Читать интересную книгу Братство смерти - Эрик Джиакометти

— Тоже поставить в известность моих коллег, но одновременно прочесать все здание, разбившись на маленькие группы. Я уверен, что убийца до сих пор здесь. Где-то в этом огромном доме. Если его разбить на участки, возможно, нам удастся схватить его. Не знаешь, есть ли у кого-нибудь план?

— Великий секретарь хранит копию в своем кабинете. Я видел ее давно, когда мы строили пандус для братьев-инвалидов.

Комиссар так и подпрыгнул.

— Где Поль?

— Вероятно, остался в храме.

— Вы оставили его одного? С сумасшедшим, который бродит по коридорам?

— Но ты же не думаешь, что…

Антуан бросился к дверям храма Лафайет. Молчаливое здание погрузилось в полумрак. Заметив спинку кресла своего друга в центре зала, на полу, вымощенном черными и белыми плитами, Марка позвал:

— Поль, ты должен присоединиться к нам.

Инвалид даже не повернул голову.

Марка подошел ближе и сразу же заметил нечто необычное. На мозаичном полу растекалось красное пятно.

— Поль!

Антуан повернул кресло, и у него сразу же перехватило дыхание.

Грудь, залитая кровью, руки, судорожно вцепившиеся в подлокотники… Казалось, покойный созерцал усыпанный звездами потолок храма, однако в его взгляде застыл ужас.

12

Париж, сад Нельского особняка, 13 марта 1355 года

Колесование было самой зрелищной казнью. Однако к ней прибегали крайне редко, только если речь шла о тягчайших преступлениях, и это мрачное действо притягивало и одновременно повергало в ужас парижан.

Художник-миниатюрист с улицы Святого Иакова вздрогнул. Кумушки из его квартала до сих пор судачили о казни братьев д'Олне в 1314 году. Их привязали к колесу телеги и сломали им одну конечность за другой, а затем заживо содрали кожу. Настоящая бойня!

Толпа продолжала гудеть. Уже полетели камни. Вот-вот мог вспыхнуть бунт.

Мэтр Майар схватил Фламеля за руку.

— Вы только посмотрите, как славный народ Парижа требует отомстить за своего короля!

— Как бы из любви к монарху они не разграбили и не сожгли наши мастерские!

Меховщик сразу же стал серьезным.

— Вы полагаете? Но ведь мы же не евреи!

— Мы торговцы, следовательно, шкурники и рвачи. Разве вам не доводилось слышать, о чем толкует простой люд на базарах? — спросил Фламель, поражаясь глупости своего соседа.

— Да полно, Фламель, вы просто хотите меня напугать. Я всего лишь бедняк, как и все эти славные люди.

— Бедняк, у которого прекрасный дом с подвалом, битком набитым превосходными мехами и…

Мэтр Майар отвел взгляд от костра и посмотрел в сторону квартала Тампль. После уничтожения тамплиеров именно там, в этом лабиринте темных улочек, собирались все городские нищие и отверженные. Несомненно, они тоже хотели устроить себе праздник.

— …и очень красивая жена.

Меховщик нахмурился. Он хлопал в ладоши, не в состоянии вымолвить ни единого слова.

Но Фламель уже вошел в раж. Он хотел наказать, пусть только словами, жалкого представителя народа, погруженного во мрак ненависти и невежества.

— Как утверждают, когда бедняки берут штурмом дом дворянина или горожанина, они, прежде чем начать грабить, развлекаются с дамой, хозяйкой дома. Что вы на это скажете?

Мэтр Майар не успел ответить. Толпа завопила от радости.

Палач взял в руки факел и внимательно посмотрел, как сложены дрова для костра. Если первый уровень состоял из наваленных кое-как веток и хвороста, то второй уровень, на котором был укреплен крест, заслуживал особого внимания. В каждой хорошо просушенной вязанке находились поленья нескольких легковоспламеняющихся пород дерева. Поэтому костер мог вспыхнуть мгновенно. Однако умение помощников палача проявилось на последнем уровне, непосредственно у ног осужденного.

Там лежали вязанки виноградных лоз, выбранных из-за своей длины. Впрочем, ходили смутные слухи, что виноградники, разбитые на Монмартрском холме, в отличие от всех остальных, никогда не обрезали весной. Там лозам позволяли расти, чтобы обрезать их только летом, а затем сушить на жарком солнце.

Внезапно установилась гнетущая тишина. Стражники вели осужденного.

13

Париж, резиденция масонских послушаний, наши дни

— Не может быть, — прошептал Марка, беря друга за руку.

