проклят, если могу вспомнить его прямо сейчас. Не с ощущением, как она прижимается ко мне, которое пробегает по каждой жилке в моем теле, разжигая пламя. Не с ней, спрятанной под моими крыльями, как будто ей здесь самое место.
Джесси смеется.
— Ну и? Ты собираешься сказать мне его?
— У-Уильям, — клянусь Пресвятой Девой, я запинаюсь о собственный язык, как будто никогда раньше не видел женщины. — Уильям дю Бюиссон, к твоим услугам.
Она приподнимает бровь.
— Что-то подсказывает мне, что ты действительно это имеешь в виду, Уильям. Кстати, спасибо, что спас меня.
— Для меня это одно удовольствие, — Господи, так оно и есть.
Она усмехается, бросая взгляд вниз, на то место, где ее маленькое тело прижато к моему большому твердому. Я сглатываю. Я такой твердый, Боже, она определенно знает.
— Да. Я вижу. Мне, наверное, пора заканчивать свой танец.
— Твой танец?
Она кивает.
— Видишь ли, владелец этого театра заплатил мне за то, чтобы я приходила сюда каждый вечер и танцевала. Только он не смотрит. По крайней мере, я думаю, что он не смотрит. Но я не уверена. Так что, думаю, мне лучше продолжать танцевать, если я хочу получить деньги.
Я думаю о том, чтобы позволить ей. Дьявол забери мою душу, я действительно так думаю. В конце концов, я обнаруживаю, что у меня еще есть остатки чести.
— Это для меня. Он пытается разбудить меня. Он сказал мне, что будет присылать тебя сюда каждую ночь, пока я не проснусь.
Ее глаза расширяются, но улыбка не сходит с ее лица.
— О! В таком случае, полагаю, я сделала то, за что он заплатил мне сегодня вечером, — она делает паузу и прикусывает пухлую нижнюю губу. — Хотя, ты все же не можешь сказать, что полностью проснулся? Потому что мне действительно не помешала бы зарплата до конца недели, а это всего лишь вторая ночь.
Ухмылка растягивается на моем лице, когда я понимаю, что она предлагает.
— Ну, в таком случае, нет, — я указываю на насест. — Просто посмотри на мои… ноги. Их все еще нужно немного разбудить. На самом деле я не уверен, что они будут полностью разбужены еще в течении пяти ночей. Возможно, дольше.
Она улыбается мне в ответ.
— Да, это настоящая проблема. Тогда давай посмотрим, что я могу с этим сделать.
Ее рука скользит вниз по моей груди, и по всему телу разливается покалывание. Как раз перед тем, как она достигает места, где набедренная повязка выполняет свою жалкую работу, прикрывая напряженную эрекцию, ее рука останавливается, и оставляет меня страдающим. Я затаил дыхание и застыл в предвкушении так, как если бы солнце сияло в небе.
Ее улыбка становится все более порочной.
— Знаешь, есть старая история о принцессе, которая была отравлена своей злой мачехой и погрузилась в такой глубокий волшебный сон, что все подумали, что она умерла. Знают ли горгульи человеческие истории?
Я сглатываю, когда кончики ее пальцев обводят мои соски.
— Мы… я был человеком. Давным-давно.
Ее бровь приподнимается.
— Неужели?
Я киваю.
— Все горгульи когда-то были людьми. Пока не были прокляты, — Боже, пожалуйста, не позволяй ей спрашивать меня о проклятии.
К счастью, она скользит обеими руками по моим плечам.
— Так ты знаешь историю?
Я качаю головой.
— Нет. Не могу сказать, что знаю, но, возможно, она появилась после того, как я был… превращен.
Джесси приподнимается на цыпочки, обнимает меня за шею и приближает мои губы к своим.
— Ну, по сюжету принцессу будит принц, который дарит первый поцелуй настоящей любви.
— Угу, — я не могу произнести ни слова. Все, что вылетает из моего рта, — это бессвязное бормотание. Ее красные, блестящие губы так близко от моих, что я практически уже чувствую ее вкус.
