— Хм… словом, денечки были горячие, — по-волчьи блеснув зубами, ухмыльнулась Даетжина. — И я не хочу, чтобы они повторились. Поэтому Бирида должен умерить пыл.
Декана Фергуса разбирало любопытство:
— У тебя есть свои планы на Джевиджа?
«Хорошо сказано! — подумала она. — А еще у меня есть планы на ветер, солнце и море. Хотя… даже самую непокорную стихию можно заставить служить своим интересам. Главное, знать, куда следует приложить силу».
Всему свое время, всему свой час и срок. К чему торопиться? Семечко посажено, всходы не заставили себя ждать, цветочки получились прекрасные, осталось дождаться плодов. Будем же терпеливы, господа чародеи, будем терпеливы. Есть вещи и пострашнее вспоротого живота.
— Не твоего ума дело, Фергус. Но с головы Фэйм Джевидж не должно упасть даже волоса. По крайней мере, до тех пор, пока она не родит.
Глава 2 Третий лишний
Конец весны
От запаха цветущей сирени у Росса болела голова. С другой стороны, гулять по дворцовому парку было предпочтительнее, чем сидеть в душном кабинете. А гулять с Раилом к тому же еще и полезно для дела. Сначала они медленно брели по аллее — император Эльлора и его канцлер — двое немолодых, весьма озабоченного вида мужчин. Шли медленно, чтобы не отвлекаться от темы разговора и потому что Джевидж сильно хромал. Ему даже пришлось взять из дому трость, чтобы опираться при ходьбе. После ранения и нескольких неудачных переломов правая нога лучше всяких предсказаний давала знать — на столицу идет гроза. Настоящая весенняя гроза. Но пока солнце сияло вовсю, и можно было неторопливо шагать по дорожке, усыпанной белым морским песком.
— Давайте посидим тут, — решил Раил, указывая на скамейку в окружении цветущих пионов.
Росс поморщился, но согласился. Пионы тоже пахли, и ничуть не приятнее сирени. Он вообще не любил весну из-за обилия запахов. Теперь же, когда зрение ослабело, обоняние только усилилось. Запах пионов вкручивался в мозг, словно коловорот, лишь усиливая головную боль.
«Осталось только хвосту отрасти, чтобы совсем особачиться, — думалось Джевиджу, пока он вытирал платочком сиденье, чтобы не испачкать пылью вицмундир. — Нюх обострился, лаю, как пес цепной, скоро начну кусаться».
— Мы же вроде сошлись на мнении, что в ответ на действия Шиэтры в Каруне мы проявим активность в отношении Кордэйла, или я снова что-то запамятовал? — спросил император, демонстративно не глядя на своего визави.
— Нет, все правильно. Адекватность и асимметричность — неплохи для стратегии сдерживания, но сейчас стоит повременить с давлением на Кордэйл. Рядом Дамодар, и там все снова неспокойно. Не хотелось бы провоцировать тамошних теократов на резкие движения в сторону Виндры, — ответил Росс, рисуя тростью на песке примитивную географическую карту, которую они оба знали наизусть.
Вот к западной границе Эльлора одной из своих «граней» примыкает неугомонный Дамодар, похожий на огромный треугольник. Южнее многоугольный лоскут Виндры — вечного союзника и политического побратима Эльлорской империи. Еще южнее Кордэйл, не так давно прирастивший треть территории аннексией раздробленного внутренними этническими противоречиями Джотсана. Бельмо на глазу, заноза в пятке, чирей на заднице — вот что такое для канцлера Джевиджа эта аннексия. Позор, несмываемый позор, и постоянное напоминание о предательстве сына.
«Ольрин, Ольрин! Дьяволы тебя дери в клочья! Как ты мог?!» — даже по прошествии двух лет ярился Росс. Отцеубийство и самозванство — преступления тяжкие, но объяснимые, а вот не глядя сдать интересы своего народа непонятно ради и во имя чего — это за гранью понимания.
«Нужно было всего лишь немного подумать и не накладывать вето на резолюцию, никто ведь не заставлял начинать сразу же войну, но ты, щенок бездарный, испугался ответственности, — проносилось в гудящей голове у Джевиджа. — Играться в канцлера и быть канцлером — разные вещи». Поддавшийся на сладкие посулы магов-заговорщиков, Ольрин уже два года отбывал наказание, а его отцу приходилось выкручиваться, пытаясь представить эту грандиозную промашку неким странным тактическим ходом. И похоже, что его величество счел нынешние сомнения одной из таких уверток.
— Если мы сейчас начнем давить на правительство Кордэйла, то они могут забыть о недавнем пограничном конфликте с дамодарцами и возобновить торговые отношения. А Шиэтра сделает вид, что ничего не заметила, когда Кордэйл начнет усиленно продавать оружие Дамодару, — пытался объяснить Росс. — Нам абсолютно не нужен пусть даже временный союз торговой республики со Священной директорией. Попы и ростовщики! Худшего альянса трудно себе вообразить. Незаинтересованность Дамодара в коалиции с Кордэйлом всегда служила к нашей пользе.
Истинная правда. Пока непримиримые наместники бога оставались костью в горле всего континента, сохранялся хоть какой-то баланс сил. За Кордэйлом всегда стояло Великое Княжество Шиэтра — наиболее крупный, наряду с Эльлором, игрок на всемирной политической сцене. Так уж повелось испокон веков — что хорошо для Шиэтры, то смертельно для Эльлора, и наоборот. Хотя войн между ними никогда не было, но это просто потому, что ВсеТворец поместил непримиримых соперников по разные берега Эрразского моря. Хвала Ему за это! Не то бы крови человечьей и слез пролилось больше, чем нынче воды в холодном море.
— Мне кажется, Великий князь сочтет наше бездействие проявлением слабости, — с нескрываемым сомнением молвил император.
Они с Джевиджем являли собой полнейшую противоположность друг другу, особенно в молодости. Черноволосый, резкий, грубо сработанный Росс, и невысокий, аккуратный в словах и поступках, русый Раил, — казалось, трудно сыскать двух столь разных людей. Теперь-то и подавно не перепутаешь. Джевидж хоть и младше на год, а выглядит старше сюзерена: наполовину седой, хромой и нездоровый. И характеры разные — природная жестокость и агрессивность Росса, зажатые в панцирь самоконтроля, против спокойной незлобивости закаленной до стальной твердости жизненными невзгодами и бременем власти Раила. А поди ж ты, умудрились пронести армейскую дружбу через множество испытаний. Не без тонких нюансов, но все-таки говорить они могли откровенно. И вовсе не потому, что в свое время прошли вместе немало дорог… Со сколькими людьми нас связывают всего лишь долгие годы знакомства и больше ничего? А! То-то же! А вот если мужчины на пятом десятке лет питают друг к другу искреннее уважение — это уже кое-что значит. Впрочем, это всегда, в любом возрасте значит кое-что. Точно, точно вам говорю!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});