Тело несчастного Поля де Ламбра еще не остыло. Полицейский закрыл ему глаза и отступил на шаг. Два убийства с интервалом в несколько минут в стенах одного и того же послушания… Это было абсурдно, чудовищно. Спародировать ритуал, убив сначала профана, потом брата, казнить беззащитного инвалида самым варварским способом — для этого нужно быть подлецом, выжившим из ума… В этом чувствовалось желание унизить и высмеять не только несчастных жертв, но и весь институт масонства.

Неожиданно сзади резко хлопнула дверь храма. Марка так и подпрыгнул. Какой-то человек бежал по коридору. Комиссар колебался лишь одно мгновение, а потом ринулся к выходу и бросился в погоню. В эти минуты он горько сожалел, что несколько месяцев назад прекратил бегать трусцой в парке Бют-Шомон. Вероятно, вскоре он уже не сможет догнать и своего двенадцатилетнего сына.

Марка мчался по коридорам, как вдруг заметил внизу лестницы темный силуэт. У него не оставалось времени предупредить братьев. Он сбежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Тот, кого он догонял, направлялся к храму Груссье, самому просторному храму послушаний, который мог без труда вместить 300 братьев. Марка ворвался в открытую дверь. Если верить специальным изданиям, речь шла о наиболее примечательном масонском святилище столицы, однако у Марка не было времени восхищаться убранством. Он стоял в центре храма, на мозаичном полу, и внимательно разглядывал ряды кресел с каждой стороны. Слева раздался едва слышный звук. Антуан сжал рукоятку шпаги, висевшей у него на боку. В этот миг он подумал, что ритуальное оружие впервые послужит ему, чтобы защитить жизнь. Вдруг он увидел, как среди пустых рядов метнулась тень. Он хорошо разглядел человека, одетого в черное, с капюшоном, надвинутым на лицо, и, как будто в насмешку, с фартуком, повязанным на талии, и шпагой, прикрепленной к поясу. Комиссар закричал:

— Полиция! Всем оставаться на местах!

Не успев произнести фразу до конца, комиссар осознал абсурдность сложившейся ситуации. У него даже не было с собой табельного оружия, а ведь он имел дело с сумасшедшим, убившим двух несчастных человек за несколько минут.

Убийца выпрямился и повернулся к Марка. Мужчин разделяли какие-то метры. С быстротой молнии убийца с невидимым лицом выхватил нож и повернул его лезвием вперед. Несмотря на ткань, закрывавшую рот, Марка слышал его учащенное дыхание. Косые прорези для глаз придавали убийце вид умалишенного.

В течение нескольких секунд мужчины пристально смотрели друг на друга. Комиссар колебался, ему требовалось выиграть время. Вскоре должны прийти братья, и убийца окажется в мышеловке.

— Вы не сможете покинуть здание. Здесь есть только один выход, и он охраняется. Положите нож на землю. Медленно!

Человек даже не пошевелился. Антуан подошел ближе. Он выиграл один метр и несколько драгоценных секунд.

Убийца опустил нож и полоснул лезвием по фартуку, который тут же упал ему на бедра. Комиссар остановился.

Незнакомец приставил оружие к центру фартука. Комиссар, словно загипнотизированный этой пляской смерти, медленно двинулся вперед. Свет проникал в храм лишь через открытую створку двери.

Антуан подошел еще ближе. Его противник поднял руку и поднес ее к выключателю. Внезапно стало светло.

— А теперь ты видишь?

Убийца носил белый фартук, на котором золотыми нитями был вышит кинжал. На ткани расплывались два кровавых пятна.

— Ты один из нас? — прошептал Марка.

Его охватили сомнения.

Человек в капюшоне опустил нож еще ниже. В храме раздался его голос, измененный тканью:

— Наконец-то до тебя дошло. Разумеется, брат мой…

14

Париж, сад Нельского особняка, 13 марта 1355 года

Фламель внимательно смотрел на осужденного, с трудом переставлявшего ноги. Он был одет в белоснежную рубаху, а его волосы были завязаны сзади в «конский хвост». Один из помощников палача втащил его на эшафот, а затем привязал к кресту. Народ по-прежнему хранил молчание. Было слышно, как на ветру потрескивают искры, летящие из зажженных факелов. Даже продажные девки, которых можно было узнать по крашеным волосам, не смеялись.

Никола взглянул на окна Лувра. Именно там должен был появиться король вместе со своим семейством, чтобы засвидетельствовать казнь. В ночи раздался голос общественного обвинителя:

— Исаак Бенсераде, еврей из королевства Леон… Вы обвиняетесь во лжи, клятвопреступлении и предательстве по отношению к нашему королю Иоанну Второму.