— Интересно, что случилось бы с принцем, которого нужно разбудить, если бы принцесса поцеловала его.
Тихий, невеселый смех вырывается из моей груди.
— Я не принц, Джесси.
Все, что я вижу, это ее улыбку и то, как ее идеальные белые зубы контрастируют с яркой краской на губах, когда она отвечает:
— Тогда, к счастью, я на самом деле не принцесса.
Она прижимается своими губами к моим, и, хотя они касаются их лишь легчайшим прикосновением, я парю в ощущении, как будто я действительно свободен от своей ловушки и парю над городом на распростертых крыльях.
Слишком быстро она отстраняется, скользя руками по моей груди, и опускается на пятки.
— Впрочем, на сегодня достаточно. Если я разбужу тебя всего сразу, то мне не заплатят до конца недели, — она выскальзывает из моих объятий, пока я все еще барахтаюсь в своих дурацких скачущих мыслях.
Наклонившись, она поднимает с земли куртку и собирает остальные вещи. Затем поворачивается и подмигивает мне.
— Увидимся завтра.
Христос жив! За все годы, что я был проклят, я никогда так сильно не ненавидел свой каменный насест и часы дневного сна.

8
Уильям
Я поворачиваюсь всем телом, чтобы посмотреть ей вслед, когда она проскальзывает через дверь на лестницу и покидает меня. Я выглядываю из-за края здания на улицу внизу, чтобы мельком увидеть ее, когда она проходит мимо.
Я чувствую себя на сотню лет моложе. Даже больше! У меня двигаются конечности, которыми я не двигал годами, и ноет напряженный член, который все еще не успокоился с тех пор, как я держал ее в объятиях. Трудно поверить, что мое тело так сильно отреагировало на этого маленького человечка. Я не сомневаюсь, что если она вернется, то сможет полностью разбудить меня. Затем до меня доходит: есть только одна причина, по которой я так сильно реагирую на нее.
Эта легенда о горгульях не очень известна. Как правило, горгульи — существа, которые не ищут общества других. По той или иной причине многие из нас, как правило, живут одни, почти никогда не встречаясь, чтобы поговорить с себе подобными. Так что я немного не уверен в деталях. Но я слышал истории о предназначенной паре, которая является единственной надеждой горгульи когда-либо снять проклятие. Предназначенная пара, которая чертовски неотразима.
Мой член под набедренной повязкой слегка подпрыгивает. Смогу ли я устоять, если она вернется, чтобы танцевать обнаженной передо мной, тереться этими соблазнительными изгибами о мою только что проснувшуюся плоть и прижиматься этими сладкими губами к моим?
Ни за что! Если она снова окажется в моих объятиях, я не уверен, что когда-нибудь смогу ее отпустить. Мне даже не нужно дополнительное искушение в виде возможности снять проклятие. Ее очарования достаточно. Но если я возьму ее, она будет связана со мной навсегда.
Джесси яркая и красивая, как первый цветок весны. Но совсем не такая слабая. Я бы с радостью следовал за ней повсюду, независимо от связи. Если бы я не был привязан к месту, я бы прямо сейчас шел по той улице, следуя за ней домой! И все же я колеблюсь. Такое огромное громоздкое животное, как я, не должно обременять ее.
И я понимаю, что должен сделать.
Я должен притвориться, что меня не интересуют ее танцы. Мне придется закрыть глаза и отгородить свои чувства от нее, чтобы обрести силу воли и оттолкнуть ее. Она не заслуживает того, чтобы ее сдерживали. Не я.
Это звучит как худшая форма пытки, которую я перенес за почти тысячу лет. Но ради нее я сделаю это. Я сделаю все.
Эта мысль приводит меня в дурное расположение духа, и я горблюсь, окидывая взглядом город, но не вижу ничего, кроме соблазнительной фигуры моей принцессы, танцующей для меня перед моим мысленным взором.