Читать интересную книгу Его Америка - Акпер Булудлар

маленькая общая комната с диванами, телевизором и радиоприемником и, конечно, душевая и туалет. Там я и нашел веник. Подметал комнату: теперь она намного чище.

Во время уборки постучались в дверь. Я открыл: там стояли два чувака с гитарой и теннисной ракеткой в чехлах и другими вещами в руках. Они объяснились, что мой руммейт есть их друг и что вещи в их руках принадлежат ему, и попросили, чтоб я разрешил им оставить вещи в комнате. «Sure», — ответил я. Они спросили, откуда я. Это вопрос дня, я услышал его восемь раз. Мы поболтали две-три минуты, и чуваки, поблагодарив, ушли. Они живут в комнате напротив. И, кстати, руммейт, кажись, интересный человек. Сужу по гитаре и ракетке.

Я играл на гитаре, когда кто-то снова постучался в дверь. Это был Эмильяно, он звал пойти обедать. На этот раз мы пошли в ресторан на кампусе. Ели пиццу. После я вернулся в дорм и задремал. Проснувшись, оделся в привезенную форму гянджинского Телекома, взял мяч и спустился к баскетбольному корту, которого заметил когда въезжали в кампус. Там никого не было. Я играл, наверное, полтора часа и изрядно вспотел. Вернулся обратно усталый, но довольный. Принял душ и теперь, приятно благоухая, лежу и думаю, как хорошо лежать здесь, на кровати. Ничто не тревожит моего покоя, никаких дел нет, сыт, доволен жизнью. Единственное — пока в интернет не заходил.

13 августа, 2012

День был без особых происшествий: все время был в комнате, читал книгу и ходил лишь кушать ланч и обед.

А вот вчера день был классный.

Эмильяно опять взял нас с Кыдыром к завтраку, где кроме нас были и другие иностранные студенты новобранцы. У меня состояние было дурное: вчера и сегодня гриппую и с температурой, и оттого особых знакомств не завёл.

Хотя о Беатрис стоит писать.

Она из Латвии и переходит на второй курс. Лицо красивое, детское. Вчера вечером, когда Эмильяно и Кыдыр пришли ко мне в дорм звать на обед, она в компании еще одной девушки из Монголии присоединилась к ним. Там с Беатрис и познакомились. Она, увидев пятно краски на моей руке, — я до этого баловался гуашью, — спросила о причине, на что я ответил, что рисую, что художник. Потом мы все вышли из дорма и взяли курс на ресторан вне кампуса.

Беатрис с какой-то осторожностью задавала личные и не очень вопросы, смущалась, подправляла волосы. Я заподозрил и сделал пару шуток. Так она сразу посмеялась. Я больше внимания уделил другой девушке, всю дорогу общался с ней. Так она влезала в наш разговор. Я как-то упомянул, что люблю Metallica. Так она призналась, что обожает их. Стольких индикаторов хватило, чтоб у меня включился режим игры. Я решил, что она мне нравится; сама виновата, я же Данте не стану.

По дороге обратно мы с ней незаметно отделились от группы на десять-пятнадцать метров и так дошли до кампуса. Стояла великолепная летняя ночь, мы шли и беседовали. Я влезал ей в душу, чтоб сразу разгадать её. Она творческий интересный интроверт. Я настоял, чтоб она прочла что-нибудь из своих сочинений. Ее голос ужасно дрожал; было слышно, как она волновалась. А стихи ничего: никакой ванили и даже строчка промелькнула про эрекцию. Затем как-то, между прочим, она отметила, что уже знает, что я играю на гитаре. Мол, кто-то ей сказал. Особых усилий не требовалось, она раскрывалась сама. И даже в один момент она резко остановилась и, словно в трансе, произнесла: «Твои ресницы такие длинные, густые». Мда. Нельзя ж так выдавать себя. Мы дошли до кампуса, подождали ребят и, когда стали прощаться, Беатрис вспомнила про лекарство против гриппа, которого еще по пути обещала мне передать. Её дорм был в пятидесяти метрах, и черт! к нам пристали Эмильяно, ее подруга, Кыдыр и девушка из Монголии. Мы все пошли к ней, она впустила нас в лобби. Там было пианино, — то, что надо! Беатрис поднялась к себе за лекарством, а когда спустилась, я сидел за пианино и играл Nothing Else Matters. Она удивленно посмотрела на меня, и в ее взгляде я прочел влюбленность. Напоследок сделал комплимент про её улыбку, мол, у тебя приятная улыбка. Пусть витает. Взял лекарство, поцеловал ее, простился с другими и потопал в дорм. Зашел в фейсбук, она уже успела отправить дружбу, но я принял ее только этим утром. Кстати, купил айпод: не могу без музыки, и к интернету это устройство подключается. А сеть здесь есть в любой точке кампуса.

