снова поднял голову и съязвил:
– Мое. Ключи стали покрываться рыжими пятнами. Самость в аспекте Обладания сумела остаться нетронутой в первопричине.
«Пойду за Вторым, а шкатулку возьму с собой, – решил я. – Пусть Гвоздь пока недоступен, но уже при мне».
Искать Второго долго не пришлось. Место обитания одиноких известно каждому – это Печаль в самом себе. Второй вел себя сообразно выбранной стезе – он скорбел. В сферу его страданий попадали несостоявшиеся Мастера всевозможных, в том числе и боевых, искусств, а также Гвоздь как символ Силы, который он поторопился под влиянием депрессии выбросить. Лицо скорбящего, впрочем, как и мысли, было печальным, что негативно отражалось на его памяти. Второй совершенно не помнил, где оставил Гвоздь.
Пришлось очищать его память, начав «плясать» от стен Иерусалима, где Второй получил удар по голове боевым топором, слава Богу, был в шлеме, и до той самой минуты, когда обладатель Силы, пытаясь применить ее не по назначению, эту самую Силу выпустил из рук.
Здесь Гвоздь нашелся. Теперь можно было отправляться в леса самости, на встречу с Третьим, непризнанным святым. Я обнаружил его в яме, заваленной валежником высохших мыслей и листьями былого процветания. Зацепившись космами за корни деревьев, Третий не мог выбраться наверх. Надо было состричь лохмы обид и вычистить клопов самобичевания из его одежд, после чего Третий стал похож на человека, а не на йети, и первым делом протянул мне из ямы Гвоздь.
Три части, точнее, две с половиной, были собраны, оставалось притянуть четвертую, вечно ищущую, постоянно скитающуюся. Четвертый в своей бесконечной погоне за Граалем являл собой самую сложную мишень.
В пределах собственного «я»
Я вышел к замку в сгущающихся сумерках. Под лучами уставшего солнца он выглядел устрашающе великолепно. Узкий крутой подъем к единственным воротам, пять сторожевых башен, нависших над стенами чудовищными наростами, обратный уклон на зубцах стен, сложенных скальным камнем толщиной в десять футов, запутанные, сложные, многоуровневые переходы внутреннего двора и глубокий подвал-лабиринт – все это фортификационное великолепие мне предстояло преодолеть для достижения дальней комнаты в подвале. Она была моей целью.
Но стоило бы мне приставить лестницу к стене и занести ногу на первую перекладину – лучники двух смежных башен, не торопясь и даже с удовольствием, расстреляли бы такую прекрасную мишень. Или обмани их глаза густой туман безлунной ночью и заберись я на стену – ждет меня стража с факелами у каждого десятого зубца, а на крики сбегутся еще, и как бы меч мой ни был искусен, но, многих положив, и он будет выбит из усталой руки, и приму я смерть от копий и стрел, и числа им не будет. А если удастся под ливнем невиданным, как тот, что заливал палубу Ковчега Ноева и не дает факелу светить, но только тлеть, умертвить одного из стражи и, воспользовавшись доспехами его и шеломом, спуститься со стены незамеченным в подвал, так куда идти и какой лестницей спускаться, не знал и мертвец, кем прикидываюсь, не то что я. Где комната заветная, сокровище хранящая, и сколько каверз и препятствий на пути к ней?
Пока рассуждал я так, замок погрузился во тьму. Нет у меня лестницы никакой, веревка – что хвост ослиный, ножны пусты, разве что паук паутину там сплел, да и зачем мне меч, коли махать им начну – скорее себя покалечу, чем другому вред причиню? Вот и ждет в дальней комнате меня душа моя напрасно, потому что эго вон какой бастион выстроило: стены зубчатые, башни с лучниками и лабиринт, запутанней не бывает… красота.
Остров сокровищ
1
После долгих месяцев пребывания в неустойчивости – моральной (а вдруг не найдем?) и физической (корабельная палуба тому причина) – вы наконец ступаете на горячий песок одинокого острова в компании, нет, не головорезов, а хоть и покачивающихся от усталости, но твердо верящих в успех, в сокровища, спрятанные где-то здесь, единомышленников. Вдоволь напившись чистой воды – тошно вспоминать, какой смрад источало то, что осталось на дне питьевых бочек, – из ближайшего ручья, вы достаете каждый из своего кармана кусочки общей карты, складываете вместе и… готовы бежать выкапывать свои пиастры. Все в радостном возбуждении бросаются к тому месту, что обозначено крестом, и пока продираются через девственные заросли и карабкаются на скалы, мы, дорогой читатель, зададимся вопросом: ведь это не их пиастры, и даже не того, кто отобрал, привез и спрятал их на острове. Так чьи они?
Спрашивает ли себя Ищущий, что ищет? Ему кажется, что знает. Он точно ответит, как и его товарищи, сбивающие сейчас друг друга с ног в лихорадочном возбуждении: пиастры. Но чьи они, эти пиастры? То, к чему стремишься, будет ли принадлежать тебе, станет ли твоим или протечет сквозь пальцы горячим песком Острова сокровищ, оставив на ладони только ожог, черную метку напоминания о Мире Бога, Едином и Неделимом?
2
Я сидел в кафе, приютившееся на узкой улочке, ведущей к морю. Столик на двоих, зарезервированный редакцией на шесть вечера, стоял прямо у окна. Было уже четверть седьмого. Человек, позвонивший вчера в газету и представившийся Спасителем, опаздывал. Я, вчерашний выпускник журфака, ждал его с волнением. Это было мое первое редакционное задание. Кафе называлось «Остров сокровищ». Внутри было безлюдно. Жара поделила город на две части. Пока одна половина жителей сидела в воде, другая возлежала на песке, затем они практически синхронно менялись местами так, что можно было сказать – весь город был у моря. На столик я положил свежий номер нашей газеты в качестве опознавательного знака для встречи, хотя сейчас это не имело смысла. В «Острове сокровищ» я был один. Умиравший от жары и духоты бармен поглядывал на меня с удивлением, но ничего не предлагал, ожидая, видимо, сигнала от меня. Минутная стрелка на часах, стилизованных под морской компас, приближалась к шестерке. Спаситель явно не торопился на встречу.
В ожидании я обдумывал вопросы, впрочем, думать над ними я начал еще вчера, когда получил задание на интервью, и не прекращал делать это всю ночь и утро, с перерывом на завтрак, и день, без перерыва на обед.
Ничего умного, значительного или искрометного не выходило, сплошные штампы. Я не представлял, что за личность мне предстоит разговорить, а следовательно, домашние заготовки получались сухими и пресными.
Вот войдет он, представлял я, и кстати: а как он может выглядеть? Высокий, худощавый, в хитоне, почему в хитоне, в рубашке от