страшно вздулись вены, длинные пальцы рвали на шее несуществующий галстук.
Оцепеневшая от испуга, Наталья Ивановна, смотрела, как он заваливается на бок. Силясь пошевелиться, она лишь чуть ослабила пальцы, медный кувшин грохнулся на пол, и вода, нарушая все законы физики, поползла, как живая в сторону старухи. Жуткое зрелище открылось взору перепуганной женщины.
Изваяние не представлялось более, каменным, все лицо ее пришло в движение. Нос каким-то образом удлинился, огромной сине-красной сливой прикрыл рот, на месте которого образовалась щель, и из этой щели выползали заклинания на тарабарском языке – «Маравооо-меронг – анннндао – таммм, и эти слова, стекая по подбородку, вместе со слюной, капали на пол. Завороженная этим зрелищем, Наталья Ивановна повинуясь инстинкту, подняла взгляд выше, туда, где обычно находились глаза, и увидела два бездонных черных блюдца обращенных прямо на нее, они стремительно увеличивали свой размер, намереваясь поглотить избу и всех ее обитателей. Наталья Ивановна вдруг почувствовала, что у нее нет ног, вернее вместо ног две тяжеленные, рядом стоящие тумбы, она глянула вниз и увидела центр земли и раскаленную огненную массу, которая устремилась вверх, как будто обрадовалась, что для нее нашелся выход.
Пытаясь сдвинуться с места, Наталья Ивановна хотела крикнуть, позвать на помощь, но не смогла издать, ни звука. А огненная лавина все приближалась, а на пути – самое незащищенное место у женщины, и вот уже пламя лижет внутреннюю поверхность бедер, проникает, вовнутрь обжигая все на своем пути, и вот вместо крови по венам побежало раскаленное золото, и сердце толчками вталкивает его в мозг, и он плавится…
Сама собой голова Натальи Ивановны запрокинулась, руки терзали прекрасное творение парикмахера, еще одна попытка сделать выдох увенчалась успехом, и, дикий, полный страха и ужаса крик пронесся от потолка к стенам, пытаясь вырваться из избы. Но вот сознание оставило ее, она попятилась и упала навзничь, едва не задев головой кровать, где неподвижно, с широко раскрытыми глазами лежала девочка.
И зазвенела тишина в избе, кошачьи глазки настенных «ходиков», удивленно застыли, скосившись на происходящее, Никита, так же бездыханный, скрючился на полу, старуха стояла, словно сухое древо источенное временем с растрепанными волосами, с растопыренными пальцами, все так же рассматривая что-то внутри себя.
– «Омма… омма»… послышалось со стороны кровати.
Первая очнулась Опера. Судорожно вдохнув, удивленно посмотрела на свои дрожащие руки, с которых еще сочилась энергия, словно с корнями вырывая вросшие в пол валенки, подтащилась к девочке и в изнеможении упала на колени.
– «Все хорошо милая, «не ссаель, аги9».
Дрожащим слабым голосом шептала бабка.
– Этого больше не повторится, никогда, слышишь, никогда, никому я тебя не отдам, маленькая моя, хорошая, просто я с роду «этого» не делала, не было нужды, вот силы-то и не подрасчитала…
– Ты, видишь, ты, слышишь? Я вернула нашу девочку, и никому не дам ее в обиду. Все будет хорошо, все будет хорошо,– обращаясь к портрету на стене, шептала Опера – и тебя отыщу, ты только дождись меня, дождись меня…
Она смотрела на акварель восточной красавицы в желтом ханбоке, что любовно выписывала сто лет назад его рука.
– Ненаглядный мой, желанный, где ты??? Посмотри, что стало с твоей любимой «иппун».
Внезапно, по всему телу Оперы, пробежала судорога, и душа, с последним выдохом, устремилась ввысь.
Одряхлевшие члены потеряли старческую неповоротливость, она вдохнула полной грудью, без свиста и кашля, легко и свободно взмахнула руками, словно птица, вырвавшаяся из клетки.
– Я иду! Прими, я умоляю, и не отпускай, обессилевшую Оленьку, истраченную, истерзанную от вечных поисков.
Назови, как прежде называл – «иппун10, мама Чан Ми», позволь воссоединиться с тобой навсегда.
Она уже чувствовала его теплую ладонь, что скользила по волосам, опускаясь к плечу.
Еще немного, и он обнимет ее как тогда, впервые, на Кавказе…
Она уже почти восстановила, его образ в своей памяти.
Еще самую малость, и они встретятся, и, теперь уже навсегда.
Но вот, давление на голову усилилось, стало жестким, непримиримым, и она полетела обратно, вниз.
– Нет, Лиён, нет!!! – Отчаянно закричала Оленька – Лиён!!!
Она медленно приходила в себя, опять навалилась тяжесть физического тела, которое сотрясал холодный озноб. – Не хочу, не хочу, – что-то липко сопротивлялось внутри, отторгая эту немощь.
И, вдруг, она почувствовала теплую ладошку Чан Ми на своей плешивой макушке.
Зеленые, раскосые глазёнки лучились благостью.
– Мама…
Она схватила ручку девочки, прижала ее к губам, и скупые старческие слезы бесследно исчезали в ее глубоких морщинах, смывая тлен.
Глава 9.
«Все в природе вещей». Избушка в лесу 2007 год.
Никита Николаевич был прав в своих догадках. Воспоминание о потерянном ребенке навсегда поселилось в ее сердце незаживающей раной. Не уберегла, не уследила, не просчитала последствия. Ну, что делать, ей было всего двадцать пять, ОН звал ее «Иппун», что значит – красавица, да, она знала за собой такую особенность. Но как он ей это говорил! Ни один мужчина ни до ни после него, не вызывал в ней такую бурю эмоций. А еще в ней была сила, этот проклятый дар небес и, казалось, что весь мир принадлежит ей и только ей безраздельно, включая их маленькую дочь, которая как, оказалось, одинаково любила и маму и папу.
Все когда-то случается впервые. Уговоры, мольбы, слезы, угрозы, ничего не помогало. Нашла, как говорится, коса на камень, характер на характер. А всего-то – надо было отождествиться с ним, глянуть на ситуацию с его стороны. И его понять, ведь он любящий отец, да и законы на его родине отличаются от наших поконов.
«Красота без ума пуста», и не было на тот момент рядом ни понимающей мамы, ни мудрой бабушки, чтобы подсказать, научить уму-разуму.
Красоту женщины во все времена воспевали великие поэты, музыканты, драматурги, и все они писали о гармоничном и прекрасном создании природы, о женщине. Но цельный, идеально развитый человек, телом и духом, бывает только в сказках. Чтобы стать таковым, мы можем лишь стремиться к возможно, придуманному, или навеянному, теми же художниками кристально чистому образу. Человек слаб, по своей сути, и, чтобы достичь желаемого, надо много трудиться над собой, а тут еще и лень-матушка, которая, говорят, родилась раньше человека.
Сколько раз, за всю ее долгую жизнь, к ней в избушку являлись эдакие, красавицы, с воображаемой короной на голове. А в глазах, нет, не пустота, там четко светится, как бы не прогадать, как бы подороже, себя продать, этот вечно медово-ищущий взгляд, невинной смиренницы.
Но вот «красавица», нашла себе «жертву», мужа или любовника. И, превращает его в безвольную тряпку, терроризируя, требуя, ну, как же, она королева, и ей все должны. А как только «жертва», в буквальном смысле лишившаяся своей энергии, пытается сбежать, вот тут – то, эти несчастные,