14 августа, 2012

Кыдыр раскрылся сегодня.

Он лютый экстраверт. Еще в аэропорту в Шарлотте начал непонимающе нападать на мою интровертность. Мол, почему мы с Орханом во время тура по Вашингтону ходили отдельной группой и ни с кем не фотографировались и почему, опять же, мы с Орханом проигнорировали ребят из Армении, когда нас им представили наши девушки, то есть азербайджанки, поучаствовавшие в Грузии с армянскими финалистами в какой-то конференции.

На первый вопрос я ответил, что люди разные, и что поведения экстра- и интроверта отличаются. Он не понимал этого и все твердил, что хорошо ведь, когда все в одной компании и когда компания большая и веселая, и что я «странный какой-то». На второй же вопрос, я ответил, что, когда государство моей страны будет с Арменией дружить, тогда и я поздороваюсь с армянином, а так принимаю, что это целый народ с культурой, с историей и со своими великими людьми. Он опять не понимал или не хотел понимать. Все повторял, что какие-то негативные вещи произошли двадцать лет назад и теперь нельзя из-за тех событий игнорировать людей, которые тем более родились после конфликта. «Вот тугодум, и как его выбрали на UGRAD?» — думал я молча.

Мы с ним на кампусе до сих пор гуляли вместе, мол, два студента по обмену держатся вместе. Но сегодня разошлись.

После обеда мы по привычке пошли и сели на скамейку около входа в Alumni building. Разговор не завязывался: я безмолвствовал, а он копался в своем айфоне. Через некоторое время, не вытерпев, видимо, напряжения от молчания, он заговорил.

— Понимаешь, ты вот так, — говорил он и размахивал руками, пытаясь показать меня всего, — вот этим замыканием в себе, вот этой своей философией не сможешь здесь ужиться. Вот мы уже около недели здесь, со сколькими новыми знакомыми сблизился ты и со сколькими сблизился я?

Я спокойно дослушал его, помолчал несколько секунд, затягивая свой ответ, и изрёк:

— Кыдыр, я не стану сближаться с людьми, которые мне неинтересны, просто из-за того, что надо обязательно с кем-то сблизиться. Есть такое понятие как самодостаточность.

Он посмотрел на меня с жалостью и сказал:

— Я, например, если человек мне не нравится, но знаю, что мне нужен, то все равно подружусь с ним. Это ради достижения целей.

— Это называется лицемерие, — сказал я, смотря не на его сторону. Он встал и ушел, не простившись. Придурок.

15 августа, 2012

Беззаботные дни мои окончились сегодня. Началась неделя ориентации.

С десяти до одиннадцати был в центре для иностранных студентов. Сдавал документы. Там сделали ксерокопии загранпаспорта и вернули его обратно. Затем после ланча всех новобранцев повели в Линкольн-хол фотографироваться для студенческой карточки.

Господи, какая там была очередь! Но люди стояли по линии; правда, линия эта в двадцати квадратных метрах помещения несколько раз сгибалась, но никто своего возмущения не выдавал и не толкался. А у нас студенты где бы ни было в наглую лезут вперед, бесцеремонно расталкивают других, а если и пихаешь ты и делаешь замечание, то получаешь в ответ что-то оскорбительное, причем, обычно наглец полностью уверен в своей правоте. На рожон лезть и услышать травмирующие оскорбления от хама не хочется, и так и набираются гештальты12 незавершенные. Слои агрессии ложатся на душу, и жизнь портится.

После того, как мы с Дейланом из Мэйна, учащимся у нас в дипломатической академии, в Баку при входе в поезд метро подверглись неприятным нападкам, он сказал, что, мол,