— Не надо врать, тебе это не идет.
Мужчина изловчился, выкрутил руку из моих пальцев и приподняв над головой пузырек, начал старательно вчитываться.
Чтобы достать до руки Германа, в которой он держал доказательство моей недомолвки, пришлось привстать на цыпочки. Вытянуться в струнку и буквально упереться своим огромным животом в мужской торс. Нешуточное противостояние затянулось и малыш, ведущий себя смирно все утро, бурно отреагировал. Шевеление стало почти болезненным.
Герман затих, опустил руки и покосился на мой живот, который словно ходил ходуном.
— Наверное больно? — обеспокоенно прошептал он.
— Что прости? — не сразу догадалась отодвинуться, а проснувшееся чадо пиналось с такой силой, что вероятно его пинки чувствовал даже Герман.
— Больно, когда он вот так шевелится?
Я густо покраснела, когда широкая ладонь потянулась к животу, но вовремя придя в себя, отступила на шаг назад, разрывая дистанцию.
— Я уже привыкла. Ему просто теперь там тесно. Вот и все. Это никак не связано с тем, что пишут в моей медицинской карте.
Воспользовавшись заминкой, быстро вырвала пузырек из руки мужчины и поставила обратно в шкаф. Громко хлопнула дверкой, словно поставив точку в нашем противостоянии.
— Это витамины! — повторила настойчиво.
Герман тяжело вздохнул, но больше не спорил и к дверце шкафа больше не притрагивался.
Я медленно отступила к столу и присела на стул. Погладила живот, успокаивая малыша, а потом услышала, как звякнули чашки и улыбнулась глупым мыслям в своей голове.
Уже очень давно, никто не заваривал для меня чай…
— Я не увидел у тебя детской кроватки, — негромко проговорил Герман, присаживаясь напротив.
Две чашки каркаде были поставлены на стол, и мужчина даже нашел сахарницу и ложки.
— Кроватку мне должна отдать соседка, — придвинула чашку и щедро насыпала туда сахар.
— Так почему не отдала? — Герман отхлебнул свой чай, не добавив в него сахара.
— Потому что я суеверная и не хочу собирать кроватку до рождения ребенка.
— А как бы ты собрала? Сразу после роддома, с малышом и без кровати, — он укоризненно покачал головой. Потом вновь отхлебнул чай и отставил чашку. — Сегодня же купим кровать, — подытожил Герман.
Мне стало не по себе. Словно что-то подобное уже случалось в жизни. Только тогда меня осыпали бриллиантами, а сейчас хотели вылечить и обеспечить всем необходимым моего ребенка. Это было странно и волнительно одновременно.
— Зачем покупать, если я уже договорилась. Не стоит тратить деньги. Я и так безумно благодарна за помощь… и внимание.
От смущения потупила взгляд и поднесла чашку к губам. Задрала ее повыше, словно прикрываясь от внимательного взгляда Германа. В кухне повисло напряженное молчание. Мужчина разглядывал меня, я это чувствовала кожей. Мне было неловко.
— Допивай чай, Богдана, — наконец он заговорил. — Нам пора ехать.
Поднялся и прошел в прихожую.
— Кстати, о твоих витаминах, — услышала его строгий голос. — Надеюсь, ты помнишь их название наизусть, потому что тебе придется рассказать врачу о том, что ты принимаешь. И я буду с тобой на приеме, так что не надейся, что сможешь от меня что-нибудь скрыть.
Я скривилась. Резко поставила чашку. И повернулась к Герману. Он улыбался. С нежностью и самоуверенностью одновременно.
— Готова?
Он протянул ко мне руку и в этом движении было лишь спокойное приглашение, от которого я не отказалась, вложив пальцы в ладонь. Наверное, мне стоило все же подумать в первую очередь о благополучии малыша и не сильно враждовать с Германом, который вызвался помочь.
=9=
Богдана
— Значит витамины? — процедил сквозь зубы Герман, выведя меня в коридор и аккуратно притворив дверь.
Мне стало невероятно стыдно за недосказанность, поэтому молчаливо переминалась с ноги на ногу. И хотя непривычное волнение зашкаливало, отойти к стене, подальше от сердитого мужчины я не посмела.
Герман же смотрел на меня строго, как на провинившегося ребенка, которого собирался поставить в угол или отшлепать. Его руки были напряжены так, что жилы на предплечьях выглядели словно канаты, а мышцы под рубашкой поло перекатывались, вселяя страх.
Спускать с рук мое вранье он был не намерен.
В следующую секунду раскаяние залило мои щеки, и я сама, до конца не осознавая своих действий, легонько коснулась запястья мужчины. В надежде разрядить накаленную обстановку провела подушечкой пальца по пульсирующей вене. Герман явно злился и вестись на мои успокаивающие поглаживания не собирался.
— Ты хоть понимаешь все риски? — снова вспыхнул Герман, но руку не высвободил. — Понимаешь к чему может привести безрассудство?
Мы так и продолжали стоять посреди больничного коридора, не сделав и шагу от дверей кабинета. Жгучие глаза прожигали во мне дыру, но я не ощущала неловкость. Мне вдруг стало обидно, что он смел меня отчитывать. Будто я и правда его жена. Или халатно отношусь к собственному здоровью.
Ни то, ни другое не было правдой. То что он сегодня в очередной раз заявил в кабинете врача, что является моим мужем и отцом ребенка, абсолютно не давало ему права меня ругать.
— Понимаю, — деловито цокнула языком. — И делаю все для того, чтобы свести к минимуму нехорошие последствия.
— Нехорошие? — хмуро свел брови и наклонился ко мне ближе.
И куда только делся уравновешенный мужчина? Сейчас на его скулах беспокойно ходили желваки, делая Германа внешне еще строже. Его горячее дыхание опаляло мой лоб, а я начинала задыхаться от непозволительной близости.
— Ты рискуешь своим сердцем и состоянием малыша. Ты принимаешь гипотензивные препараты. И я очень надеюсь, — буквально протянул короткую фразу. — Что ты делаешь это под контролем и с ежедневным измерением давления. А еще ты лжешь, что анализы врут и чувствуешь себя хорошо. Когда ты делала последний раз УЗИ сердца?
Я нервно закусила губу. Конечно, скрывать теперь что-либо было глупо, ведь Герман все сделал, как обещал.
Он присутствовал со мной на приеме у врача. Задавал всевозможные вопросы, не давая мне даже рта раскрыть. Лишь единожды, дав возможность назвать «лжевитамины» истинным названием. Поинтересовался применяемыми мной таблетками, искренне,